— Да, кажется, все так и было… — Скалбе не договорил, потому что открылась дверь и в комнату вошли двое рабочих в фирменных костюмах. Они что-то сказали Скалбе, тот начал им объяснять. Рабочие слушали молча, но было заметно, что один из них не согласен. Он попытался возражать, однако Скалбе перебил его, жестко заявив, что нужно делать именно так. Рабочие вышли. Дронго подумал, что им просто не дадут здесь нормально поговорить. Андрей снова извинился.
— И что было потом? — спросил Дронго, возвращая своего собеседника к событиям одиннадцатилетней давности.
— Потом Рябов позвал соседей, а Ингрида позвонила в полицию, — вспомнил Скалбе. — Она еще выбежала из дома и позвала офицеров полиции, которые дежурили у нашего дома.
— Вы их видели ночью?
— Конечно. Они стояли недалеко от нашего дома.
— Я разговаривал с Эриком Тууликом, одним из тех полицейских, которые дежурили в ту ночь. Они получили конкретное задание следить за вашим домом.
— Да, мы знали об этом. У одного из наших жильцов были свои личные пристрастия, и в полиции об этом узнали. Тогда вообще ходили разговоры о том, что в городе готовят кассеты с малолетними детьми. Но у нас ничего такого никогда не было. Я работал там столько лет, и ни один ребенок к нам никогда не приходил. Это абсолютно точно. В нашем доме были только дети тех, кто у нас жил. Рябов тоже ничего такого не видел. Мы узнали бы об этом первыми.
— Вы дежурили целые сутки. Никто из посторонних в дом не входил?
— Гости были, но они все ушли. Я помню, что все гости ушли. Мы за этим следили.
— Вы отмечали гостей, которые приходили к вам в дом?
— Нет, конечно. Но каждого проверяли. Спрашивали, куда и зачем он идет. И пока не получали подтверждение, никого не пропускали.
— И все пришедшие потом ушли?
— Кажется, да. Но за тем, как они уходили, мы уже не так следили. Согласитесь, что это уже не наша обязанность. Консьерж обеспечивает безопасность и покой хозяев до того предела, пока они сами этого хотят. Мы впускаем гостей только с согласия хозяев, но потом они сами решают, когда им выставлять этих гостей. Это уже было не наше дело.
— А вы не можете вспомнить, кто именно и к кому приходил в тот день?
— Конечно, нет, — ответил Андрей, — прошло столько лет.
Снова позвонил телефон, и он снова взял трубку.
— Мог кто-то из гостей войти в дом и потом из него не выйти? — задал вопрос Дронго.
— Теоретически, думаю, да. В тот вечер, за день до убийства, на третьем этаже отмечали рождение внука. Было много народа, человек пятнадцать или двадцать. Я мог кого-то не заметить: не тогда, когда он входил, а когда уходил. Тем более что они выходили целой толпой, и я их, конечно, не считал.
Дронго нахмурился. Про день рождения ему еще никто не сообщал. Очевидно, решив, что это не важно.
— В доме всего восемь квартир, — напомнил он. — Вы не помните, у кого отмечали рождение внука?
— Конечно, помню. На третьем этаже. Там жил банкир Леонидов с семьей. Это у него родился внук, и он пригласил к себе столько гостей. Его дочь и сейчас живет в этом доме.
— Леонидов, — задумчиво произнес Дронго, — сколько ему было лет?
— Тогда лет пятьдесят. Его дочь вышла замуж и родила ему внука. Тогда он очень шумно отмечал его рождение и, конечно, представить себе не мог своей дальнейшей судьбы.
— Что с ним случилось?
— Спустя четыре года его убили. Нет, через пять. Как раз в Москве был дефолт, а банк Леонидова работал с российскими поставками. Это какая-то темная история. Его застрелили прямо в центре Риги, а убийц, говорят, до сих пор не нашли. А сын Леонидова стал руководителем банка вместо отца.
— Его застрелили в девяносто восьмом? — уточнил Дронго.
— Да, в конце девяносто восьмого.
Дронго хотел задать следующий вопрос, но в комнату опять вошли посторонние люди, и ему пришлось замолчать. На этот раз разговор шел несколько минут. Когда посторонние вышли, Скалбе растерянно развел руками, как бы извинясь.
— Я хотел у вас спросить насчет этого банкира, — сказал Дронго.
— Какого банкира? — Андрею трудно было переключить свое внимание.
— Леонидова, — напомнил Дронго, — вы говорили, что на третьем этаже жил банкир, которого потом застрелили.
— Правильно. Его потом застрелили.
— Как вы считаете, он не мог иметь никакого отношения к самоубийству Арманда Краулиня? Ведь Арманд как раз ждал письма из банка. Возможно, это самоубийство было связано с последующим убийством Леонидова?
— Не думаю. По-моему, они даже не были толком знакомы. Леонидовы вселились в начале девяносто второго, когда Арманд Краулинь там уже не жил. А в девяносто третьем он решил сделать ремонт в квартире своего отца и вывез оттуда почти всю мебель, которую можно было вывезти. Кроме самых массивных вещей. Они остались в квартире. Там работала целая бригада строителей.
— Его сосед по лестничной клетке был строителем, — вспомнил Дронго. — Там работала бригада этого Березкина?
— Нет. Это была частная бригада. Березкин тогда работал совсем по другому профилю. Арманд оставлял нам запасные ключи для рабочих.
— Рябов говорил мне, что в квартире Краулиня сильно пахло краской, когда они туда вошли. Почему же рабочие не оставили окна открытыми? Ведь запах краски улетучился бы быстрее.
— Окна? — вспомнил Андрей и нахмурился. — Окна были открыты, — сказал он после недолгого колебания.
— Окна были закрыты, — возразил Дронго, — на это обратили внимание все вошедшие в квартиру. Во-первых, запах краски, а во-вторых, это обстоятельство должно было быть указано в протоколах осмотра места происшествия.
— Не знаю, — было заметно, что Андрей вспоминает, — но рабочие оставили окна открытыми, это я помню абсолютно точно. Они еще выбрасывали из окон большой картон. Я стоял на улице и видел.
— Но кто-то закрыл окна, — тихо произнес Дронго, — кто-то другой вошел в квартиру и закрыл окна.
— Может, сам Арманд Краулинь? — предположил Скалбе.
— Нет, — мрачно отрезал Дронго, — когда Краулинь вошел в квартиру, окна еще были открыты. Рябов не обратил внимания на окна, он сидел в своей будке. Офицеры, находившиеся в автомобиле, тоже не видели, кто и когда закрывал окна. Это сделал убийца, который вошел следом за Армандом.
— Для чего?
— Думаю, чтобы не было слышно шума.
— Шум был бы в любом случае, — возразил Скалбе, — вы не видели Арманда Краулиня, а я его видел. Это был плотный, сильный мужчина. Один человек с ним не справился бы. Никогда не справился бы. Нужны были двое или трое мужчин, чтобы его повесить.
— Он повесился в угловой комнате, выходящей окнами во двор, — напомнил Дронго. — Там был крюк от люстры. Чтобы достать до этого крюка, он должен был встать на табуретку. В комнате была табуретка?
— Я знаю, что была. Мне об этом Рябов говорил, но меня туда не пустили. Один человек все равно не справился бы с Армандом, это абсолютно точно. И еще записку нашли на столе, об этом тоже говорили.
— Да, я знаю. — Дронго хотел задать следующий вопрос, но опять зазвонил телефон. Это было уже выше всяких сил. Пришлось терпеливо ждать, пока Скалбе закончит разговор, но в этот момент позвонил другой аппарат — внутренней связи. Продолжения разговора пришлось ждать еще две минуты.
— Видите, что происходит? — пожаловался Скалбе, покончив с телефонными разговорами. — У нас такой аврал.
— Я сейчас уйду, — пообещал Дронго, — только два последних вопроса. Арманд приезжал в дом за день до самоубийства, когда вы дежурили?
— Да, приезжал. Он хотел посмотреть, как работают мастера. Да, он был в доме и уехал минут через сорок. Я это точно помню, меня об этом и следователь спрашивал.
— И второй вопрос. В тот день вы передали ключи мастерам. Как вы думаете, они не могли сделать копию? Может, вы кому-то еще давали ключи?
— Нет. Никому. Рабочие брали ключи и возвращали их обратно. Насчет копии не знаю. Но мастера были хорошие, местные ребята. Их было трое. Я их потом в городе часто встречал, очень хорошие специалисты.
— Спасибо, — поднялся Дронго, — вы мне очень помогли. И извините меня, что я не давал вам нормально работать.
— Ничего, — улыбнулся Андрей Скалбе, поднимаясь, — мы рабочие люди, у нас всегда так. — Он крепко пожал руку Дронго, а когда тот уже выходил, добавил: — Я хотел вам сказать про Арманда Краулиня. Он был настоящим человеком. Я таких мало в своей жизни встречал. Может, у него срыв был нервный или его довели. Только мы его все очень уважали. Он был настоящим, не фальшивым. Вы меня понимаете?
— Да. Спасибо вам. И до свидания.
Всю обратную дорогу Дронго снова молчал. Челноков испуганно косился на него, но не решался нарушить это тяжелое молчание. И лишь когда они проезжали мимо Тукумса, предложил водителю съехать с трассы и где-нибудь остановиться, чтобы они могли пообедать. За столом Дронго по-прежнему молчал. Ояр отказался от спиртного, и Дронго заказал немного водки для себя и Челнокова. Хотя водку он почти никогда не пил. Попросив принести лимон, разрезанный пополам, Дронго выжал его в свою рюмку, затем, подняв ее, предложил:
— Помянем Арманда Краулиня, — и, не чокаясь, выпил.
Челноков последовал его примеру, не понимая, что происходит. В Ригу они вернулись около четырех часов дня.
Когда Дронго, попрощавшись со своими спутниками, вышел из автомобиля, Челноков не удержался и спросил:
— Оружие брать не будете?
— Не буду, — ответил он, — я полагаю, что можно обойтись без него. Во всяком случае пока.
Глава 16
Когда Дронго поднялся в свой номер, портье доложил по телефону, что Дронго несколько раз звонили разные женщины и все просили его перезвонить.
— Диктуйте, — попросил он, придвинув к себе блокнот и взяв ручку.
— Два раза звонила госпожа Краулинь, — сообщил портье, — один раз госпожа Фешукова и три раза журналистка Делчева. Вы записали?
— Конечно. И больше никто?
— Больше никто. Только женщины, — не удержался от комментария молодой портье.