Сегодня же день рождения Чижика! Ему исполняется шестнадцать. Если бы я была дома, то закрыла бы аптеку и мы пошли бы гулять. В прошлом году мама приготовила нам вкусной еды, и мы устроили пикник на часовой башне Дженна. Чижик умел видеть красоту, любил о ней поговорить и великолепно знал Дженн. Мы сидели на подоконнике узкого окна, ели и болтали.
Теперь, с новой точки зрения, я заметила, как мы похожи: оба любили и умели есть аккуратно, но были рады, что мама сунула в корзинку с провизией запасные салфетки, обоим нравился контраст между прямыми улицами Дженна и буйной природой за его окраинами.
Настроение у нас, по крайней мере у меня, не было романтическим – нам просто нравилось общество друг друга. Я очень дорожила этим воспоминанием. У Чижика, более общительного, чем я, было много друзей, а у меня – только больные и бывшие больные. С кем он решил провести сегодняшний день – с кем-то из приятелей? Навещал ли он маму хоть раз с тех пор, как мы расстались? Конечно навещал. Он же добрый. Я надеялась, что в день рождения у него не случится ни мигрень, ни несварение.
Я надеялась, что он не забыл меня.
Куда запропастились ССахлУУ и ААнг?
Уже после полудня я наконец различила их в тумане, вечно стоявшем над Топями: две массивные квадратные фигуры по обе стороны от третьей, более изящной. Я напряженно замерла, едва дыша, у меня даже кости загудели от предвкушения. «Иди, иди сюда, человечек. Научи меня всему, что я должна знать».
Очертания фигур постепенно прояснились… и оказалось, что это господин Питер, все такой же неотразимый, согнувшийся под тяжестью седельных сумок.
Глава девятая
При виде меня господин Питер положил свои пожитки, улыбнулся, будто мы с ним были закадычные друзья, и снова изящно поклонился.
– Вот мы и встретились снова… э-э… – Он бросил попытки вспомнить, как меня зовут. – Госпожа целительница.
Обидно, что он забыл.
– Госпожа Эви. – Я повернулась к ССахлУУ и ААнг. – Дайте попробовать.
Ужас, переполнявший господина Питера, мгновенно раздулся, как воздушный шар. Пленник бросился бежать. Я протянула руку и перехватила его.
– Тебе нечего бояться. – Я постаралась говорить как можно нежнее. – Это же я.
Я проверила, окружен ли его страх той оболочкой, о которой говорил ССахлУУ. Ой, да. Я попыталась ее укрепить.
– Я тебе ничего плохого не сделаю.
Ужас ничуть не унялся. Господин Питер сглотнул, попытался выдавить что-то, снова сглотнул. Глаза у него полезли на лоб, что не пошло на пользу красоте.
Я оглянулась. Остальные ощерили на него клыки – потешались за мой счет. Я сделала вид, что сейчас брошусь на них, и дернула господина Питера за собой.
Они все разом попятились и расхохотались.
– Прошу прощения! Господин Питер, вам не больно?
Если бы я случайно вывихнула ему плечо, можно было бы вправить.
Нет ответа. Взгляд у него остекленел. Я покрутила его руку и не ощутила никакой боли, только страх…
…И этот страх пробудил во мне огрскую ярость. Да как он смеет бояться, когда я желаю ему только добра?! Мне же ничего не стоит взять и вывихнуть ему руку, а потом вылечить его. Тогда он поймет, что небезразличен мне.
Тьфу! О чем я только думаю?
Я привела его к границе участка, легонько надавила ему на плечи, чтобы он сел, и опустилась на корточки рядом с ним, боком к банде, чтобы держать их в поле зрения. Они вернулись к прежним занятиям – жевали полоски сушеного мяса, медленно, чтобы растянуть удовольствие.
– Здравствуй.
Я попыталась изобразить очаровательную улыбку.
Его страх не уменьшился.
ССахлУУ, держась на почтительном расстоянии, по-огрски подсказал мне, будто учитель – ученице:
– Скажи ему, что хочешь, чтобы он был счастлив.
Я послушалась. Господин Питер только дернулся в сторону.
– Я никому не позволю тебя есть. Они ведь тебя не съели, сам посуди. А в обычных обстоятельствах ты уже был бы у них в желудках.
У него все-таки сохранились остатки здравого смысла, и он меня понял. Я ощутила, как логика возобладала, а страх чуточку утих.
– У тебя получается, – отметил ССахлУУ по-огрски. – СзЭЭ эММонг ААх форнс.
– В каком-то смысле, – добавил ЭЭнс, тоже по-огрски. – Не как мы. Но очень хорошо! – добавил он полушепотом.
А я хотела научиться, как они, – быстро и надежно.
Остаток дня я посвятила опытам. Говорила тише, громче, выше, ниже, напевно и отрывисто. Заставила ССахлУУ и ЭЭнса показать, как надо, и подражала им. Как по мне, идеально только у них получалось, а у меня нет.
Настал вечер. В конце концов господин Питер немного расслабился, но не благодаря моим стараниям. А я окончательно рассвирепела. Конечно, он не был виноват в том, что у меня ничего не вышло, зато становился съедобнее с каждой минутой. Успокоили меня только три полоски сушеного мяса.
Ночью я наворовала еще мяса и весь следующий день – мой двадцатый – упражнялась в зЭЭне.
Господин Питер уже совсем перестал меня бояться и лишь слегка опасался остальной банды. К полудню он спросил, почему мы его не съели.
– Я что, слишком жилистый?
Мы рассмеялись.
– Тощий – это да, но уж точно не жилистый, – усмехнулась я. Или это я кокетничаю?
– Напугай его, – велел ЭЭнс. – ЗЭЭн или успокаивает, или пугает.
Но я и этого не смогла.
Но не сдавалась. Я была уверена, что не трачу впустую драгоценное время. У господина Питера было все: ум, чувство юмора, здоровье. В его присутствии у меня постоянно бежали мурашки. Но добрый ли он? А вдруг я уже влюбилась? Сумею ли подать себя с выгодной стороны и понравиться ему даже в таком обличье? Кажется, мне уже удается его рассмешить.
На третье утро после его появления я попросила господина Питера показать товары.
Все столпились вокруг, а он вытащил из седельной сумки кусок полотна и расстелил на земле, а потом достал свои припасы.
До чего же он ловкий! Ткани и одежда будто сами собой разворачивались так, чтобы предстать во всей красе. Украшения он разложил одним движением: вот только что это была бесформенная груда, а потом – раз! – и прямо выставка. И улыбнулся, заметив мое удивление.
Я снова увидела кастрюльку, миски, прочие кухонные и столовые принадлежности, ту самую рапиру в ножнах, флейту и три пары башмаков.
Господин Питер стоял рядом со мной у края полотна. От его близости у меня в животе разверзлась пропасть. Голод? Да, но не только: еще и мучительное притяжение.
– У меня есть еще кое-что. – Он понизил голос для пущей театральности. – Ну что, показать?
– Пожалуйста! – Я едва дышала.
Господин Питер запустил руку поглубже во вторую седельную сумку – ту, где держал бумаги.
– Это настоящее сокровище. Я берегу его отдельно для сохранности.
И он достал что-то продолговатое, обернутое в мешковину.
Почему-то у меня встала дыбом вся шерсть. Я почувствовала, как напряглась остальная банда.
Господин Питер расчистил место на полотне под новый товар и развернул его.
Драконий зуб! Оранжевый, с мою руку длиной, и кончик острее, чем у меча!
Я мигом присела – как и все. Мне стало жарко. Уши запылали.
Мы разом закричали:
– Ак-нак! ЗуЗЗ!
Меня обуяла такая ярость, что я готова была убить кого-нибудь – кого угодно.
Все вокруг обливались потом, клыки оскалились в бешеной гримасе.
Господин Питер бросился бежать. Я шагнула за ним…
И тут верх взяла моя человеческая сторона. Я развернулась, дрожащими руками закутала зуб в мешковину и спрятала в сумку. Шерсть тут же улеглась. Мне стало прохладно.
Господин Питер! Я кинулась следом за бандой.
Но они и так уже возвращались. Господин Питер, снова под воздействием зЭЭна, брел в кольце огров.
– Где он? – свирепо спросил у меня ШаММ по-огрски.
– Я его спрятала. Только не ешьте пленника! – Я бросилась к мешку, где держала полоски сушеного мяса, и вытащила четыре куска.
Подношение умилостивило ШаММа, и он только пожал плечами. Господин Питер вернулся к своим товарам. Остальные, похоже, перестали его зЭЭнить: я почувствовала его испуг.
– Госпожа Эви, почему вы присели и стали такие страшные?
– Да, почему? – спросила я у ССахлУУ и ЭЭнса по-киррийски, чтобы господин Питер тоже понял. И ощутила, как он удивился, что я не знаю.
– Тебе что, нравятся драконы? – отозвался ССахлУУ, тоже по-киррийски.
Нет! Я их ненавижу, презираю, терпеть не могу!
Человеческая половина этого не понимала. Ну да, драконы опасные, но они, в отличие от огров, не охотятся на людей. И без них не было бы никакой пурпурины.
– Они нападают на огров?
– Теперь уже нет. У них есть Пики – есть где жить – и великанские земли – есть где охотиться. – ЭЭнс расправил плечи и выпятил грудь. – А все остальное наше!
ССахлУУ тоже выпрямился во весь рост:
– Мы считаем, что когда-то давным-давно была война. И огры победили.
– А драконы погибли, – добавил ЭЭнс.
– Их даже есть нельзя! – ССахлУУ сплюнул. – Застревают в горле.
– Вязкие, – пояснил ЭЭнс. – Но мы еще дадим им бой.
– Потрясающе, – вполголоса проговорил господин Питер, но у огров острый слух, и они все слышали.
– А что означают эти слова? – спросила я. – Ну, ак-нак, зуЗЗ.
– Не знаю. – ЭЭнс взял полоску мяса. – Есть такие слова, которые мы не понимаем.
– А это где-то записано? – спросила я по-прежнему на киррийском. Неужели у огров есть письменность?
ЭЭнс обмяк и снова безобразно ссутулился:
– Нет, конечно, тупая ты кобыла!
Я сжала кулаки:
– Не смей так говорить!
Мне стало стыдно, что господин Питер слышал, как называют меня огры.
А ЭЭнс только рассмеялся.
Однако ССахлУУ добавил:
– По-моему, эти слова – начало заклинания. Но дальше я не помню!
Он поднял ладонь, чтобы его больше ни о чем не спрашивали. А потом выхватил у ЭЭнса кусок мяса, хотя мог бы взять себе из мешка.
Они покатились по земле. А я все думала, как так вышло, что слова «ак-нак, зуЗЗ» сами вырвались у меня, а больше ничего в голову не пришло.