Беги!
Оставив мясо? Ни за что!
Я с огрским проворством вцепилась старику в локоть, подтянула к себе, вырвала у него грабли и швырнула на землю. Свободной рукой схватила сушеное мясо, много, и напихала за пазуху себе и старику. И просипела без всякого меда – все равно не получится:
– Хотите снова увидеть своего друга, а не его косточки? Тогда не гонитесь за мной еще два часа.
– Не трогай хозяина! – закричала девочка.
Храбрая.
– Мы тебя еще найдем, – процедил тощий.
– Делайте, как он велит, – произнес мой пленник, хозяин усадьбы. – Дайте ему два часа. Со мной все будет хорошо.
Он?! Ему?! Этот болван даже не понял, что я девушка!
Я разъярилась, но только попятилась, держа пленника перед собой лицом к остальным. Выскочила за дверь, взвалила его на спину и помчалась по дороге в сторону Топей. Дождь еще только собирался.
Господин Питер, мы снова увидимся.
Старик изо всех сил отворачивался от меня. Я вспомнила, как жутко воняю. А от него пахло сочным мясцом.
Я думала, он перепугается до полусмерти, но нет. И мой зЭЭн на него больше не действовал: я не ощущала никакой притупленности чувств, никакой плотной горошины ужаса. Нет, этот старик напряженно размышлял и сгорал от любопытства.
– По-моему, ты меня не съешь, – сказал он. – А что, твои любимые цветы и правда розы?
– Да, они красивые. А так лаванда гораздо полезнее.
Он замолчал. Я вытащила у него из-за пазухи кусок сушеного мяса и исхитрилась сжевать его прямо на бегу. Голод притупился, и теперь я уже не то чтобы мечтала сожрать пленника, просто была бы не прочь.
Когда мне его отпустить? Пробежала я уже мили три. Если пойдет дождь, он промокнет. Ночи теперь холодные. Еще простынет, а это может привести к лихорадке. Меня рядом не будет – лечить его некому. Мало ли какие у него знахари. Не хочу, чтобы он умер.
Я остановилась, поставила его на землю и забрала сушеное мясо, которое засунула ему под рубашку.
– Тот, другой, по-моему, ваш работник, он слишком худой. – Я замотала головой. – Не в том смысле, что я таких не ем! Я не это имею в виду. Таких, как он, преследуют болезни. Велите ему пить овечье молоко с имбирем. Я умею врачевать, – добавила я.
– Это была самая невероятная ночь в моей жизни. – Старик глубоко вздохнул. – Лучше бы тебе бросить воровство.
Я не могу!
Тут меня осенило. Банда мне больше не нужна.
– Я постараюсь воровать пореже.
Ведь придется кормить только нас с господином Питером.
– Теперь, – старик приподнял брови, – раз мы знаем, что ты огр, хотя и со странностями, тебя убьют, по крайней мере постараются, и я ничего не смогу поделать. Мои слуги уже послали за помощью, но сегодня я никого не отпущу за тобой в погоню.
– Спасибо.
Если хоть чуточку повезет, недолго мне осталось быть огром.
– Прощай! – крикнул он мне вслед.
Я снова пустилась бежать, но оказалось, что от усталости не могу даже рысить. Сил мне не хватало даже на то, чтобы просто идти. Я свернула с дороги и прилегла за дубом.
Наконец разразился дождь.
Счастье сделало мой сон крепким. Мне не помешал даже ливень, и слаще я не высыпалась с тех пор, как в моей жизни появилась Люсинда. Одежда промокла, но день был солнечный, и вскоре я высохла. На бегу я угощалась сушеным мясом из ночной добычи.
Я вернулась в Топи после полудня на двадцать четвертый день в обличье огра. Возле дома царила непривычная тишина. Я вдруг поняла, что не слышу ни рычания, ни стука от соударения тел. Неужели в банде такой же мир и покой, как и у меня в душе?
Нет! Тихо бывает, только когда они…
– Господин Питер!
Я ринулась туда.
– Любовь моя!
Огры услышали меня и подняли головы от добычи…
…И это был не господин Питер.
Молоденькая великанша, еще живая, еще под властью зЭЭна, вся в крови, но пока что только слегка покусанная, улыбнулась мне.
– Оооайаагик (гудок).
«Добро пожаловать».
ССахлУУ посмотрел на меня:
– А мы думали, ты уже не вернешься, красивая кобыла.
– Я соскучилась по великаньему мясу, – заявила ААнг. – Нет ничего нежнее.
И снова приступила к трапезе.
Вместе с остальными ограми, а зЭЭнили они по очереди.
– Опомнись! – закричала я великанше. – Беги!
Даже если она не понимает по-киррийски, мой тон разрушит зЭЭн.
Где же господин Питер? Неужели они его уже сожрали? Свежих костей нигде не виднелось. Товары господина Питера были разбросаны по земле. Вот ложки и лопатки, которым предстояло стать моим ожерельем. Вот его рапира.
Великанша села и сбросила с себя двоих из банды. ААнг впилась зубами ей в ногу и повисла, как еж на барсуке. ШаММ опять начал зЭЭнить. Лицо у великанши разгладилось. Огры ели.
Теперь она и вправду теряет кровь.
Я разъярилась, как никогда в жизни, и забыла обо всем.
Но тут вмешалась человеческая сторона.
– Сушеное мясо! – Я бросилась к ограм и замахала полосками мяса прямо у них под носом. Огры оттолкнули меня, хотя ССахлУУ подвинулся, чтобы и мне нашлось местечко у живота добычи. Те двое, кого великанша стряхнула, тоже вернулись к еде.
Я взревела, схватила рапиру и выдернула из ножен. Хотят убить великаншу – пусть сначала убьют меня. Или уж я их.
От моего рева великанша очнулась и приподнялась на локте.
– Беги! – завопила я.
Если она еще может.
Первой будет ААнг. Целитель точно знает, куда бить наверняка, и я всадила клинок ей в основание черепа. Она повалилась ничком.
ССахлУУ вскинул голову. Чтобы успокоить его, я улыбнулась, а потом пронзила его глаз. Голубой. ССахлУУ рухнул на бок.
Кто-то схватил меня за руку и дернул в сторону. Я полоснула его. ЭЭнс взвыл от боли, отпрыгнул и присел в боевую стойку передо мной, его бок заливала кровь.
Они все были готовы броситься на меня – все четверо оставшихся. Губы ШаММа шевельнулись, но я не слышала его из-за собственных воплей. Выставила перед собой рапиру и покачала из стороны в сторону:
– Отпустите зверя!
Какой же это зверь?!
– Отпустите ее! Великаншу! Великанша, беги!
Банда разом накинулась на меня. Я наугад ткнула рапирой. ШаММ застонал. Тогда все навалились на меня. Кто-то укусил меня за плечо. Я выпустила рапиру, но вырывалась, билась – и не могла высвободиться. На этот раз мне не удастся выгадать время за счет больного зуба ААнг. Только бы великанша успела убежать.
Мама и Чижик никогда не узнают, что со мной сталось.
Глава тринадцатая
Потом они куда-то делись. Я открыла глаза. ИЗЗ и ФФанУУн растянулись на земле возле меня, лица у них посинели.
Но ЭЭнс и окровавленный ШаММ опять набросились на великаншу и зЭЭнили ее между укусами. Я взвыла – и ее руки мигом стиснули обоим шеи, надавили и отшвырнули прочь.
– Ууэээтааатии (писк) обобии аййиии.
«Я друг».
Оставалось надеяться, что она понимает по-киррийски: на этом запас слов на абдеджи у меня, считай, закончился.
– Спасибо, – произнесла великанша по-киррийски, тщательно подбирая слова. – Ты меня спасла.
– Еще нет.
Она была вся изранена и в крови. К счастью, сильных кровотечений не было, но укусы огров ядовиты и даже опаснее царапин, а ей досталось и того и другого. Если ее не лечить, она обречена. У меня отовсюду кровило, но огрские укусы и царапины самим ограм не страшны, если не слишком глубокие. Я пошла за сумкой.
Хорошо, что я не израсходовала пурпурину на ААнг.
Которую я убила.
Об этом мне сейчас не следовало думать.
Я принесла сумку и вытряхнула все ее содержимое.
Великанша попятилась. Я ощутила ее великанский ужас. Срочно зЭЭнить! И оболочка вокруг ее страха была толще, чем у людей. Я добавила меда в голос:
– Я не сделаю тебе ничего плохого. Я ведь уже помогла тебе, правда?
Она кивнула, лицо у нее разгладилось, оболочка стала еще толще. Я продолжала ее зЭЭнить. Как всегда, объяснила больной, что буду делать. При этом я боялась, что мне катастрофически не хватит бинтов.
Ну почему, почему я не подготовилась к лечению раненого великана, ведь я только что оставила в Дженне Аидиу?
– Достаточно одной капли пурпурины, – твердила я и ей, и себе. И не только чтобы не забыть о главном лекарстве, но и чтобы не пускать в голову мысли о моей перебитой банде и моем господине Питере, который, скорее всего, тоже уже мертв.
Пурпурины хватило только на то, чтобы капнуть по капле на каждую рану, после чего осталось капли две – не больше. Бинтов хватило, чтобы перевязать одну ее ногу. Я делала свое дело – и боялась, что на нас нападет какая-нибудь другая банда и тогда нам точно конец.
Но никто нас не тронул: наверное, все-таки уважали границы нашей (но не моей) земли или понимали, что кто-нибудь из них наверняка погибнет.
Сделав для великанши все, что могла, я капнула последнюю каплю пурпурины себе на плечо, где меня особенно глубоко укусили. Потом бросила зЭЭнить и сказала своим обычным сиплым голосом:
– Вот и все. Отдыхай.
Если пурпурина сделает свое дело, раны к утру заживут настолько, что можно будет попытаться уйти отсюда.
– Не двигайся.
Если она не будет шевелиться, царапины затянутся и бинты не понадобятся.
Я обошла границы нашей территории, высматривая среди костей останки господина Питера.
Человеческие кости: локтевая, бедренная, много пальцевых фаланг; два черепа. Ничего, что явно принадлежало бы господину Питеру, я не заметила. Скулы у всех черепов резкие. А носов и губ у них нет. И глаз, теплевших при виде меня.
Я спросила великаншу, видела ли она здесь человека, когда банда привела ее. Она сказала, что нет.
Даже если моя банда его не сожрала, он не мог уйти далеко. Он погиб.
Но если мы с великаншей останемся живы, я вопреки всему буду его искать – как только доставлю ее к своим. Он поступил бы так же на моем месте – я в этом не сомневалась.
Настала ночь, и я была рада темноте: она скрыла трупы. Я села рядом с великаншей, которую звали Удаак, и предалась горю, отчаянию и ярости. Я громко всхлипывала. Удаак положила мне на спину большую нежную ладонь, но я отодвинулась, не нуждаясь в утешениях, и плакала, пока не выбилась из сил и на душе не стало пусто.