Раздоры в королевском семействе полыхали целый месяц, а затем королева вернулась в имение отца.
От досады хозяин даже повысил голос, будто все это случилось на прошлой неделе.
– Ну почему никто не захотел хоть немного уступить?!
Разрыв произошел за два года до моего рождения. Для меня все это было достоянием киррийской истории.
– Мы тогда жили между Бастом и Фреллом.
Из поместья в королевский дворец и обратно сновали гонцы: скандал продолжался.
– Она все твердила: «Если он хотел себе глупую королеву, пусть бы женился на ком-нибудь другом!» – Хозяин криво ухмыльнулся. – У меня голова трещала.
Тут он помрачнел и продолжил рассказ. Когда королева Ависа обнаружила, что беременна, то решила не сообщать об этом королю. «Теперь он тем более не пустит меня в Совет», – говорила она.
Мне стало неловко выслушивать секреты своего короля и покойной королевы.
– Перед самым рождением Джерро она вытянула из меня обещание не извещать короля, если она умрет в родах, и не рассказывать ему о ребенке, если он останется в живых, а она – нет. Говорила, что хочет, чтобы ребенок рос подальше от отцовского влияния.
Однако и мать, и ребенок выжили, а потом, через год, она погибла.
А хозяин пообещал скрывать ее смерть, только если она умрет в родах.
– Я написал Имберту. Если бы он приехал на похороны, то увидел бы сына, и я был бы избавлен от глупого обещания, но…
Я ощутила, как обострилось у хозяина чувство, будто его вынудили поступать против своей воли.
– А король просто прислал свои монаршие соболезнования, двух министров и три кувшина хмельного меда на поминки. Тешу себя мыслью, что, если бы умер он, это смягчило бы ее гнев, но не уверен. Джеррольда я спрятал, министры его не увидели.
Спустя месяц хозяин переехал сюда – как можно дальше от столицы и двора.
– Знакомым я написал, что Джерро после смерти матери заболел и умер от тоски, – он улыбнулся, – но мальчишка за всю жизнь ни дня не проболел. Хочешь взглянуть на него?
Прямо сейчас?
Хозяин двинулся к двери.
Я встала, не зная, как быть. Потом сунула два оставшихся куска сушеного мяса за пазуху, а один – в рот и двинулась за хозяином, жуя, пока он не видит.
Дверь из столовой вела в гостиную, куда я подсматривала прошлым вечером. Хозяин прошел прямиком к портрету, висевшему у окна, за которым я стояла.
– Сходство поразительное. Написан год назад, незадолго до того, как Джеррольд покинул меня.
Принц Джеррольд был такая же конфетка, как господин Питер, не считая того, что они оказались разные, как кошка и собака. Господин Питер стройный и гибкий, а принц Джеррольд, судя по всему, крепкий и плечистый. Я сглотнула.
– Красивый юноша.
Вот бы он поскорее приехал, вот бы я могла его сло… хотя бы словечком с ним перемолвиться.
Я решила не слушать ни желудок, ни сердце и рассмотрела портрет как следует. По обычаю женщин на портретах обычно писали сидящими в седле – боком, по-дамски, – в то время как на самом деле они позировали в кресле, а лошадь пририсовывали потом. Мужчины всегда позировали стоя, поставив ногу на скамеечку, которую, как и кресло, затем заменяли чем-нибудь героическим. На этом портрете вместо скамеечки поместили труп огра. Если бы убитых огров было столько же, сколько их изображений на картинах, это, безусловно, благотворным образом отразилось бы на безопасности жизни в Киррийском королевстве.
– Огр нарисован просто из рук вон плохо. – Голос у меня зазвенел. – Я что, такая крупная? У меня волчьи уши и черный блестящий нос? Да, мы не стрижем ногтей, но и когтей у нас нет. Все знают, как мы выглядим. – (А кому-то даже посчастливилось встретить огра и остаться в живых.) – И убить обычного огра уже подвиг. Зачем художник сделал нас еще чудовищнее?
– Я надеялся, – усмехнулся хозяин, – ничто не отвлечет тебя от моего внука.
Я перевела взгляд на хозяина – не заметно ли в нем сходство с принцем Джеррольдом? – но общим оказался только квадратный подбородок. Губы у деда были тонкие, а у внука – пухлые; нос у хозяина орлиный, а у принца Джеррольда – прямой и широкий; брови у деда выгибались, а у внука были прямые. Нос и щеки у хозяина были все в веснушках, а у Джеррольда – чистые.
– Он похож на мою жену, как и Ависа.
Помимо ямочки на подбородке, я не увидела и особого сходства с королем, чей профиль чеканили на киррийских имбертах – наших деньгах.
Однако Джеррольд походил на деда в другом. Позируя, принц Джеррольд расправил плечи и убрал руки за спину в точности как сейчас – хозяин. Юноша смотрел с портрета так же прямо, как и его дед теперь смотрел на меня, и с таким же уважением.
Я подумала о Чижике, чей взгляд был скорее доверчивым, чем проницательным.
– А как он очутился при дворе, если мать хотела, чтобы он жил подальше от него?
– Сам решил, а я не стал ему мешать. Ависа этого не предусмотрела. Госпожа Эви, он рожден царствовать. Его суждения всегда взвешенны, не то что у родителей. Он наделен всеми их достоинствами без их недостатков. Разве что, пожалуй, излишне серьезен.
Превосходная черта для монарха. И такое лицо будет прекрасно смотреться на монетах.
В животе у меня заурчало. Мне хотелось доесть сушеное мясо из-за пазухи.
– И он лишен родительского своеволия?
– Он отважен. Это большая разница.
Разница просто огромная – тогда почему же он подставил «отважный» вместо моего «своевольный»? Вдруг хозяин признает недостатки внука не так охотно, как дочери и зятя?
– Он ловок и силен, великолепно держится в седле… – Хозяин перечислял все достоинства образцового короля. – Он метко стреляет в птиц, которых мои стариковские глаза даже не видят: они прямо с неба падают.
Я так устала кивать, что у меня заныла шея. Не исключено, что принц Джеррольд свергнет господина Питера с престола моего сердца. Но он едва ли поймет, кто скрывается под обличьем огра, в отличие от моего возлюбленного.
А вдруг поймет? Его дед понял.
Увы, от того, чтобы кого-то не бояться, до того, чтобы его полюбить, огромное расстояние.
– Признают ли его наследником, не так уж и важно; я хотел бы, чтобы в браке он был счастливее своих родителей.
Лично я упрямством никогда не отличалась, кроме вопросов лечения больных. Я подойду идеально!
– Он рассчитывает, что его посвятят в рыцари, и не знает, что и так уже баронет – по моей линии.
Хозяин пояснил, что, когда перебрался сюда, отказался от своей биографии, титула (лорд) и имени (Ниалл).
– Тут слишком близко к Топям – все только рады новым соседям и не задают вопросов.
– А принц Джеррольд что думает о своих родителях?
– Сквайр Джеррольд. – Хозяин прижал палец к губам. – Здесь никто ничего не знает. О смерти матери я ему рассказал все как есть: что она упала с лошади, а про отца – что он погиб на охоте. Внук считает, они были третейскими судьями, помогавшими разрешить споры с Айортой. – Его улыбка стала лукавой. – Имберт и правда выступает в роли третейского судьи в серьезных спорах.
Я отметила, что он всегда говорит просто «Имберт», а не «король Имберт».
– Идем! Покажу кое-что.
Я решила, что Ависа, наверное, унаследовала властный характер отца. А хозяин между тем повел меня обратно в столовую, а потом в кухню, где я обнаружила, что тот работник, чья худоба мне не понравилась, это хозяйский повар. За две недели, что я его не видела, он заметно поправился – и стал крайне аппетитным.
Повар помешивал пахучую кашу в глиняном горшке на кирпичной плите – этого новомодного изобретения не было даже в семействе Чижика. В аптеке такая плита послужила бы отличным подспорьем. Повар улыбнулся мне и коротко поклонился:
– Спасибо, господин Огр. До твоего появления меня дразнили Тростинкой. А теперь будут величать Дубом – уж я постараюсь.
Я поздравила его.
– Пожалуйста, зови меня госпожа Эви.
– А! Прости, что не догадался. Значит, тебя звать Эви, госпожа Огр.
За обедом у хозяина не было гостей, кроме меня. Госпожа Дозия подала мне четверть жареного барашка, а хозяину – один ломтик с вязким гарниром из стручковых бобов с луком.
Мяса я могла бы съесть и в два раза больше, но после еды в животе у меня стало спокойно. Как и на душе у хозяина: от его меланхолии почти ничего не осталось.
– Как дела у сквайра Джеррольда при дворе? – поинтересовалась я.
Хозяин тут же снова испытал раздражение.
– Сначала все шло хорошо: нашел друзей, выиграл турнир. Стал сквайром, потому что его взял на службу молодой рыцарь, сэр Стивен.
– Но потом стало нехорошо?
– В последнем письме он написал, что ко двору прибыл незнакомец – герой, убивший нескольких огров, и он предъявил в доказательство огрские головы, и их насадили на пики на потеху публике.
– А вы знаете, как они погибли и сколько их было?
– Как, Джерро не пишет. Вроде бы он сказал – полдюжины.
Глава девятнадцатая
Я сказала своему колотящемуся сердцу, что это никак не мог быть господин Питер. Убить нескольких огров вполне по силам меткому удачливому лучнику. Наверное, герой – один из них.
– Я убила двоих из моей банды, их было шестеро, и остальные тоже погибли. Это когда я спасла Удаак, великаншу, о которой вы слышали. – И я рассказала хозяину все как было: – Я воровала сушеное мясо для банды. Господина Питера наверняка съели. А я могла бы это предотвратить…
– Все целители уверены, что могут предотвратить смерть.
Во мне вспыхнул гнев.
– Целители никого не убивают!
– Может быть, господин Питер все же не погиб и забрал головы?
– Ему пришлось бы отрезать их рапирой – дело небыстрое. Потом ему нужно было бы как-то вынести их за пределы Топей. Его наверняка сожрали бы. – Мне стало тошно, едва я все это себе представила. – А сквайр Джеррольд, случайно, не упоминал имени героя?
– Нет. – Хозяин нахмурился. – Хотя тот не вызвал у него доверия. Он пишет: «Может показаться, будто мои сомнения вызваны завистью, поэтому я буду держать их при себе». Но в следующем абзаце добавляет: «Дедушка, я и правда завидую. Я бы повторил его подвиг, если бы знал, каким образом он совершен». – Хозяин покраснел. – Я за день-другой выучиваю все его письма наизусть. Ну, приедет – расскажет нам больше.