– Хозяин сказал мне, что в письме вы писали о герое, который явился во Фрелл с шестью головами огров.
– Сэр Питер.
Питер?! У меня сжалось сердце.
– Рыцарь? Знатного рода?
– Король Имберт посвятил его в рыцари за этот подвиг.
Севшим сильнее обычного голосом я описала моего господина Питера.
– Это он?
– Судя по вашим словам, сходство есть.
Мой любимый жив.
Я откинулась на спинку сиденья. О счастье!
Но вдруг его унес мучной мор? Вдруг он опять умер?
Лошади шли рысью, и пускать их быстрее не следовало: ведь дорога предстояла неблизкая. Я пожалела, что Люсинда не снабдила меня крыльями.
Если господин Питер переболел мучным мором раньше, он будет жить. Если нет, вероятно, болезнь еще не успела зайти далеко и я его спасу. Вот счастье-то, если я смогу спасти его!
На языке у меня вертелся еще один вопрос, но я затолкала его поглубже и стала слушать конский топот, свист ветра, тихое дыхание сквайра Джеррольда. Подсыпала угля в жаровню.
Но вопрос подкарауливал меня за каждым углом, и отмахнуться от него не получалось.
Стал ли господин… то есть сэр Питер разыскивать меня, когда спасся от моей банды?
Если да, то, вероятно, обнаружил, что и я его искала.
А может быть, он решил, что я погибла, – как и я считала его мертвым. Может, тоже горевал.
Но у меня были веские причины считать, что он убит. А у него таких причин не было.
Тут возник следующий вопрос. А вдруг он просто притворялся, будто любит меня?
Или и вовсе я сама все выдумала?
Нет. Я ощущала, что от него исходит любовь. Тут меня было не обмануть.
Чьи же это были головы: моей банды или он убил других шестерых огров?
Нет, он не мог. Он никогда не называл себя воином, да и не было в нем ничего, что намекало бы на это.
Сквайр Джеррольд что-то проговорил, но я не в силах была прислушаться.
Как он умудрился вынести головы из Топей?
Зачем они ему понадобились?
Ответ напрашивался сам собой. Чтобы его считали героем. Ради выгоды.
Неужели он подлый обманщик?
Ах! Может быть, любовь, которую я ощущала, это любовь к себе?!
Я с трудом вдохнула. Очень может быть. Он говорил, как будет странствовать по Киррии вместе со мной, но на самом деле, скорее всего, просто хотел, чтобы я благополучно вывела его из Топей.
Мне еще не было так мучительно стыдно с тех пор, как я стала огром, а может быть, и вообще никогда.
Да как же мне в голову могло прийти, что кто-то сделает мне предложение, даже если бы у меня была для этого тысяча лет?
Глава двадцать первая
На глаза у меня навернулись слезы. Я всхлипнула.
Но тут пробудился гнев. Если этот господин Питер окажется жив, когда мы попадем во Фрелл, я съем его на обед.
Нет. Если он заболел, я его вылечу. К горлу снова подкатили рыдания. Меня затрясло.
Сквайр Джеррольд поерзал на сиденье.
– Я могу чем-то помочь вам, госпожа Огр?
– Госпожа Эви, – выдавила я. – Нет. Не можете.
Я ненавидела свою любовь.
Но потом я все-таки успокоилась.
– Сквайр Джеррольд, это я убила двоих огров, а остальных четырех – великанша. Я рассказала об этом хозяину.
И я повторила свою историю.
– Может статься, госпожа Эви, те головы, что принес сэр Питер, принадлежали другим ограм.
Назвал по имени – и на том спасибо.
– Вы писали хозяину, что их выставили на всеобщее обозрение. Где? Я их опознала бы.
– Насадили на пики по дороге к Фреллу.
– Чтобы все глазели на них и злорадствовали.
Раньше мне не было жалко моих погибших знакомцев из банды.
– Они же огры! – Тут до него дошло, что он сказал. – Приношу свои извинения. Я не имел в виду, что вы достойны смерти.
– И что мою голову нужно выставить на позор.
– Разумеется, нет, но, если это ваши знакомые, они хотели сожрать великаншу.
– Они разумные существа и умеют говорить. Они не выставляют напоказ черепа своих жертв и не похваляются числом убитых.
Я не стала упоминать, что им в целом все равно, кого есть: что лошадь, что человека.
– Вы говорите «они», а не «мы».
Сквайр Джеррольд, догадайтесь, кто я. Догадайтесь!
Но он просто ждал, что я отвечу.
– Дело в том, что лично я никогда не убивала своих соплеменников. – Я продолжила уже спокойнее: – Как и эльфов, великанов и гномов. За всю свою жизнь я убила только двух огров. – Я сунула в рот полоску сушеного мяса. – Не считая зверского истребления множества блох.
Он улыбнулся – мелькнула очаровательная щелочка между зубами.
– Вы их едите?
– Мелкие. Дело того не стоит.
– А что, у огров обычно есть чувство юмора?
– У тех, кого я знала, было.
Я ощутила его недоумение.
– Вы что, шутите?
– Нет. – Я вернулась к сэру Питеру: – А как, по его словам, он убил огров?
– Мы с ним едва знакомы, но я слышал от других, что он взобрался на дерево и наблюдал за их перемещениями. Потом расставил ловушки.
– Они учуяли бы его.
– Он сказал, что натерся листьями мяты, чтобы перебить свой запах.
– Глупости! У нас прекрасное обоняние, и мы знаем, что мята на деревьях не растет. Мы подняли бы головы и увидели его.
– Вероятно, он ввел нас в заблуждение относительно своих методов, но тем не менее убил их собственноручно.
Какой справедливый. И беспристрастный. И мне тоже не стоит судить сэра Питера строго, пока мы во всем не разберемся.
– Он вам понравился?
Сквайр Джеррольд помолчал.
– Я стараюсь не говорить дурно о людях, но он слишком… – Он не мог подобрать слова. – Слишком хорошо умеет говорить то, что от него хотят услышать.
Да-да, и люди, и огры.
– Особенно то, что хочет услышать король.
А вот это уже похуже, чем обманывать меня.
– Вам надо поспать, – предложила я.
Он откинулся на подушки, показав прямую крепкую шею.
У меня по коже побежали мурашки. Как же я ненавидела свои предательские мурашки!
Он открыл окно. Я воняю! Пришлось поскорее спрыснуться духами.
Дыхание у него стало ровным. А я плакала, пока не заснула.
Утром я проснулась раньше сквайра Джеррольда.
Осталось двадцать три дня. Завтра начнется ноябрь.
Дыхание сквайра Джеррольда стало глубже, чем прошлой ночью, и румянец заиграл ярче. Я снова капнула в разные места омерзительными духами. Прислушалась к себе. Вроде бы никаких симптомов мучного мора.
Когда сквайр Джеррольд пошевелился, я попросила его показать мне ногти – плоские, никаких бугров. Но глаза были бледнее обычного, и это мне не понравилось. Аппетит хороший: два пирога с мясом, которые он заглотил, высунувшись из окна, – и это несмотря на духи.
Потом он расспросил меня об ограх, и я рассказала все, что знаю, – только скрыла, что меня там считали красивой кобылой.
Подсматривает ли за мной Люсинда? Заметила она, что я по-прежнему целительница и никого не ем? Ей, вообще, интересно, как я себя веду?
На некоторые вопросы сквайра Джеррольда я не знала ответа. Особенно странным ему показалось, что мне ничего не известно об огрском здоровье и огрских болезнях.
– Вы же знахарка!
Губы у меня зашевелились, но выговорить слова: «Я не совсем огр» – не удалось.
– Вот и дедушка так выглядел, когда пытался рассказать мне о вас. Вас с ним что, заколдовали?
Я пожала плечами, поскольку не могла пояснить, что да, заколдовали, причем меня. А если он будет считать, что мы с хозяином оба заколдованы и на нас наложены одни и те же чары, до истины ему не доискаться.
– Это колдовство ему не навредило? – Потом он одумался и добавил: – И вам.
Я заверила его, что хозяин вне опасности. А когда попыталась рассказать, как так вышло, что я стала знахаркой, у меня получилось только пояснить, что большинство моих больных – люди, и это лишь еще сильнее сбило его с толку.
Закончив допрос, он решил вздремнуть. Теперь моя очередь его допрашивать – если он позволит.
Когда он открыл глаза, продышался у окна и мощно – и красиво – потянулся, я спросила:
– Можно задать вам несколько вопросов?
– Да, разумеется, можно. – Но он явно смутился.
Я все равно начала:
– Что вы делаете, чтобы сохранить доброе имя?
Если я собираюсь в него влюбиться, это важно знать. Зря я не спросила то же самое у господина Питера.
– Если вы не возражаете, я не стану похваляться.
Я разозлилась, но взяла себя в руки:
– И тем не менее прошу вас: просветите невежественного огра.
Он кивнул.
– Я стараюсь со всеми быть учтивым, невзирая на знатность. – Он явно смутился. – Не лгу и, признаться, терпеть не могу говорить о себе.
Скромность. Очередное достоинство. Или нет.
– Скрывать существующие достоинства – такая же ложь, как и щеголять несуществующими.
От него повеяло изумлением – то ли от самой этой мысли, то ли от моей чеканной фразы.
– Вы позволите мне прибегнуть к огрским способам убеждения, когда я буду задавать вопросы? Тогда они вас не смутят.
Он не особенно боялся меня, но на сей раз страх вздыбился волной. Тем не менее сквайр проговорил:
– Да, если вы пообещаете, что я ничего не забуду.
Должно быть, вид у меня стал удивленный, поскольку сквайр Джеррольд пояснил:
– Не исключено, что это будет для меня полезным опытом.
Какой он благородный и как глубоко мыслит.
Я пообещала. Добыча ничего не помнит только потому, что ее потом съедают. Голос у меня стал нежный:
– Мои расспросы не раздражают вас, верно?
Страх у него мигом притих.
– Нет, не особенно.
Я проголодалась и взяла полоску сушеного мяса.
– А как еще вы поддерживаете доброе имя?
Последовал целый перечень добродетелей. Он помогает слабым, делится с бедными, слушает, что ему говорят…
Я зевнула.
Любопытно, что я подумала бы о нем, если бы была просто человеком. А с точки зрения полуогра, он был – да, достойным, да, умным, но совершенно неинтересным, и полюбить его можно было разве что как еду.