В первый вечер, после ее ухода, я попросила Дуба разузнать, женаты они с сэром Питером или все-таки нет. Он отлучился и очень скоро вернулся.
– Я расспросил двух горничных, и они охотно сообщили мне, что сэр Питер одинок и свободен. – Он хохотнул. – Одна сказала: «Сэр Питер видит во мне нежность и добрый нрав».
Мне он тоже так говорил.
Глава двадцать пятая
– Они обе жаждут окрутить сэра Питера, так что, наверное, знали бы, если бы место его супруги было уже занято.
Сэр Питер, конечно, мошенник и не снизошел бы до горничной, если бы не рассчитывал получить от нее что-то нужное. Он флиртовал с огром ради спасения жизни, но красивую и достойную леди Элеонору, возможно, любит по-настоящему.
Однажды она шепнула мне:
– Во всем дворце вы самое милое создание… кроме одного человека.
Первые две ночи мы с Дубом устраивались спать в кухне, рядом с больными. Мне удавалось даже во сне помнить, что нельзя ни к кому прижиматься.
Для выздоравливающих Дуб по моей просьбе заваривал укрепляющий чай с моим секретным ингредиентом – кошачьей слюной, привкус которой заглушали мед и корица (к счастью, многих дворцовых котов удавалось уговорить внести свой вклад в общее дело). Когда я была человеком, то и сама не брезговала этим чаем. А теперь не могла заставить себя проглотить ни глотка – из-за меда и корицы.
Всех, кто приходил нам помочь, Дуб расспрашивал о деяниях сквайра Джеррольда. А потом прерывал рассказ восклицаниями:
– Слыхала, госпожа Огр? Наш сквайр – просто загляденье!
Да, загляденье. Сквайр Джеррольд рыл могилы, ходил на похороны, присматривал за детьми, лишившимися родителей, и даже кормил домашних животных, оставшихся без хозяев. И каждый день навещал нас, хотя никогда надолго не задерживался и почти ничего не говорил. Радость от его визита не унималась у меня еще час после его ухода.
Я могла бы попросить его о разговоре наедине и зазЭЭнить, чтобы он сделал мне предложение. Но не стала, решив, что подожду до последнего дня, а тогда так и поступлю – если в этом еще будет необходимость.
Да, я уважала его. Он заслуживал того, чтобы его признали нашим принцем. Но от него меня клонило в сон – при всех мурашках.
За первую неделю во дворце, пока число оставшихся у меня дней уменьшилось до одиннадцати, наплыв новых больных тоже схлынул, а потом и вовсе прекратился, но мне нужно было ухаживать за выздоравливавшими.
На третью ночь я устроилась спать в дворцовом свинарнике, поскольку свиньи приняли меня так же охотно, как и на усадьбе с хризантемами. Утром я тоже первым делом помылась, а потом уже отправилась во дворец.
К концу недели король Имберт через слугу предложил Дубу остаться работать королевским поваром, пока не найдется замены. Дуб очень хотел вернуться к своему хозяину, но подумал и решил, что его долг – служить королю.
Поскольку мне слуга ничего не передал, я решила остаться во дворце, пока не выгонят. Написала маме. «Пальцы плохо управляются с пером, но у меня все хорошо. Не надо за меня волноваться». Я не стала писать ни про сэра Питера, ни про недоверие короля, ни про то, что женихов у меня пока не появилось. Зато рассказала об эпидемии и о том, что пурпурина закончилась. «Все понимают, что это я их вылечила, и благодарят меня. Надеюсь, ты приедешь ко мне, когда я здесь устроюсь. Только, если можно, не сейчас». Но я по ней ужасно соскучилась.
Письмо получилось так себе, поэтому я рассказала о нескольких интересных случаях – как будто я дома и мы болтаем. «Когда они поправились от мучного мора, я дала мальчику лекарство от заикания, а женщину вылечила от катарального воспаления. „Я выброшу все носовые платки, госпожа Огр“, – сказала она мне. Меня называют госпожой Огр. Я уже привыкла и не обижаюсь».
Дуб, ходячая газета, сообщил, что знак «ММ» уже убрали, поэтому он может отправить письмо. Во Фрелл снова потянулись повозки.
– Они нашли головы огров на земле, – добавил Дуб шепотом. – К сожалению, госпожа Огр, их насадили обратно на пики.
ССахлУУ говорил мне, что, когда ему удается побить ЭЭнса, победа слаще, потому что потом можно над ним поиздеваться. Мне стало тошно. У нас, людей, злорадство выглядит ничуть не привлекательнее.
– Догадываются, что это вы их сняли, – добавил Дуб.
С этого и пошло всеобщее недоверие ко мне: ведь теперь я не спасала людей от смерти каждые пять минут. Стоило мне выйти из аптеки, как обитатели дворца отворачивались, а то и вжимались в стену при моем приближении.
Дважды в день я отважно пускалась в путь по коридорам, чтобы отнести королю Имберту лечебный чай и укрепляющие блюда, в том числе и овечье молоко с имбирем. Я хотела, чтобы король не просто поправился, а еще и поздоровел – стал сильнее, круглее и моложавее.
Я поручила бы это кому-нибудь другому, если бы не леди Элеонора, которая убедила меня, что надо ходить самой.
– Пусть король к вам привыкнет. А его подданные пусть видят, как вы входите к нему в покои и выходите, не сделав никому ничего плохого.
Я готова была поблагодарить Люсинду за превращение: ведь иначе я не нашла бы такую подругу. Правда, не то чтобы король Имберт ко мне привык. При моем появлении слуги кидались открывать окна, а его величество морщил нос.
Видимо, на общение с ограми хорошие манеры не распространялись.
Всякий раз, когда я приходила к королю, рядом с ним неизменно оказывался господин Питер, а уж у него манеры были прекрасные – любой честный человек позавидует – словом, именно такие, каких ждешь от отпетого мошенника. Уж он и улыбался, и кланялся, и никогда не морщил нос.
Мозг у меня стонал, а сердце таяло. Король Имберт ловил каждое слово, каждый жест сэра Питера. Если тот вставал или уходил на другой конец комнаты, король следил за ним взглядом.
Когда со мной приходила леди Элеонора, сэр Питер улыбался ей так нежно, что это смягчило бы любой камень. Он отбегал от короля, чтобы взять ее за руки и прошептать ей на ушко что-нибудь такое, от чего она рассмеется или сочувственно покивает. Похоже, он был искренне рад ей, но ведь и я стала жертвой его фальшивой искренности. Все же у него хватало ума понять, что леди Элеонора достойна уважения. Неужели его сердце и правда занято? А вдруг ее достоинства заставят и его измениться?
Вскоре я все выяснила.
Через пять дней после моего появления во дворце, когда я вышла от короля Имберта, сэр Питер выскользнул за мной в коридор. Леди Элеоноры в тот раз со мной не было.
– Госпожа Эви…
Его бархатный голос окатил меня волной от макушки до пяток.
Сэр Питер улыбнулся своей очаровательной улыбкой. Я ощутила его страх и стремление выказать себя храбрецом.
– Я должен поблагодарить тебя, – продолжил сэр Питер.
– За то, что обеспечила тебя головами, которые завоевали тебе титул?
– Да, – кивнул он. – И еще за то, что ты поведала мне все о нравах и обычаях огров. Впрочем, о своих нравах и обычаях ты умолчала. Ты для меня до сих пор загадка.
Это он хотел подольститься.
– Как тебе удалось выбраться из Топей, да еще и головы прихватить?
На меня повеяло самодовольством. Сэра Питера так и подмывало похвастаться своими подвигами.
– Банда боялась меня есть: вдруг ты вернешься. Они долго спорили по-огрски, но жесты были красноречивые. Оставили меня в живых, но взяли с собой на охоту. Я понимал, что, если ты не вернешься, мне конец, поэтому, когда они набросились на великаншу…
– Ты хоть пытался ее выручить?
Он поднял брови с шутовским удивлением:
– Один человек против шести огров? Нет. Я ускользнул, но не успел далеко уйти, как услышал твой топот. Я прокрался назад – безрассудство, конечно, но тебе я доверял.
Мое безумное сердце шепнуло: «Это же знак любви!»
– Когда вы с великаншей убили огров, я снова улизнул. Это было самое опасное. К счастью, остальные банды ушли на охоту.
Все это время он знал, что я жива.
– Я не хотел, чтобы головы пропали зря. – Он улыбнулся, гордясь своей сообразительностью. – Поэтому я вернулся с компанией гномов, которых повстречал по дороге.
Единственные существа, кроме драконов, которых не едят огры: слишком жесткие.
– Они помогли мне в обмен на драконий клык. У них были с собой кирки и топоры, так что головы они вмиг отрубили.
Фу, гадость!
– Скоро я могу оказаться тебе полезным.
– А что, я нуждаюсь в твоих услугах?
– Пригодятся. Кто-то тебе доверяет, но многие – нет, а те, кто доверяет, быстро забудут за что.
Я их и дальше буду лечить! У них появятся новые воспоминания.
– Наверняка в городе выжили и другие врачи и целители. – Как видно, он все хорошенько обдумал. – А кто-нибудь обязательно приедет. Мне не хочется огорчать тебя, но горожане предпочтут их.
Я прямо чувствовала, как ему приятно все это говорить.
– А мне, похоже, судьба улыбается. Так что тебе же лучше, если мы станем союзниками.
– И хуже, если не станем? Я ведь могла и не лечить тебя от мора, могла бросить умирать!
– За это я тоже тебе благодарен. Леди Элеонора считает, что из тебя получится превосходный придворный врач. Если бы ты…
– Ты ее и в самом деле любишь?
– Красавица, правда?
– Но ты ее любишь? – Я пустила в ход зЭЭн. – Уж со мной-то ты можешь быть откровенен.
Он сразу расслабился.
– Я стал торговцем ради красоты – и богатства, естественно. Я восхищаюсь внешними достоинствами леди Элеоноры, которые полюбил бы, даже если бы она была не умнее гусеницы и не приветливее осы. Я теряю голову от знатности ее семейства и от размеров их состояния. Добродетели меня не интересуют. Я влюбил ее в себя. – Он улыбнулся. – Как и тебя.
Я поджала пальцы на ногах, чтобы удержаться от соблазна и не прыгнуть на него. Он предостерегающе поднял руку:
– Приятно иногда поразмышлять вот о чем. Если бы твой характер – то есть твоя верность и стойкость – сочетался с ее красотой, я, пожалуй, очутился бы на грани любви, а то и за гранью. Кто знает?