Да я ему нужна как третья нога, – впрочем, и он мне. Я невольно рассмеялась. Во что обуть эту ногу? В оранжевый башмак? В бальную туфельку? С круглым носом или с острым? Смех разбирал меня все пуще.
Все, кроме Мэнди, вытаращились на меня.
Если Люсинда все-таки превратит меня обратно, станут ли прежними мои душа и сердце?
Сквайр Джеррольд и госпожа Дария переглянулись. Она сделала реверанс и ушла.
Я все смеялась и смеялась, и тогда сэр Питер проговорил:
– Госпожа Мэнди, будьте так любезны, дайте госпоже Эви баранью котлетку или еще что-нибудь съедобное. По-моему, ей нужно подкрепиться.
Леди Элеонора поглядела на него с благодарностью: она и правда думала, что это он проявляет заботу.
А я не сомневалась, что он хотел меня задеть. И выдохнула:
– Не надо мне котлетки.
Конечно надо. Мне всегда надо.
– Ничего не принесу, пока сами не попросите, – отрезала Мэнди.
– Любовь моя… – начал сэр Питер.
Фу, гадость! Смех унялся.
– Должно быть, гости не понимают, куда ты запропастилась, а мне необходимо еще разок потанцевать с тобой.
– Одну минуту.
Леди Элеонора опустилась на колени рядом со мной.
– Вы испачкаете юбку! – сказала я.
– Не страшно. Вы моя почет…
– Эви…
Неужели Чижик привел ко мне свою новую возлюбленную, чтобы я еще сильнее смеялась?
Но он был один. И застыл на пороге – такой же робкий, как всегда.
Как ни странно, от этого я приободрилась.
– Что, Чижик?
– Эви, я, кажется, сейчас упаду в обморок.
Я вскочила:
– Сядь.
У меня с собой не было никаких лекарств. Что найдется у кухарки? Мне вспомнилось одно простое средство, чуть ли не первое, которое я выучила. Чижику оно не понравится. Оно никому не нравится.
– Мэнди, налейте, пожалуйста, в чашку на два пальца уксуса.
Миг – и она протянула мне чашку. Причем она понимала, что я имею в виду, потому что вместе с чашкой вручила мне мельницу для перца. Я щедро намолола в уксус черного перца.
– Чижик…
– Только не ежика с улиткой! – воскликнул он.
Я улыбнулась и дала ему чашку. От едкого запаха он отпрянул:
– Мне уже лучше.
Не нужно обладать огрским чутьем, чтобы понять, как всем кругом смешно.
– Это общеукрепляющее, – объяснила я. – Сквайр Джеррольд, вы, конечно, никогда ничем не болеете, но и вам это средство придаст сил. – Я поднесла чашку к его носу.
Его отвага имела пределы. Он отказался. Тогда я предложила чашку сэру Питеру, тот поклонился, но также сказал: «Нет».
– Мне тоже что-то не хочется, – со смехом произнесла леди Элеонора. – Какие мы все трусы!
– Чижик?
Он осушил чашку. Все захлопали.
У него заслезились глаза. Он чихнул.
– Теперь мне точно лучше. – Чижик тоже засмеялся. – Больше лекарств не нужно. – Брови у него поползли вверх. – Ой, а мне и правда лучше! – Он встал. – Эви меня всегда от всего лечит.
– Возможно, вы не знаете, но я был первым, кого госпожа Эви исцелила от мучного мора, – заметил сквайр Джеррольд. Он что, похваляется мной? – Если вы, госпожа Эви, намереваетесь еще танцевать, не забудьте, что обещали мне танец. – И он с поклоном удалился.
Сэр Питер вальяжно прислонился к кухонному шкафу и зевнул, прикрыв рот ладонью.
Леди Элеонора недовольно покосилась на него.
– Госпожа Эви, прошу вас, потанцуйте еще.
– Обязательно. Немного погодя.
– Я буду ждать вас. – И она ушла, захватив с собой сэра Питера.
Чижик выпрямился:
– Мне тоже надо идти.
Надо? Почему?
– Ладно.
Но он не ушел. Так и остался стоять.
– Если бы мы были дома, ты помог бы мне в работе.
Он промолчал. Раньше он вел себя приветливее и рвался помочь.
– А я заварила бы нам имбирного чаю. – (Вот зачем он сделал мне предложение и все испортил?) – Мэнди, можно мне бараньих котлеток?
Она поставила блюдо с мясом на стол рядом с нами.
Я села на место Чижика, стянула перчатки и стала есть руками.
– Хочешь котлетку? – спросила я с набитым ртом. Пусть видят. Пусть все видят – за ужином.
– Пожалуй.
Он протянул руку. Я отодвинула блюдо:
– Мэнди даст тебе отдельно.
Мэнди пододвинула к столу еще один стул, а потом принесла Чижику две котлетки. Он сел и взял мясо руками.
Мне отчаянно хотелось, чтобы служанки ушли: тогда я пойму, что он чувствует.
– Одобряю твой выбор, – сказала я.
– Что? – Он тоже говорил с набитым ртом. Неужели он не понимает, о ком я? И разве он танцевал с несколькими дамами?
– Ну та, маленькая, темненькая. Госпожа Клорис, кажется. Отличная осанка.
– Я не решился бы при тебе танцевать с девушкой, которая сутулится.
Я улыбнулась – в клыках застряло мясо.
– И даже ухаживать за такой?
Он не стал отрицать.
– Почему ты мне не говорил, что раздаешь деньги? – продолжила я.
Почему ты бросил меня и не заходил?
Он положил недоеденную котлетку и отодвинул тарелку. Я решила, что это он в упрек.
– После катастрофы всем нужны деньги. Я отчасти поэтому приехал во Фрелл. Ну и чтобы передать твоей маме, что у тебя все хорошо.
Но не чтобы повидаться со мной.
– Я сама написала маме.
– Она считает, что ты не станешь рассказывать ей о плохом.
Откуда он знает про плохое, если даже не заходил навестить меня?
– До меня дошли слухи.
Все-таки знает.
– Ты ведь не скажешь маме?
Она от страха заболеет!
– Конечно. Она может заболеть.
– Спасибо.
Я проглотила все, включая то, что не доел Чижик, и почувствовала себя сытой, насколько это возможно для огра. И вытерла рот тыльной стороной ладони.
– Ты обещала мне танец, – напомнил Чижик.
– Потанцевать можно прямо здесь.
Дома, в Дженне, мы танцевали в моей аптеке.
Он замурлыкал под нос мелодию – менуэт. Мы встали лицом друг к другу, шагнули навстречу.
– От тебя как-то странно пахнет, будто это и не ты.
Я не хотела выдавать Мэнди.
– Это лекарство, но только на сегодня.
– Нет, ты вообще собой не пахнешь. А раньше пахла, даже после… – Он осекся. – Несмотря на тот, другой запах.
Надо же.
Он снова принялся тихонько напевать менуэт. Я сделала еще шаг вперед, присела в реверансе, потом на шаг отступила. Он поклонился.
Теперь надо взяться за руки. Наши сальные руки встретились.
У меня побежали мурашки, что ничего не означало. Но поскольку прикосновение длилось, ощущение усилилось и стало чуть ли не мучительным. Неужели и Чижику приходится так же несладко, как и мне?
У него дернулся глаз. Руки были холодные.
Мэнди поймала ритм моего сердца: она отстукивала его деревянной ложкой по чугунному котелку.
К моему облегчению, танец потребовал, чтобы мы разомкнули руки: на очереди снова были поклон и приседание. Но потом опять придется прикасаться друг к другу. Надо было просить сарабанду!
Чижик взял меня за руку, чтобы провести несколько шагов слева от себя. Теперь надо подать ему обе руки, чтобы перейти направо. Затем снова разойтись лицом друг к другу для третьего поклона и реверанса – не слишком утомительные упражнения, но мы оба запыхались. Я встала рядом с ним. Он взял меня за правую руку. Три шага в сторону.
Держаться за руки без передышки, двигаться вперед и назад бок о бок – нет, это невыносимо. Я высвободила руку и плюхнулась на стул.
Видно было, что и у Чижика вздымается грудь.
– Ты опять чувствуешь, что упадешь в обморок?
Он опустился на табурет.
– Нет, все хорошо.
– Не нужно больше уксуса с перцем?
Он улыбнулся.
Я старалась дышать помедленнее, чтобы успокоиться.
– В тепле тебе станет лучше.
Мне хотелось, чтобы он пересел поближе к огню. А то он был слишком близко.
Он остался сидеть.
Пришлось мне самой подойти к окну, которое выходило на сад за домом. Только тогда дыхание и сердцебиение наконец унялись.
– Эви-и…
– Что, Чижик? – обернулась я.
– До того как мы встретились на той усадьбе, я проехал через поле, где пасся единорог. И…
Сердце у меня снова заколотилось.
– Ты раздобыл волос из хвоста?
– Нет.
Эх.
– Я хотел. Все думал, как ты будешь рада, если я тебе его подарю. – Он опустил взгляд и посмотрел на свои руки. – Я тогда еще не знал, жива ли ты и сможешь ли получить мой подарок.
Мой добрый друг!
– Я погнался за ним. Он побежал. Стоило мне приблизиться, как он прибавлял ходу. А когда я отставал, он тоже замедлялся. Дразнил мою лошадку. Они ржали друг на друга. Потом, через час, единорог умчался прочь, так что у меня остались только мечты.
– Не мечта, а мечты?
Он посмотрел мне в глаза:
– Во-первых, я мечтал заполучить волосок, чтобы подарить тебе. А еще… Единорог был красивый. Даже не ожидаешь, что он такой маленький – меньше моей лошадки. Эви… – Он будто не мог подобрать слова. – Он… Жалко, что ты его не видела. Если бы единороги танцевали менуэт, гавот или еще какие-нибудь наши танцы, это было бы словно ожившая музыка. Я мечтал, чтобы он не убегал. Мечтал, чтобы и ты была рядом и видела его. Такие вот мечты.
– А мне, наверное, захотелось бы его съесть.
Чижик прыснул, хотя я ничуть не шутила.
– До того как… – Он попытался договорить, но потом понял, что все равно ничего не выйдет. – Ты залюбовалась бы им, но еще обязательно сказала бы: «Смотри, милый Чижик, этот единорог прямо пышет здоровьем: какой он резвый, какой сильный. Но если он заболеет… – Он тряхнул головой, изображая меня. – Какие у него могут быть болезни? Чем бы я их лечила?» – Он рассмеялся. – А потом перечислила бы длинный список трав.
– Мне стало бы интересно, вылечит ли единорога его собственный волос! – Я тоже засмеялась. – К этому времени единорог оказался бы уже далеко-далеко.
Никто не понимает и не ценит меня лучше Чижика. Как же я его люблю!
Голова у меня закружилась. Я и правда любила его. Не как раньше. А как сейчас. Желудок у меня был набит мясом, так что голод мучил меня меньше обычного. В голове было ясно. Я любила Чижика.