Он сказал, обращаясь к Корнуэллу:
— Вы Корнуэлл, ученый из Вайлусинга?
— Да.
— Вы предводитель этого отряда пилигримов?
— Не предводитель. Мы все равны.
— Тем не менее, у меня для вас есть слово мудрости. Или, вернее, дружеское предупреждение. Не ходите дальше Ведьминого Дома. До этого места пилигримам ходить разрешается.
— Беккету не позволили дойти и туда.
— Беккет не был пилигримом.
— А вы уверены, что мы пилигримы?
— А дело не во мне, сэр ученый. Это они так думают. Я лишь передаю их слова.
— А кто это — они?
— Прекрасный сэр, неужели вы так невежественны? Если вы это не знаете, то в вашем отряде есть такие, которые знают.
— Вы говорите об Оливере или обо мне, — тут же вмешался Снивли. Советую вам выбирать слова. Я, как гном, и Оливер, как гоблин, мы здесь дома и можем идти куда захотим.
— Вы уверены, что имеет на это право? — сказал Сплетник. — Вы предали Братство.
— Но вы не ответили мне, — сказал Корнуэлл. — Кто такие «они», о которых вы говорили?
— Вы слышали о церберах?
— Я о них знаю.
— А о Звере Хаоса? И о Том, Кто Размышляет В Горах?
— И о них слышал. Это старые басни путешественников. Я встречал лишь беглое упоминание о них.
— Тогда вы должны молиться, чтобы ваше знакомство с ними не стало более тесным.
Корнуэлл взглянул на Джоунза. Тот кивнул.
— Он мне говорил то же самое. Но, как вы уже догадались, я трус. Я не пошел за Ведьмин Дом. — И спросил у Сплетника: — Как насчет пива?
— С удовольствием. И кусочек мяса. Я проделал долгий путь, и меня мучит голод и жажда.
21
Полная луна встала над горизонтом, гася звезды и заливая поляну светом. Неярко горели костры, а на траве между лагерем и дорогой танцевали маленькие существа под резкие звуки скрипки.
После еды Сплетник развернул свой сверток и достал оттуда скрипку и смычок. Теперь он стоял, зажав под подбородком скрипку, держал левой рукой лады, а правой работал смычком. Поеденная молью ворона по-прежнему умудрялась сидеть у него на плече, подпрыгивая, чтобы удержать равновесие, и издавая при этом протестующие крики.
Под столом спала маленькая хромая собачка, объевшаяся мясом, которое ей бросали пирующие. Ее лапы вздрагивали, как будто она гонялась во сне за кроликом.
— Их так много, — сказала Мери.
— Когда мы появились, их не было так много.
Джоунз захихикал.
— Тут все мои и большинство ваших.
— И наши тут? Они вышли из укрытий?
— Да. Их привлекла еда и пиво. Ведь не станут же они прятаться, когда остальные едят.
— Тогда среди них должен быть и Бромли. Почему же он не подходит ко мне?
— Ему и так весело, — сказал Корнуэлл.
Среди танцующих показался Енот. Подойдя, он потерся о ноги Хола. Хол посадил его на колени. Енот обернул хвост вокруг лап и носа.
— Он слишком много съел, — констатировал Джиб.
— Он всегда так, — сказал Хол.
Скрипка пела и визжала. Рука Сплетника бешено работала, а ворон протестующе кричал.
— Я не совсем вас понял, — сказал Корнуэлл Джоунзу. — Вы сказали, что не бывали за Ведьминым Домом. Почему? И что вы здесь делаете?
Джоунз заулыбался.
— Странно, что вы у меня это спрашиваете. У нас много общего. Видите ли, сэр ученый, я тоже студент, как и вы.
— Но почему вы не учитесь?
— Я учусь. Здесь достаточно материала для обучения и изучения. Даже более, чем достаточно. Когда изучаешь что-нибудь, нужно все тщательно исследовать перед тем как делать следующий шаг. Придет время, и я пойду за Ведьмин Дом.
— Изучаете, вы говорите?
— Да, заметки, записи, картины. У меня груды записей, километры лент…
— Ленты, картины. Вы имеете в виду картины?
— Нет, — ответил Джоунз. — Я использую фотоаппарат.
— Вы говорите загадками, — сказал Корнуэлл. — Я такого слова не знаю.
— Не хотите ли взглянуть? Не нужно беспокоить остальных.
Он встал и пошел к палатке. Корнуэлл последовал за ним. У входа в палатку Джоунз остановил его.
— Вы человек без предрассудков? — спросил он. — Как ученый, вы должны им быть, но…
— Я шесть лет занимался в Вайлусинге, — ответил Корнуэлл. — Я стараюсь ко всему относиться без предрассудков, иначе трудно узнать что-либо новое.
— Хорошо. Какая у вас тут дата?
— Октябрь, — сказал Корнуэлл. — Год господа нашего 1975-й. Но какое точное число не знаю, так как потерял счет дням.
— Прекрасно, — сказал Джоунз. — Я только хотел удостовериться; к вашему сведению, сегодня семнадцатое.
— Причем тут дата?
— Может и не причем, а может понадобиться. У вас первого я смог узнать об этом. Здесь, в Диких Землях, никто не следит за календарем.
Он поднял входной клапан палатки и поманил за собой Корнуэлла. Внутри палатка оказалась больше, чем можно было представить снаружи. Она была уставлена множеством приборов. В углу стояла походная койка, рядом с ней стол и стул. В центре стола находился подсвечник с толстой свечей, пламя которой дрожало от сквозняка. В углу лежала груда книг в кожаных переплетах. Рядом с книгами были открытые ящики. На столе, кроме подсвечника, не оставляя места для письма, находился какой-то странный предмет. На столе, как заметил Корнуэлл, не было ни пера, ни чернильницы, ни песочницы, и это показалось ему странным. В противоположном углу стоял большой металлический шкаф, а рядом с ним у восточной стены часть помещения была отгорожена плотной черной тканью.
— Здесь я готовлю свой фильм, — пояснил Джоунз.
— Не понимаю, — напряженно сказал Корнуэлл.
— Взгляните.
Джоунз подошел к столу и взял из одного ящика пригоршню квадратных листов.
— Вот это фотографии, о которых я говорил. Не рисунки — фотографии. Давайте берите и смотрите.
Корнуэлл склонился над столом, не дотрагиваясь до так называемых фотографий. На него смотрели цветные рисунки, изображавшие домовых, гоблинов, троллей, фей, танцующих на поляне, воплощенный ужас — церберов, двухэтажный дом на холме с каменным мостом через ручей. Корнуэлл осторожно поднял рисунок дома и поднес его ближе к глазам.
— Ведьмин Дом, — пояснил Джоунз.
— Но это ведь рисунки, — заявил Корнуэлл. — Миниатюры. При дворе многие художники делают их для книг и других целей. Но они заключают их в рамку с изображением цветов, птиц, насекомых, что, по-моему, делает их привлекательными. Они работают долгие часы.
— Посмотрите внимательней. Вы видите следы кисти?
— Это ничего не доказывает, — упрямо ответил Корнуэлл. — На миниатюрах тоже не видны следы кисти. Художники работают так тщательно, что никаких следов не видно. И все же какая-то разница здесь есть.
— Вы чертовски правы, какая-то разница есть. Я использую эту машину.
Джоунз положил руку на странный черный предмет на столе.
— Я также использую и другие предметы, чтобы получить фото. Я нацеливаю машину, смотрю в это окошко, щелкаю и получаю снимок точно таким же, каким видит аппарат. А он видит лучше, чем глаз.
— Магия, — сказал Корнуэлл.
— Опять! Говорю вам, что здесь не больше магии, чем в моем велосипеде. Это наука, технология, способ делать вещи.
— Наука — это философия, — сказал Корнуэлл, — и не больше. Приведение вселенной в порядок, попытка найти во всем смысл. При помощи философии вы не можете делать все это. Тут должна быть магия.
— А где ваше отсутствие предрассудков?
Корнуэлл выронил фото и гневно выпрямился.
— Вы привели меня сюда, чтобы издеваться? Вы разыгрываете меня своей магией, уверяя, что это не магия. Почему вы хотите представить меня глупым и ничтожным?
— Вовсе нет, — сказал Джоунз. — Уверяю вас, вовсе нет. Я ищу вашего понимания. Впервые появившись здесь, я пытался объяснить кое-что этому маленькому народцу, даже Сплетнику, несмотря на его невежество и репутацию. Я говорил, что в этом нет магии и, я не колдун, но они меня не поняли. Потом я нашел, что слыть колдуном даже выгодно и больше не пытался им объяснить. Но по причине, которой сам не могу понять, мне нужен кто-нибудь, кто бы меня выслушал. Я думаю, что вы, как ученый, меня поймете. Ну что ж, по крайней мере я сделал честную попытку объяснить.
— Кто же вы такой? — спросил Корнуэлл. — Если вы не колдун, то кто же вы?
— Я такой же человек, как и вы, но живу в другом мире.
— Вы уже говорили об этом мире, о вашем мире. Но ведь мир только один, который есть у вас и у меня. Впрочем, может быть, вы говорите о Небесном Царстве? Это другой мир. Но мне трудно поверить, что вы оттуда.
— О, дьявол, — сказал Джоунз. — Все бесполезно! Я должен был это понять. Вы упрямы и тупоголовы, как и все остальные.
— Тогда объясните. Вы сказали, кем вы не являетесь. Теперь скажите, кто вы есть?
— Слушайте. Когда-то, как вы сами говорили, существовал лишь один мир. Не знаю, как давно это было — десять тысяч или сто тысяч лет назад. Это невозможно теперь установить. И вот что-то случилось, не знаю, что именно. Мы, наверно, никогда и не узнаем, как это произошло и почему, но, наверно, какой-то человек совершил поступок. Поступок этот совершил только один человек. Он что-то сделал, или выговорил, или подумал. Не знаю, что именно он сделал, но с того момента стало существовать два мира, не один, а два. В самом начале различие было ничтожным, миры еще не разошлись, они проникали друг в друга. Можно было подумать, что это по-прежнему один мир. Но различий становилось все больше, и стало очевидно, что мира два, а не один. Миры все больше расходились, так как были несовместимы. Люди, жившие в них, пошли по разным дорогам. Вот как один мир раскололся надвое. Не спрашивайте меня как это случилось, какие физические и метафизические законы ответственны за этот раскол. Я об этом не знаю, да и никто, наверно, не знает. В моем мире только горстка людей знает, что это вообще произошло. Остальные люди не знают, а если бы узнали, то все равно бы не поверили.
— Магия, — упрямо сказал Корнуэлл. — Вот как это случилось.