В результате многомесячного следствия были выявлены и допрошены все прикосновенные к делу лица, осмотрена местность, и в результате была восстановлена вся картина происшедших событий…
…Афанасий Петров сам-друг со своим земляком и спутником крестьянином Лукьяновым шел пешком из Калужской губернии в Санкт-Петербург «по своим надобностям». По дороге, в деревне Каменка Ельнинского уезда Смоленской губернии, путники остановились переночевать у крестьянина Аверьянова. Сели вечерять. Тары-бары, разговор затянулся за полночь. Дождавшись, когда домашние лягут спать, Аверьянов присел к Петрову поближе и, приглушив голос, рассказал Петрову с Лукьяновым такую историю.
Этот Аверьянов с год назад, случайно, в разговоре узнал от земляка своего, что в Кромском уезде Орловской губернии у крестьянина села Кирово-Городище Василия Сампсонова под домом в погребе находится богатый клад. Сам хозяин почему-то к нему не прикасается, но, если умеючи взяться за дело, при помощи искусных «дельцов», можно им воспользоваться и зажить припеваючи. Аверьянов не только не счел этот рассказ сомнительным, но уверился в нем так, что решился рискнуть: пожертвовать всем, чем можно, и во что бы то ни стало овладеть кладом.
Но к делу приступить было трудно: Аверьянов был очень беден, а тут требовались некоторые издержки. Пришлось идти на поклон к «спонсорам» – богатым односельчанам. Расписав самым заманчивым образом обстоятельства дела, дающие почти несомненную надежду на успех, и то огромное вознаграждение, которое даст будущее за ничтожную жертву в настоящем, он сумел составить компанию: два его односельчанина решились разделить труды и поиски Аверьянова. Собрав более 200 рублей, все трое пустились в путь – добывать сампсоновский клад.
Прибыв на место, в село Кирово-Городище, они остановились в доме сельского священника. Депутатом к Сампсонову отправился Аверьянов – как глава компании. Придя в дом Сампсонова и не теряя попусту слов и времени, Аверьянов прямо приступил к делу и без обиняков попросил хозяина сказать ему «по чистой правде»: действительно ли в доме у него есть какой-то заколдованный клад, о котором он слышал от людей на своей стороне?
Сампсонов отвечал, что да, люди сказали ему правду: у него в подземелье точно есть клад, который принадлежит разбойнику Кудеяру. Этот клад очень богат и состоит из тридцати двух бочонков с золотыми и серебряными монетами, но клад этот зачарованный и без разрыв-травы никому не дается. Один раз, в голодный год, он, Сампсонов, находясь в нужде, попробовал взять оттуда несколько денег себе на хлеб, но вслед за тем у него в семье умерло три человека.
У Аверьянова сердце запрыгало от радости – есть клад! Но, желая убедиться в подлинности слов Сампсонова, он начал упрашивать его показать сокровище, предлагая в награду за это золотой. Хозяин сперва отнекивался, но предложение было слишком заманчиво. Мало-помалу сдаваясь, он, наконец, согласился проводить Аверьянова на то место, где хранился клад, только при условии: Аверьянов должен был позволить надеть себе на голову рогожный мешок. Таким образом, с закрытыми глазами, чтобы не видеть заветный путь, Аверьянов должен был идти за хозяином, куда тот его поведет.
– На все согласен! – сказал Аверьянов.
Тогда Сампсонов натянул на него мешок, взял за руку и повел. Аверьянов мог только заметить, что с места они отправились влево от сарая. Куда шли далее, он видеть не мог, помнил только, что в пути он, по приказанию Сампсонова, часто наклонялся, и им нигде по дороге не попадалось никаких ступенек или лестниц. Взволнованный, Аверьянов даже не смог рассчитать приблизительно расстояние, которое они прошли, но помнил, что шли вообще-то недолго.
Наконец Сампсонов остановился, снял с головы Аверьянова мешок, и потрясенный Аверьянов вдруг увидел себя в довольно просторном погребе или подземелье, в котором при слабом свете горящей свечи желтого воска его глазам действительно представились десятки бочонков с золотом и серебром!
Осмотревшись и придя немного в себя, он начал со вниманием разглядывать все окружающее и замечать подробности. Всех бочонков было в точности тридцать два, иные величиной с ведро, иные с два ведра. Они стояли в два ряда, направо и налево от входа, вдоль стены. У противоположной стены была насыпана куча позеленевших медных денег. Некоторые бочонки от времени и сырости уже сгнили и развалились, и можно было видеть высыпавшиеся из них деньги. Это были монеты разной величины, одни помельче, другие побольше, величиной с талер, и все серебряные. На крупных монетах отчетливо можно было видеть изображение бородатого человека. В ряду бочонков, стоящих с правой стороны, был виден один, прогнивший сверху, и в нем виднелись какие-то старинные золотые монеты величиной с русский империал. Вход в подземелье запирался дверью, которая была так черна, что невозможно было понять, железная она или деревянная.
Сампсонов с Аверьяновым находились в погребе с четверть часа, рассматривая и считая бочонки. Аверьянов стал просить хозяина позволения взять себе несколько монет, в доказательство реальности клада.
– Попробуй, возьми! – усмехнулся Сампсонов.
Аверьянов попытался взять в руку горсть мелкого серебра, но тут же почувствовал, что в руке и во всем теле начинается какое-то омертвение. Испугавшись, он бросил монеты назад.
– Вот для чего нужна разрыв-трава! – сказал Сампсонов. – Без нее никак не взять.
Он указал Аверьянову на стоявший у стены с правой стороны в углу маленький столик, на котором лежала медная доска, с какими-то выбитыми словами, пригвожденная к столу железным костылем, и прибавил:
– Знаешь, что на этой доске написано? «Кто разрыв-траву принесет и этот гвоздь разорвет, тот и мою казну получит». Сам Кудеяр писал. Так вот.
Он снова надел Аверьянову мешок на голову и тем же порядком вывел его из погреба.
Итак, клад был налицо; надо было и Аверьянову выполнять свое обещание. Он пригласил Сампсонова в дом священника, и там, в присутствии четырех свидетелей: самого священника, двух своих спутников и одного местного крестьянина, вручил Сампсонову обещанный империал и заключил с владельцем зачарованного клада письменный договор насчет «взятия клада», об условиях которого Сампсонов, взяв деньги, при свидетелях во всеуслышание заявил:
– Когда разрыв-травы не достанешь, то пропали твои деньги, а когда привезешь траву, допущу взять клад. Если же не допущу, то буду судим!
Заключив таким образом контракт, Аверьянов пустился на поиски таинственной травы. Из Кромского уезда он поехал в Вязьму, где у него имелся большой приятель, мещанин Федор Волков, и, рассказав ему все дело, пригласил принять участие в поисках. Волков охотно согласился. Сборов больших не было: наскоро кое-что захватили и, не откладывая в долгий ящик, пустились в путь, направляясь к Москве, в надежде, что там нетрудно будет найти людей, могущих пособить горю.
Ожидание их не обмануло. Довольно быстро, с помощью московского купца Бардина, жившего на Моховой улице напротив Манежа, они нашли обладателя разрыв-травы – Леонтия Ануфриева, крепостного крестьянина графа Шереметева. Все вместе они испробовали ее действие в кузнице. Эффект от волшебной травы превзошел все их ожидания: полоска железа, почти в четверть аршина длиной и в ширину толщиной, положенная на наковальню, от одного прикосновения чудесной травы с треском, подобным выстрелу, разлетелась на четыре части. Опыт собственноручно производил сам владелец травы, Ануфриев, уверяя при этом, что без особенной сноровки и искусства тут ничего не сделаешь. Траву он держал в пузырьке, ни от кого не прятал, охотно показывал ее всем присутствующим и все ее видели.
Таким образом, заветный талисман был найден. Оставалось найти «дельца», который бы умел владеть им. Стали приставать с просьбами к Ануфриеву, убеждая и умоляя его «послужить им своим досужеством». Но тот, по каким-то обстоятельствам, ехать отказался, а ограничился обещанием присоединиться к ним попозже.
Разочарованный, Аверьянов уехал домой. Но «делец» сдержал свое слово: спустя несколько месяцев явился сам в деревню Аверьянова, в Ельнинский уезд. Взяв товарищей, они все вместе отправились на место клада.
Прибыв в Кирово-Городище, кладоискатели опять остановились у священника, бывшего свидетелем первой сделки. В его присутствии Ануфриев повторил опыт действия разрыв-травы над железом, причем на этот раз он даже не доставал ее, а просто прикладывал к железной полоске деревянный ящик, в котором находился стеклянный пузырек со всесильным снадобьем. Убедившись, что все в порядке, священник отправился к Сампсонову и объявил ему, что со стороны Аверьянова условие исполнено: разрыв-трава найдена и привезена. Теперь все ждут от него исполнения обещания указать клад и допустить овладеть им.
Но ни посредничество священника, ни личные переговоры самого Аверьянова не имели успеха. Отговариваясь тем, что стоит зима и под мерзлой землей клада достать невозможно, Сампсонов наотрез отказался показать к нему ход и попросил гостей пожаловать в другое время, когда-нибудь летом.
После долгих споров и настояний Аверьянов с товарищами вынуждены были воротиться вспять ни с чем и разбрелись в разные стороны: те в Москву, а Аверьянов к себе домой…
…Вот в эту грустную для Аверьянова пору и зашли к нему мимоходом унтер-офицер Петров и крестьянин Лукьянов. Аверьянов обрадовался, узнав, что захожие путники идут в столицу. Давно у него уже вертелась мысль: довести о кладе до начальства в Петербург, да не было средств самому предпринять такой далекий путь. А тут случай сам представился! Не желая упускать его, Аверьянов, нарочно наведя разговор на нужную тему, пересказал гостям все происшествие от слова до слова и убедительнейше просил похлопотать об этом деле в Петербурге. В качестве доказательства он предложил им по дороге завернуть в Вязьму и забрать одну монету, взятую из клада, у своего приятеля, вяземского мещанина Федора Волкова.
Старый служака Петров так проникся рассказом Аверьянова, что охотно согласился на его просьбу. Сделав большой крюк, он зашел в Вязьму к мещанину Волкову и под залог двух целковых взял у него монету «для представления в Петербург начальству». Что было далее, мы уже знаем.