Миссис Фишер произнесла:
— Добрый день. Простите, что не встаю. Я не очень хорошо себя чувствую, во время путешествия у меня разыгрался ревматизм.
Она протянула подругам руку для пожатия.
— Мы не имели ни малейшего понятия, что вы уже здесь. Вы, кажется, собирались приехать позже, — сказала миссис Арбитнот, пожимая протянутую руку.
— Да, — возвращаясь к завтраку, ответила миссис Фишер, — я здесь.
— Это очень печально, — заметила миссис Уилкинс. — Мы так хотели все приготовить к вашему приезду.
Миссис Фишер вспомнила кое-что и прошептала про себя: «Это та самая, которая утверждает, что видела Китса. Ее нужно сразу же поставить на место».
Выполняя свое решение, она проигнорировала замечание и произнесла вежливо, но холодно, обращаясь только к миссис Арбитнот и подчеркнуто не замечая ее соседку:
— Да. Я приехала вчера одним поездом с леди Каролиной.
— Это просто ужасно, — продолжала миссис Уилкинс, не замечая, что на нее так демонстративно не обращают внимания. — Теперь нам совершенно не о ком позаботиться.
— Где вы сядете? — по-прежнему подчеркнуто обращаясь только к миссис Арбитнот, произнесла старая леди. Она утвердилась в мысли, что от этой странной, эксцентричной особы нужно держаться подальше.
— О, благодарю, мне все равно, — сказала Роза, садясь.
К столу было придвинуто только три стула, поэтому подругам пришлось расположиться по обе стороны от миссис Фишер, которая занимала центральное место. Таким образом, она оказалась во главе стола, там, где положено сидеть хозяйке. Миссис Уилкинс осталась очень недовольна таким положением вещей. Она думала: «Конечно, Сан-Сальвадор в равной мере принадлежит всем, но нашли его мы с Розой. Без нас этой женщине нечего было бы даже надеяться попасть сюда. Мы ее пригласили. Если кому и быть здесь хозяйкой, то никак не ей и не леди Каролине».
Миссис Арбитнот чувствовала то же самое. Если бы не спокойствие, разлитое в воздухе, ее бы очень раздражало поведение миссис Фишер. «Просто безобразие, — думала она, — что за этим столом нам предлагают кофе, как гостям. То, что миссис Фишер совсем по-хозяйски позвонила в гонг и велела прислуге принести еще молока, было возмутительно. В самом деле, она ведет себя как хозяйка замка, за который платили все и который нашли они с Лотти. По справедливости, если кому и сидеть во главе стола, то только ей, ведь приезд сюда был только ее идеей!»
Если бы миссис Уилкинс была в том нервозном состоянии, которое сначала вызвало у нее присутствие миссис Фишер, то непременно завела бы сейчас какой-нибудь неуместный разговор. Иногда ее стеснительность приводила к тому, что слова вылетали сами собой, без малейшего ее желания. Например, сейчас она обязательно заговорила бы о кукушках. Почему-то поведение новой гостьи за столом напомнило миссис Уилкинс именно о них, возможно, из-за яиц к завтраку. Но к счастью, вся ее нервозность куда-то испарилась. На небесах никто не должен стесняться, поэтому кукушки немедленно упорхнули на задний план, а Лотти спокойно принялась за еду. Попытки миссис Фишер вести себя за столом как хозяйка тоже ее не трогали. Она понимала, что на небесах на такие вещи никто не обращает внимания, и старалась быть снисходительной к чужим слабостям. Она просто решила, что незачем думать о пустяках, когда комната залита солнцем, а за дверью, ведущей в сад, столько прекрасных вещей. Особенно чудесно было, что в саду цвели фрезии.
Это были любимые цветы миссис Уилкинс. В Лондоне она изредка заходила в цветочный магазин и спрашивала цену фрезий, чтобы иметь возможность взять букет и понюхать. Купить их у нее не было возможности, они стоили что-то около шиллинга за букетик, цена абсолютно невозможная. В саду замка эти цветы росли на каждом шагу, путались под ногами и обвивали розовые кусты, как лианы. В любой момент можно было набрать целую охапку и вдыхать аромат цветов, нагретых солнцем.
Лотти произнесла, обращаясь к миссис Фишер:
— Не правда ли, мы попали в рай?
Миссис Фишер подумала:
«Они гораздо моложе и привлекательнее, чем мне казалось. И вовсе не так просты. Нужно держаться с ними построже, особенно с той странной особой».
Пожилая леди решила не обращать никакого внимания на женщину, чье неуместное замечание в первый день знакомства так ей не понравилось. Впрочем, ничто не могло серьезно задеть миссис Фишер. Ее окружала надежная броня респектабельности, а три имени великих людей, которые удостаивали ее своей дружбы, служили надежной защитой в любой трудной ситуации. Что бы ни делали две странные особы, которых Браунинг, с его очаровательной манерой давать прозвища, наверняка назвал бы ночными пташками, это ее не касалось. Пускай себе щебечут по ночам. Раз даже леди Каролина не намерена вести себя так, как полагается при ее высоком происхождении, они вовсе не будут общаться. В конце концов, это ведь всего на четыре недели. Когда закончится месяц аренды, они разъедутся по домам и больше никогда не увидятся.
Миссис Фишер обошла весь замок и в конце концов решила, что будет проводить время в маленькой гостиной, отделанной в медово-желтых тонах, откуда был прекрасный вид на море. В обстановке тишины и спокойствия она решила провести весь месяц, вспоминая прошлое и отрываясь от этого приятного занятия только для того, чтобы выйти к столу. Леди Каролине тоже понравилась симпатичная солнечная комната, но сразу же по приезде старая леди объяснила очаровательной леди Каролине (миссис Фишер не осталась равнодушной к красоте девушки, несмотря на ее странное поведение. Старая дама даже решила, что Теннисон с радостью посвятил бы красавице сонет), что из-за болезни нуждается в уединении, и маленькая гостиная отлично ей подойдет.
— Кому это нужно, чтобы старая женщина бродила туда-сюда, — сказала она. — Я с удовольствием буду весь день сидеть здесь или на одной из террас.
Кроме того, у миссис Фишер была прекрасная спальня с видом на сад с одной стороны и на море — с другой. Одну из таких комнат заняла она, а вторую — леди Каролина. В обеих было по две кровати, но их вполне можно было вынести. Дамы отдали распоряжение Доменико, и он сделал все, что нужно. Уже после выяснилось, что он поставил по одной лишней кровати в каждую из маленьких спален, и в них стало совсем тесно. Эти комнаты заняли миссис Уилкинс и миссис Арбитнот. В первый момент они не заметили неудобства, а потом просто стали проводить целые дни на свежем воздухе, так что все уладилось.
В переоборудованную таким образом комнату леди Каролина приказала поставить письменный стол и кресло. Миссис Фишер в этом не нуждалась — ее гостиная прекрасно могла служить кабинетом. Она была счастлива, что успела первой завладеть этой превосходной комнатой, ведь миледи тоже хотела получить ее, а это было бы просто нелепо. В доме была еще большая гостиная. Ее тоже можно было бы приспособить под кабинет, заставив оставшихся двух дам обходиться днем столовой на первом этаже, но леди Каролине не нравился сводчатый потолок, похожий на раскрытый зонтик. К тому же из-за небольших узких окон там было темновато.
Завтрак шел своим чередом.
— Надеюсь, — сказала миссис Арбитнот, взглядом и тоном голоса стараясь дать миссис Фишер понять, что хотя она и не гостья в замке, но и не хозяйка, — вы хорошо устроились.
— Прекрасно, — ответила она. — Выпейте еще чашечку кофе.
— Спасибо, мне не хочется. Может быть, вы выпьете?
— Нет, спасибо. В моей комнате были недостатки. Там стояло две кровати, но я велела вынести одну из них, и теперь у меня очень уютно.
— А, так вот почему у меня в комнате две кровати! — воскликнула миссис Уилкинс. Ей это сразу показалось странным.
— Я не давала четких указаний, — произнесла миссис Фишер, по-прежнему обращаясь к миссис Арбитнот. — Я просто велела Доменико убрать лишнее.
— В моей комнате тоже две кровати, — был ответ.
— Должно быть, вторая из комнаты леди Каролины. Она тоже велела ее убрать. Глупо и неудобно, когда в комнате кроватей больше, чем жильцов.
— Нам тоже не нужно столько, — снова вмешалась миссис Уилкинс. Мы приехали без своих мужей, и во второй кровати некому спать. Нельзя ли попросить, чтобы их вынесли?
— Кровати, — ответила миссис Фишер, — должны стоять на своем месте. Нельзя вот так таскать их по всему дому.
Фраза миссис Уилкинс показалась ей на редкость неуместной: «Каждый раз, как эта особа открывает рот, она произносит что-нибудь неуместное». Во времена юности миссис Фишер к мужьям относились серьезно и не обсуждали их без крайней необходимости. Кровати тоже были неподходящей темой для разговора. А уж упомянуть и то и другое в одной фразе казалось просто вопиющей бестактностью, нарушением элементарных приличий. Все знали, что дамы выходят замуж и что джентльмены спят с ними в кроватях, но это никак не могло служить темой для беседы в приличном обществе. Миссис Фишер решила как можно скорее сменить тему.
Она с подчеркнуто заботливым выражением на лице повернулась к миссис Арбитнот:
— Позвольте мне налить вам еще чашечку кофе.
— Спасибо, не хочу. Может быть, вы выпьете еще?
— Нет. Я никогда не выпиваю за завтраком больше двух чашек. Может быть, вы съедите апельсин?
— Нет. Может быть, вы?
— Я никогда не ем фруктов за завтраком. Не могу привыкнуть к этому американскому обычаю. Вы ничего больше не хотите?
— Нет, а вы?
Миссис Фишер не сразу нашла ответ. «Неужели у этой женщины есть привычка отвечать вопросом на вопрос? Если так, то с ней тоже нужно быть осторожнее. Не очень-то приятно четыре недели общаться с человеком, у которого такие привычки». Она посмотрела на миссис Арбитнот и немного успокоилась. У женщины с таким лицом не могло быть дурных привычек. Должно быть, это чистая случайность, а возможно, она просто стесняется в обществе и боится сделать промах. Миссис Фишер нравилось мягкое выражение лица этой дамы. Во времена ее юности все молодые женщины были кроткими и религиозными, и это очень правильно. «Какой хорошей женой была бы она для несчастного Карлайля! Куда лучше, чем эта кошмарная умница Джейн. Такая голубка смогла бы его успокоить».