ько по собственному желанию. Мне вряд ли захочется общаться с этими тремя женщинами. Почему бы им просто не оставить меня в покое? Я хотела бы только сидеть и думать о прошлом».
Прошлое казалось пожилой леди единственной стоящей вещью в мире. Там, где она жила, были люди ее возраста. Они помнили былые времена и великих героев, каких теперь уже нет. С ними было о чем поговорить, это совсем не то, что легкомысленная молодежь, которой так много появилось после войны. Просто удивительно, насколько прошлое значительнее настоящего.
Конечно же, миссис Фишер оставила своих друзей и ровесников не для того, чтобы беседовать с тремя молодыми, малоинтересными особами. Знакомясь, она сказала, что ей хотелось бы посвятить этот месяц воспоминаниям. Следовательно, они все знали и не должны были вторгаться на ее территорию. Но будут ли они настолько деликатны? Этот вопрос беспокоил миссис Фишер все утро, прежде чем старая леди нашла выход из положения.
Она позвала Франческу и велела ей, прежде всего, захлопнуть дверь круглой комнаты, выходившую на балкон. От этого в гостиной стало темно как никогда, и Франческа воспротивилась. Миссис Фишер заметила, что в помещении стало значительно прохладнее и, кроме того, для света есть слуховые оконца. Если они не пропускают солнце, тем хуже. После этого, не давая прислуге опомниться, она велела придвинуть к стеклянной двери шкафчик с редкостями, стоявший в круглой комнате. Затем она позвала Доменико и велела ему со стороны балкона придвинуть к двери тяжелый вазон с цветами.
— Тогда этой дверью нельзя будет пользоваться! — удивленно воскликнул он и получил спокойный ответ:
— Она никому и не нужна.
После всех этих перестановок миссис Фишер оглядела свой балкон и, наконец, испытала удовлетворение. Теперь здесь было совершенно спокойно. Поразмыслив, она поняла, что устроилась исключительно хорошо. Пребывание в замке стоило около трех фунтов в неделю, что составляло восемь шиллингов в день, то есть гораздо дешевле, чем в отеле. К тому же в отеле невозможно было бы получить такие прелестные (после всех перестановок) комнаты, балкон и башню за мало-мальски разумную цену. Неизвестно было только, во что обойдется еда. Тут она собиралась настоять на строжайшей экономии, впрочем соединенной с превосходным качеством. Если поставщик проявит благоразумие, то можно будет отлично совместить одно с другим. Расходы на прислугу ничтожны. Если остальные будут слишком расточительны, то она предполагала передать некоторую сумму леди Каролине, чтобы она потом вернула остаток или, если сумма будет превышена, договорилась с поставщиком и постаралась, чтобы он сам оплатил разницу.
Миссис Фишер очень любила удобства и к тому же была состоятельна, но она ненавидела тратить деньги. Она могла бы выбрать себе более респектабельное место, чем бульвар Принца Уэльского, но, по ее мнению, содержание дома в престижном районе Лондона и собственного автомобиля было слишком хлопотно и неудобно. Поэтому вместо того, чтобы разъезжать на «роллс-ройсе», который она вполне могла себе позволить, миссис Фишер пользовалась услугами таксистов, благо стоянка находилась недалеко. Скромный домик на окраине города не требовал мужской прислуги и не посещался сборщиками пожертвований, поэтому там можно было наслаждаться комфортом, почти не тратя денег. Она унаследовала от родителей не только дом, но и всю обстановку. Турецкий ковер, по которому она ходила, привез ее отец, мраморные часы, отзванивавшие время на каминной полке, стояли на своем месте с незапамятных времен. Стены были почти сплошь покрыты фотографиями знаменитых людей, подаренными ее отцу и ей самой и снабженными автографами. Рисунок штор на окнах не менялся ни разу за все время существования в нем миссис Фишер. Вероятно, иногда их снимали и обновляли, но она не помнила этого. Во всяком случае, ткань была та же самая. Возле стен стояли аквариумы, глядя на которые, она впервые знакомилась с зоологией, и в них, как ей казалось, плавали все те же золотые рыбки. Она часто задавалась вопросом, умудрились ли они пережить ее отца или время от времени умирали и их заменяли новыми. Глядя на них, она вспоминала, как однажды Карлайль[5], разгоряченный спором, подлетел к аквариуму и, потрясая кулаком, закричал:
— Счастливые маленькие мерзавцы! Ох, до чего же вы счастливые! Вам-то не приходится выслушивать тот проклятый, нудный бред, который несет ваш хозяин!
Миссис Фишер думала: «Дорогой Карлайль, великая душа. Такой естественный, такой простой и в то же время какая значительная личность. Иногда он бывал груб — да, если хотите, груб, и не умел вести себя в гостиной. Но кого из нынешнего поколения можно поставить рядом с ним? Отец говорил, что Томас будет бессмертным. Нынешнее мелкое поколение позволяет себе принижать его величие, или совсем не упоминать о нем, как будто этого великого мыслителя вовсе не существовало! Страшно сказать, но некоторые даже не читали его трудов!»
Она тоже их не читала, но это совсем другое дело. На самом деле миссис Фишер была уверена, что прочла книги Карлайля, но давным-давно, поэтому детали изгладились из ее памяти. Некоторые из них иногда всплывали в ее памяти, и это поддерживало уверенность в том, что она прочитала все его труды.
Прозвучал гонг. Увлеченная воспоминаниями, миссис Фишер совсем забыла о времени, но, услышав звук, поспешила в спальню, намереваясь привести себя в порядок. Она не хотела опаздывать и подавать дурной пример. Кроме того, ей очень не хотелось, чтобы кто-нибудь занял место во главе стола. Нынешнему поколению не стоит доверять в таких вопросах, а в особенности этой миссис Уилкинс.
Она не опоздала. Франческа замерла у стола, держа в руках огромное блюдо дымящихся спагетти, но никого из гостей еще не было.
Миссис Фишер, возмущенная до глубины души, села за стол и велела Франческе подавать. Она не собиралась ждать опаздывающих; время ланча им известно, а раз так, пусть поступают, как им заблагорассудится.
Кухарка явно собиралась дожидаться остальных, но приказание выполнила. Миссис Фишер ей не нравилась. До сих пор только она ни разу не улыбнулась, и женщина решила, что старая леди злая. Конечно, она была немолода и некрасива, и, наверное, несчастлива, но добрые люди улыбаются потому, что хотят быть приятными для других, а не потому, что у них хорошее настроение. Не скрывая своего неодобрения, Франческа угрюмо прислуживала за столом.
В свою очередь, старая леди тоже была недовольна. Она не любила спагетти, эти длинные, скользкие полоски теста так и норовили соскользнуть с вилки и свисали изо рта, лишая человека остатков чувства собственного достоинства. Кроме того, они напоминали ей о ее муже. Мистер Фишер вел себя так же своевольно, вертясь и ускользая из-под контроля. Она никогда не могла полностью положиться на него, не могла с ним сладить, точь-в-точь как с этим ненавистным блюдом. Воспоминания о несносном характере покойного супруга окончательно вывели старую леди из равновесия. Она взяла нож и разрезала спагетти на мелкие кусочки и только тогда принялась есть. Франческа неодобрительно наблюдала за ее действиями из-за буфета. Миссис Фишер знала, что поступает неправильно, но ничего не могла с этим поделать. Она не умела есть это блюдо, не любила его и никогда не заказывала. Ей казалось, что только годы жизни в Италии могут помочь научиться этому трюку. Миссис Фишер помнила, что Браунинг великолепно справлялся с этой задачей. Однажды она наблюдала за ним во время ланча. Браунинг делал одно легкое движение, клубок спагетти оказывался на вилке, и оставалось только положить его в рот. Впрочем, она не собиралась учиться таким фокусам и решила попросить леди Каролину больше не заказывать это блюдо.
Старая леди, которая не могла толком сделать даже самой простой вещи и только портила кулинарный шедевр Франчески, стала ей еще неприятнее. Она больше не могла смотреть на варварское отношение к еде и, надеясь спастись бегством от неприятного зрелища, спросила:
— Может быть, мне разыскать синьорину и напомнить ей о ланче?
Миссис Фишер с трудом оторвалась от своих воспоминаний. Она недовольно покосилась на кухарку и ответила:
— Она знает, что ланч подают в половине первого. Они все знают.
— Может быть, синьорина спит. Две другие дамы пошли гулять, а она здесь, рядом. Я видела, как Доменико устраивал ее в саду.
— Тогда еще раз ударьте в гонг, — ответила миссис Фишер.
Она сердилась на опаздывающих: «Что за ужасные манеры. Миссис Арбитнот выглядела практичной, а леди Каролина — воспитанной, и вдруг такое поведение. Что касается той особы, то с нее и спрашивать нечего».
Франческа вынесла гонг в сад и прозвонила почти над ухом леди Каролины, которая полулежала в своем шезлонге. Она музыкальным голосом осведомилась, что произошло. На самом деле она собиралась выбраниться, но для Франчески слова вовсе не звучали как брань. Рассыпая улыбки, она сообщила, что спагетти на столе и стынут.
— Если я не выхожу к столу, значит, я не хочу есть, — произнесла рассерженная Крошка. — Я прошу вас больше меня не беспокоить.
— Вы плохо себя чувствуете? — спросила Франческа.
Она преисполнилась сожаления, но не перестала улыбаться. Эта леди, с волосами подобными шелку, была похожа на Мадонну. Ей не хватало только нимба.
Крошка промолчала, и это было очень неразумно, потому что Франческа тут же разволновалась и помчалась к миссис Фишер. Старая леди сказала, что не может пойти в сад из-за своего ревматизма, но как раз в это время две другие дамы влетели в столовую, запыхавшись и бормоча извинения. Они все утро гуляли по холмам и совершенно забыли о времени. Миссис Фишер отправила их выяснить, что случилось с леди Каролиной и почему она не идет к столу. После ухода подруг она расслабилась и, поскольку больше некому было ее отвлечь, полностью сосредоточилась на ланче. На второе был превосходный омлет с зеленым горошком. Хотя Франческа явно собиралась дожидаться остальных, ей было приказано немедленно подавать. Миссис Фишер не собиралась есть холодный омлет даже ради спасения жизни леди Каролины и резонно заключила, что проголодавшимся путешественницам будет все равно, остыл он или нет.