По всей вероятности, молодая леди не расслышала, что ей сказали. Она продолжала прихлебывать вино, опершись локтем на стол и прислушиваясь к рассказу умолкнувшей было миссис Уилкинс. Пожилая леди вдруг осознала смысл сказанного миссис Уилкинс и не поверила своим ушам: «Она сказала, что пригласила сюда мужчину?»
Судя по тому, что женщины упомянули имя, так оно и было. Впервые за то время, что они провели в замке, миссис Фишер прямо обратилась к миссис Уилкинс.
Дело в том, что она была шокирована. В свои шестьдесят пять лет она могла примириться с любым женским обществом, но смешанная компания — это совсем другое дело. Миссис Фишер не собиралась потакать тому, что во времена ее юности считалось вопиющей безнравственностью, и не хотела, чтобы из нее делали посмешище. Во время первой беседы в Лондоне никто не сказал ни единого слова о мужчинах. Если бы миссис Фишер знала, что дойдет до этого, она ни за что не согласилась бы приехать.
— Как его фамилия? — спросила она, решительно вмешиваясь в разговор.
Миссис Уилкинс повернулась к старой леди с выражением легкого удивления на лице и ответила:
— Уилкинс.
— Уилкинс?
— Да.
— Такая же, как ваша?
— Да.
— Вы родственники?
— Не по крови.
— Так кто же он вам?
— Муж.
Миссис Фишер снова опустила глаза. Она просто не могла спокойно слушать миссис Уилкинс. Она сказала «муж» так, как будто их было несколько. «Почему бы ей не сказать „Мой муж“, как говорят все?» — спросила себя старая леди.
Кроме всего прочего, миссис Фишер считала обеих хэмпстедских дам вдовами, сама не зная, почему. Ей казалось, что их мужья погибли на войне, возможно, потому, что до сих пор о них не было сказано ни слова: «Как она сказала, родственник, но не кровный! Что за отношение… Я читала у Рёскина… или нет, это было в Библии, что человек должен оставить отца и мать и прилепиться к супругу. Это значит, что женатые люди гораздо ближе, чем просто родственники. Если родители ничто для мужчины по сравнению с женой, то тем более для женщины не должно существовать никого, кроме мужа».
Сама миссис Фишер не смогла выполнить библейские заветы, потому что ко времени ее знакомства с будущим супругом ее отец и мать уже умерли, но наверняка их оставила бы ради мистера Фишера, будь это возможно. Поэтому разговор о кровном родстве казался ей ужасно глупым.
Ужин был превосходным. Констанца не пожалела ни сливок, ни яиц, решив, что будет вести хозяйство как хочет, а в конце недели просто выставит счет. По опыту она знала, что англичане никогда не спорят и смотрят только на итог, не вдаваясь в частности.
Кто будет хозяйкой в замке на ближайший месяц — так и не выяснилось, и она собиралась занять это место сама. Ужин был приготовлен так, как Констанца считала нужным, и получился отменным. Однако четыре дамы были так заняты разговором, что не заметили этого. Даже миссис Фишер, для которой хорошая еда всегда была на первом месте, не обращала внимания на то, что ест.
Это говорило о том, что пожилая леди была совершенно выведена из равновесия.
Основная причина, по которой она не хотела, чтобы в доме появился мужчина, заключалась в леди Каролине. Опыт показывал, что при виде ее чудесного личика (оно раскраснелось от вина и стало еще привлекательнее) любой джентльмен потеряет рассудок. Не было ничего, что миссис Фишер ненавидела больше, чем зрелище взрослого, положительного человека, глупеющего при виде молодой вертихвостки. Даже мистер Гладстон, известный политик, при виде леди Каролины потерял бы присутствие духа.
Поэтому пожилая леди решила выяснить вопрос до конца и, если возможно, помешать приезду незнакомого мужчины в замок. То, что он был мужем миссис Уилкинс, никак не могло служить ему достаточной рекомендацией.
«У такой странной особы наверняка и муж должен быть соответствующий, — думала миссис Фишер. — Девочка просто не понимает, что делает. Как только этот человек приедет сюда, он немедленно начнет ухаживать за леди Дестер, не считаясь с разницей в положении. Молодые люди в нынешнее время вообще придают слишком мало значения по-настоящему важным вещам».
— Видите ли, — начала миссис Уилкинс, — мы еще в Лондоне договорились, что каждый, кто захочет, может пригласить по одному гостю. Я это и делаю.
— Я не помню такого уговора, — пробормотала миссис Фишер, опустив глаза в тарелку.
— Да, так и было. Не так ли, Роза?
— Да, я помню, — ответила вместо нее леди Каролина. — Правда, я думала, что никто не захочет этого делать, ведь главная идея была — отдохнуть от знакомых.
— И мужей, — немедленно добавила миссис Уилкинс.
Миссис Фишер поморщилась. Ей показалось, что в словах этой особы содержался некоторый намек. Видимо, миссис Арбитнот тоже подумала об этом, потому что она вдруг густо покраснела.
— А еще от родительской любви, — добавила леди Каролина.
Старая леди решила, что она все же выпила слишком много вина, поэтому говорит такие вещи.
— И мечты о семейном счастье, — призналась миссис Уилкинс. Эта фраза нелестно говорила о характере ее домашней жизни.
— Нет ничего страшного в том, что он приедет, — произнесла леди Каролина. — Вы можете жить в одной комнате.
— О нет, это будет просто ужасно! Как будто остаться нагишом при всех.
— Мне это нравится, — продолжала Крошка.
— В самом деле… — начала было миссис Фишер, но ей не дали договорить.
— Освободиться от вещей, которые тебя связывают, — что за божественное чувство, — мечтательно протянула молодая леди. Она говорила только с миссис Уилкинс, не обращая ни малейшего внимания на остальных.
— О, но жить с тем, кто тебя не любит, — это все равно что стоять на холодном ветру нагишом и чувствовать, как становится все холоднее и холоднее, пока совсем не замерзнешь.
«Что за неуместная откровенность, — думала миссис Фишер. — Эта женщина выставляет себя напоказ, этому нет никакого оправдания». Судя по выражению лица миссис Арбитнот, она полностью разделяла это мнение.
— Он действительно вас не любит? — спросила леди Каролина с нездоровым, с точки зрения двух дам, любопытством.
Миссис Уилкинс ни капли не удивилась и ответила:
— Меллерш? Во всяком случае, это так выглядит.
— Чудесно, — промурлыкала леди.
— В самом деле… — снова начала миссис Фишер.
— Я так не думаю, — продолжала миссис Уилкинс так, будто не слышала слов пожилой дамы. — Я чувствовала себя униженной. Теперь, когда я здесь, могу взглянуть на это со стороны. Я вижу себя и Меллерша.
— Вы хотите сказать, что он не стоил вас?
— В самом деле… — упорно пыталась вмешаться в разговор миссис Фишер.
— Нет, я так не думаю. Просто я неожиданно все поняла.
Леди Каролина, задумчиво вертя в руках свой бокал, изучала сияющее личико напротив.
— Теперь я чувствую, что могу подумать о себе, но не смогу быть счастливой, если откажусь от него. Теперь я знаю, как чувствовала себя Блаженная дева.
— Кто это? — спросила Крошка.
— В самом деле, — на этот раз миссис Фишер произнесла это с таким напором, что леди Каролина наконец обратила на нее внимание.
— Мне очень хочется это узнать, — произнесла она. — Я совсем не знаю истории, а это имя звучит как пение птицы.
— Это сонет, — пояснила миссис Фишер совершенно ледяным голосом.
— О!
— Я дам его вам почитать, — сказала миссис Уилкинс, глаза которой смеялись.
— Нет, не надо.
— Автор этого сонета, — произнесла старая леди еще холоднее, — несмотря на небезупречный характер, часто сидел за столом в нашем доме.
— Как я вам сочувствую, — заметила Крошка. — Моя мать тоже всегда приглашала писателей к обеду. Я их просто ненавижу. Но продолжайте, я хочу еще послушать о Меллерше, — повернулась она к миссис Уилкинс.
— В самом деле… — снова подала голос миссис Фишер.
— У нас множество свободных кроватей.
— Где? — спросила Крошка.
— В этом замке. Их восемь, а нас всего четверо. Просто несправедливо оставить их пустыми, когда еще четверо могли бы быть счастливы здесь. Нельзя думать только о себе, это ужасно. Я хочу попросить Розу, чтобы она тоже пригласила своего мужа погостить в замке. У вас двоих нет мужей, но вы могли бы пригласить своих друзей пожить здесь.
Роза прижала руку к губам. Она то краснела, то бледнела и лихорадочно думала: «Вот бы Лотти на минуту замолчала. Прекрасно, что она любит всех вокруг и выглядит как святая, но неужели при этом обязательно быть настолько нетактичной? Замолчи же, замолчи!»
Миссис Фишер почти с такой же холодностью, с которой встретила замечание насчет поэмы, заявила:
— В замке есть только одна свободная кровать.
— Одна? — удивленно переспросила миссис Уилкинс. — А кто занимает остальные?
— Мы.
— Но у нас ведь только четыре спальни. Их должно быть, по меньшей мере, шесть. Значит, две лишних, причем лишних кроватей у нас четыре.
— Здесь действительно шесть спален, — ответила миссис Фишер. В первый же день они с леди Каролиной исследовали все комнаты, выбирая себе жилье, и знали о замке все. — В одной из них, где стоит только кровать, кресло и комод, спит Франческа, а другая, с такой же мебелью, пуста. Обе очень маленькие.
Миссис Уилкинс и миссис Арбитнот сразу по приезде стали исследовать окрестности, поэтому обратили очень мало внимания на обстановку замка. Они считали, что когда хозяин замка говорил о кроватях, то имел в виду спальни, в которых они стоят. Ни та, ни другая не подумали, что у них в комнате стоят по две кровати.
— Здесь шесть спален, — продолжала миссис Фишер. — В четырех спим мы, в пятой — Франческа, а шестая свободна.
— Тогда, — заметила Крошка, — как бы мы ни хотели порадовать своих друзей, но у нас нет такой возможности. Наверное, это к лучшему.
— Но здесь осталось место только на одного? — растерянно спросила миссис Уилкинс, переводя взгляд с одного лица на другое.
— Да, и этот человек уже нашелся, — провозгласила Крошка.