городским, не известна наука о плутании тропок и ауканье с потерявшимися в лесу, о шитье нарядов из лунного света и аромата переспелой дикой малины. А это и есть их лес.
С каждой фразой его голос становился всё громче, взволнованней. Он-то как раз знал, о чём говорит. И вот он уже сам подтвердил это:
– В детстве меня похищали, хотели отдать князьям, чтобы те исправили мою память, заставили присягнуть лесу. Отец с отрядом нагрянул вовремя, лесные князья ещё не убили во мне любовь к городской жизни. Но увидеть я успел немало. Поэтому отлично представляю, с кем предстоит бороться.
Я осторожно посмотрел на своих спутников. Анютка пребывала в глубокой задумчивости. Эля разглядывала бантики на своих синих туфельках. Зато Валентину здесь не нравилось абсолютно всё. Он настороженно вертел головой, перехватив обеими руками трость, словно готовясь обороняться. Закреплённый ремнём скейт повис за спиной. Выждав паузу в словах фотографа, защитник выступил вперёд. Отчего старик тихо ахнул и покачнулся на стуле.
– Я до сих пор не услышал ни слова о ваших целях, городской господин, – мягкий тон защитника не смог обмануть ни меня, ни старика. – Чем вы занимаетесь на протяжении своих длинных жизней?
– О наших целях… Мой правнук Вячеслав уже говорил вам – мы радеем за развитие городов, за ускорение прогресса. Большинство наших трудится в научной сфере, помогает людям, совершает открытия, учит детей. Наши лю… эльфы состоят советниками при руководителях, – точно провинившийся школьник, затараторил фотограф. Куда только степенность и важность подевались? Но Валентина он боялся.
– Что это им даёт? – потребовал ответа защитник. – Говори при детях, пусть тоже слышат!
Фотограф дёрнулся, но не смог встать со стула. Поймал его Валентин, даже не пошевелив пальцем.
– Доступ к ресурсам. Принятие решений. Власть, в конце концов. И нам, и им нужна власть. Это часть нашей магии. Без неё мы быстро лишимся сил!
Старик выглядел жалким. У меня сложилось впечатление, будто его только что вместе с одеждой постирали в машинке и высушили, так и не расправив. Он скукожился, сжался, поблек. Валентин приблизился к нему и положил руку на плечо:
– Ответь, в чём смысл вашего договора?
– Сто лет назад мы были близки к войне с лесом, – словно давясь словами, затараторил толстяк, растеряв остатки степенности. – И чтобы её не случилось, заключили договор по старинному обычаю. На сто лет. Действие договора распространяется на весь континент. Предварительный текст согласуется в течение месяца всеми нашими Владыками. Но по традиции, как и в прошлый раз, окончательный вид ему придают жители этих мест, ибо здесь леса и человеческие поселения сосуществуют веками.
– С этого и надо было начинать, – защитник подошел к вешалке и демонстративно вытер руки о полотенце. – А то зубы заговариваешь. Ты опытный паук, и паутина у тебя крепка. Зачем позвал сюда детей?
– Нужны арбитры при подписании, – быстро оправившись от чар Флейтиста, вымолвил старик. – В середине июля мы провели обряд – искали людей, наделённых Даром. Призванные чары указали на вас – всех четверых. Но тебя мы не берём. Только детей. Им быть арбитрами, рассудить город с лесом…
– Вот именно, они дети! – ринулся на нашу защиту Валентин. – Давай я…
– Ты чужак, – отрезал старик. – Мы ничего о тебе не смогли выяснить, и это пугает. Ты не эльф, но и не человек. Я вижу. Какой тебе интерес?
– Я с этими детьми. Точка. Желаете заручиться их поддержкой – обращайтесь ко мне.
Валентин открыл дверь и подтолкнул Аню с Элей к выходу. Отчего он такой недружелюбный? Уходя, я обернулся.
Фотограф обиженной дворнягой смотрел нам вслед.
– Им уже есть четырнадцать, по нашим меркам они взрослые, – донеслись до нас его слова. Валентин на них не прореагировал.
Дождь отдёрнул свой занавес, и часть неба просветлела. Солнца видно не было – оно закатилось уже слишком низко, но ещё не село. Лохматые каштаны стремились обсохнуть и вовсю отряхивались от воды. Капли срывались с разлапистых листьев и метили неторопливым прохожим на головы. В домах загорались окна.
Хмурый Валентин не подумал о скейте, о том, что от ателье до нашего района топать и топать, а сосредоточенно брёл по выложенному серо-бордовой плиткой тротуару, глухо постукивая по нему тростью.
– Зачем ты так с ним? – первой не выдержала Анюта. – Он и на половину наших вопросов не ответил.
Защитник страдальчески воздел глаза к небу, но увидел лишь подпиленные ветви каштана и протянувшиеся над ними провода.
– Я сам отвечу на них, – буркнул он. – Эльф собирался живописать вам, как здорово выступать арбитром при двух противоборствующих сторонах, намерившихся договориться. Как чудесно помочь им избежать войны и прочее тра-ля-ля. Но я сбил его с мысли, разозлил. Жаль, больше не удастся. Магический поединок с ним я не потяну. Он быстро закрылся, и я ушел, пока он не дал сдачи.
– И что тут плохого? – не понял я. – Если мы поможем им договориться…
– Наивный дурачок, – вздохнул защитник. – Прошёлся я по городу, разузнал кое-что. Эльфы ваши любимые враждуют между собой веками. Они издревле черпали силы у природы. Но с распространением по планете людей научились извлекать магию и из вас тоже. Ваши эмоции гораздо сильнее, чем их. Ваша кровь горяча, а устремления ярче. Они греются возле вашего огня, расцвечивают свои длинные жизни новыми красками. Раньше «урожай» доставался лесу. А теперь остаётся в городе. По большему счёту они бы не противились росту городов, отыскали бы места в заповедниках и крупных парках, если бы не конкуренты – городские собраться. Вот и вся правда о лесных и городских, так называемых эльфах, а на деле – самых натуральных вампирах. Устраивает?
– Вполне, – согласилась Элька, пока мы с Анюткой переваривали новые сведения. – А я эльф? – вдруг спросила она.
– Не похожа, – возразил Валентин. И вдруг остановился, развернул к себе девочку, двумя пальцами взял её за подбородок. – Ты встречалась с ними. И боишься, что они…
– За мной придут, – закончила его фразу Тихонова.
Я почувствовал себя преданным. Мы делаем общее дело, а она скрытничает!
– Когда, Эля? – стараясь не злиться, спросил я. Наверняка у неё были причины молчать.
– За день до нашего знакомства, – поняв, что от неё не отстанут, призналась Элька. – Помнишь, у меня коленка тогда была в зелёнке. Это я от них убегала. Тётка меня в машину хотела запихнуть. Её и водителя я хорошо запомнила и пока не встречала.
– Им изменить внешность – что тебе семечек погрызть, – «успокоил» её защитник.
– Выходит, любой из встреченных нами может быть… – она с опаской оглянулась назад.
– Я пока плохо разбираюсь в местной обстановке. Но могу сказать – если вас назначили арбитрами, значит, стоит опасаться всех – и городских, и лесных, – продолжал нас «радовать» Флейтист.
– Когда разберёшься, предупреди. Я зубы получше почищу и кофту поярче подберу, чтобы было в чём отметить столь знаменательное событие, – съязвила Элька.
– Дети! – Валентин принялся отстёгивать с ремня скейт. – Подумайте на досуге, кем были ваши обожаемые герои сказок, пока не появились люди? Туманом над болотами – бесформенным и бессловесным.
– Как говорит тётя Даша – «ни рожей, ни кожей не вышли», – встряла Анютка.
– Именно, – согласился защитник. – С появлением людей у них появился и облик, и искусство, и архитектура. Они держатся только за счёт магии и вас, дорогие люди. Исчезни вы, они тоже расползутся, расплывутся туманом, лишившись формы и силы. Городские кричат, что именно они «двигают» ваш прогресс. Глупости, я прошелся по всем научным учреждениям города. Вклад эльфов минимален. Они слишком много о себе думают.
– Но Валентин, – начал я, вспоминая вдохновенную речь Славика.
– Поехали! – Флейтист не захотел продолжать разговор. – Раз, два – мини-троллейбус отправляется. Кто не успел – тот пешком.
Мы не стали спорить, помчались домой. Помчались, чтобы на подоконнике обнаружить предписание прибыть на площадь Победы, в строение 44-в к 11 утра 21 сентября. Нас официально назначили арбитрами городских. Всех четверых.
Ночью мне снились странные, беспокойные сны – яркие до невозможности и пугающие своей реальностью. Я был один в незнакомом лесу – молчаливом, чахлом и больном, пропахшем гниющими листьями. Покорёженные, изуродованные неведомой хворью ели покрывала свалявшаяся пыльная паутина. Некогда белые стволы берёзок заросли древесным грибом, а трепещущие желтеющие листья оказались изъедены до состояния кружева, на скорую руку сплетённого неумелой мастерицей.
Небо… Неба не было. Вместо него над верхушками деревьев катились волны. Такая же картина получается, если нырнуть поглубже и посмотреть из воды наверх. Солнце просвечивало сквозь колеблющуюся плёнку яркими пятнами, но свет его недотягивался до земли, рассеивался в воздухе. Мне порой казалось – он сам светится.
Я шел по лесу в пижаме – той самой, какую родители подарили мне по случаю первого класса. Тогда я ждал настоящего праздника, а мама преподнесла пакет с ужасной девчоночье-розовой пижамой, разрисованной пузатыми медвежатами. До сих пор помню, КАК я тогда обиделся. И вот сейчас треклятая пижама явилась во сне, растянувшись до моих нынешних размеров.
Итак, я шел в пижаме, сбивая носком ботинка малоаппетитные поганки и мухоморы, и отлично осознавал – это сон. Сон, в котором я обязан отыскать нечто. Я взбирался на деревья – заглядывал в дупла. Я разрывал руками мягкую землю у корней неохватных дубов и шарил там, в глубине, без надежды на успех. Но находил припрятанные белками желуди и орехи, полусгнившие, рассыпающиеся грязной трухой.
Нечто… Я отыскал уже под утро, когда сквозь истончившееся полотно сна можно было расслышать, как вставшая раньше всех мама возится на кухне. Я вдруг вышел на широкую поляну, прочерченную наискосок глубоким оврагом. Говорят, так выглядят окопы, остав