Надо сказать, что если раньше глицин был страшны дефицитом, нынче его легко купить в аптеке. По крайней мере в столичной. На периферии он по–прежнему в дефиците.
Но что делать, если глицин не купить в аптеке? Рекомендации просты, как все гениальное. Обычный пищевой желатин, имеющийся в арсенале любой хозяйки, содержит до 20 % глицина, в 100 граммах желатина находится около 20 граммов этого эликсира.
Его усвоение в составе желатина затруднительно оценить точно, но для дальнейших расчетов можно смело принять цифру в 15 процентов. Кушать сухой желатин весьма неприятно (впрочем, как и размоченный), потому предлагаю рецепт, которым я пользовался в те времена, когда имел счет в банке. Слово «осетрина», при необходимости, заменяется на «любая приличная рыба», остальные ингредиенты остаются неизменными. Итак:
Кусок осетрины (или севрюги, белуги) сварить с добавлением кореньев и охладить. Из бульона, получившегося при варке рыбы, необходимо приготовить 4 стакана прозрачного желе. Для этого предварительно размоченный желатин (размачивают его в холодной воде, взятой в пятикратном количестве к весу желатина) растворяют в бульоне и помешивают на медленном огне в течение 2–3 минут. Готовое и процеженное желе охлаждают.
Сваренную рыбу нарезать тонкими кусками и выложить на блюдо так, чтобы вокруг каждого куска оставалось свободное место для желе.
Куски рыбы украсить зеленью петрушки, ломтиками моркови, кружочками свежего огурца, кусочками раков, крабов и каперсами. После того в два–три приема блюдо заливается ровным слоем желе.
Когда заливное остынет, каждый кусок следует вырезать концом ножа и, красиво уложив, гарнировать с двух сторон букетами вареной моркови, картофеля и зеленого горошка.
На 1 кг осетрины — 30 граммов желатина, по 1 шт. кореньев и лука.
Таким образом, это совершенно русское блюдо, испокон веков подававшееся под закуску к любому столу среднего достатка, заключает в себе не менее 4.5 граммов драгоценного глицина (с учетом богатого рыбного белка в 1.2–1.5 раза больше) — блестящая иллюстрация проявления отечественного алкогольного стереотипа как неосознанного инстинкта самосохранения нации.
Я вернулся в номер, приглушил звук телевизора, снял неприятно пахнущие джинсы, убрал пистолет в сумку, поставив его на предохранитель, выпил сразу полстакана водки с тремя таблетками седалгина. В нем были не только обезболивающие, но и успокаивающие элементы. И кофеин в нем был.
А мне надо было и успокоиться, и обезболить живот, и сосуды расширить для продуктивного мышления. Та мыслишка сводилась к простой истине — меня могли вычислить через Витька. И вообще, этот Витек — темная лошадка. То, что он иногда ночует на бичхатах, не исключает его работу осведомителем. Чьим — не существенно; я не знаю же, какие силы представляют заказчики? А стукач такой удобен и властям, и уголовникам. Незаметен, вхож в разные слои общества. Удобней, даже, чем обычная проститутка (из которых, между прочим, каждая вторая постукивает). Да и возраст его мне известен с его же слов. Может он и старше, этот тип людей возраста не имеет.
Проверить версию было несложно, но сперва надо было кое–что предпринять.
Поэтому я зарядился «Абсолютом», спустился к администраторше, купив по дороге коробку дорогих конфет, в пять минут договорился с ней о переезде в другой номер (люкс, на самом верхнем этаже), который она оформила на несуществующую фамилию, доплатил за неделю и за старый номер, он оставался за мной, и за новый, куда и перенес часть имущества.
Теперь следовало дождаться мальчишек и навешать им лапшу на уши. Я налил себе водки и, поставив стакан рядом, развалился в кресле, уставившись в телевизор.
С ящиком у меня отношения сложные. Когда был богатым, смотрел только видик. Пока бичевал пристрастился на вокзалах к любым передачам. Всегда было ощущения, что я ворую это зрелищное удовольствие, так как менты гоняли нашу братию с вокзалов добросовестно. И вот, впервые за последнее время, я мог смотреть телевизор со всеми удобствами, щелкая переносным пультом. Все обилие московских каналов. С водочкой и сигаретой. И буквально через полчаса у меня появилось странное чувство брезгливости.
Существовал раньше в России лубок. Плоскостные картинки с яркими красками и примитивными сюжетами. Потребителями лубочного «искусства» были рабы из крестьян и рабочих, не обученные воспринимать рисованный объем и мысли художника. Вины этих людей в собственной примитивности не было, безграмотность — не вина, а несчастье, как болезнь. Такие суррогаты, заменяющие искусство были и есть во всех странах. Так вот, сейчас по всем каналам я имел «счастье» наблюдать американизированный примитив во всех его немногочисленных формах.
Если бы я был инопланетянином и захотел составить духовный портрет среднего жителя России по рекламе, то он вырисовывался таким.
С утра россиянин чистить зубы разнообразными пастами, примеряет колготки «Омса» и разнообразные прокладки, обкладывает детей памперсами, глотает нечто мгновенного приготовления, запивая разнообразными чудо–йогуртами и соками без консервантов; после еды забивает рот антикариозными жвачками и садится на диван, созерцать товары телевизионного магазина.
Днем он катается на яхтах, автомашинах, горных лыжах; периодически жрет канцерогенный «Марс» или «Баунти», запивая огромным количеством разнообразного пива, пепси и кофе; позванивает по сотовому телефону, чтоб сообщить об уменьшении тарифов; обязательно посещает магазин кожи и беспрерывно жует какую–то резиновую пакость без сахара.
Вечером простой русский человек пьет в лошадиных дозах разнообразный быстрорастворимый кофе вперемешку с пивом и колой, курит разнообразные сигареты, решает разные кроссворды, участвует в разнообразных конкурсах на отгадывание, чистит зубы, жует жвачку, звонит по сотовому, курит сигареты.
Ночью он спит на специальных «безопасных для здоровья» подушках, просыпаясь лишь для того, чтоб сообщить жене (любовнице) о достоинствах нового стирального порошка и возможности хранить деньги на пластиковой карте.
Кроме того данная особь все время болеет. Но медицина в этой стране достигла небывалых высот. Количество аптек превышает количество булочных, а магические таблетки со вкусом мяты и чудотворные бальзамы излечивают почти мгновенно.
Я еще пощелкал кнопками пульта. Вечер плавно переходил в ночь, программы активировались кинофильмами. Двух–трех минут хватало, чтоб понять их содержание. Теперь я в качестве инопланетянина имел представление и о жителях Америки.
Оказывается, там все поголовно владеют восточными единоборствами, стреляют из всех видов оружия, управляют всеми транспортными средствами, начиная от велосипеда и кончая ракетой. Американец способен из ракетницы сбить вертолет. (Если нет ракетницы, он сбивает его просто камнем). Пистолеты у американцев стозарядные, автоматы действуют с эффективностью водородной бомбы. Американцы постоянно разыскивают маньяков, а в редкие выходные спасают мир от гибели. Кроме того, США — излюбленное место посещения комическими туристами. И почти все эти пришельцы настроены по отношению к землянам агрессивно. Но им ничего не светит. Скромные американские супермены всегда начеку.
От телевизионного балдежа под кайфовую водочку меня отвлек очередной телефонный звонок. Я взял трубку осторожно, как гадюку. Ничего хорошего от абонентов я не ожидал.
Усталый женский голос с легким намеком на игривость поинтересовался, не нужна ли мне девочка?
Вчера
…«Здравствуй папа. Пишет Жанна. Как живешь? Не болеешь ли? Я часто болею у меня болит горло когда я простужаюся. Какая у вас погода? У нас холодно. Больше писать не чего. Досвидания.»
Я сегодня утром позавтракала. У тети Нади всегда завтракают. А то, что нам со взрослыми сидеть за одним столом не разрешают — это даже хорошо: никто не пристает, что вилку не так держишь или чавкаешь.
А перед школой я домой забежала, а там эвенк по двору ходит, оленей гладит. Меня увидел, говорит:
— Ой хороший девочка, У олешка голова болит, у эвенк голова болит, денег нет совсем, шкурка есть песец, белый шкурка. Ходи девочка, бедный олешка покупай
голова лечить.
А что покупать. Раз они с мамкой пили — значит мамка где–то водку запрятала и деньги, что у эвенка оставались. Я в хату зашла, мамка на кровати лежит, в тазик блюет. Меня увидела, сразу плакать давай, похмелку просить. Она спрячет, а утром сама не помнит, куда спрятала. А я все ее тайники знаю.
Я посмотрела под кадушкой с кетой соленой: точно, деньги лежат, целых тридцать рублей. А водка тут же, в чулане, две бутылки прямо в рыбу засунуты, а еще две — под досками, на которых кадушка стоит.
Я одну взяла — хватит с них, а то опять упьются и опять мне дома не ночевать. А деньги эвенку отдала и велела спрятать, а он мне их опять отдал и попросил табак на все деньги купить. Он трубку курит. Они всегда трубку курят, с рождения. Как родиться ребенок, ему сразу спиртом губы помажут и трубку в ротик, дыму глотнуть. Что б рос настоящим человеком.
В школе сегодня мне выдали ботинки на лето. Нас трое, кому родительский комитет одежду покупает и дает за бесплатно. Еще Васька из нашего класса, у него отец в море погиб, на баркасе во время шторма, а у его мамы еще трое детей. Им и школа и рыбзавод помогают. И Танька из восьмого класса. У нее и папа и мама есть, но оба пьют и дерутся, и их хотят лишать родительских прав.
Ботинки мне показали, я их примерила — ничего ботиночки, только твердые очень после валенок, но ничего — разносятся по гальке. Показали и классная их опять у меня забрала.
— Пускай, — говорит, — они пока в школе полежат. Тебе то что.
А мне ничего. Я понимаю, они из–за мамки, что б не пропила до лета. Обидно, конечно. Да, ладно! ***
Вот такие звездочки мне папа посоветовал ставить, когда перерыв в писании дневника делаю. Я, может, потом совсем о другом писать буду, вот звездочки об этом и скажут. Только кому они скажут? Кто мой дневник читать будет? Мамке я его никогда читать не дам, да ей и неинтересно. Она даже газеты не читает.