Она не успокоилась, пока не услышала всю историю, по крайней мере вкратце. К концу рассказа ее удивление сменилось восхищением.
— Ты должна рассказать мне все подробно о своей победе над компьютером, мама, но позже, — сказала она наконец. — А сейчас, Джеффри прав, будь осторожна, не навреди себе.
— Буду, буду, не беспокойся. Надеюсь, ты не сомневаешься хотя бы в моей заботе о нашей пациентке, — Гвен тепло потрепала дочь по руке. — Ну, а теперь — что здесь так некстати стряслось? О-о…
Она уставилась на своего младшего отпрыска, сидящего на земле перед раскаленной стеной, испускающей в сумерках слабое свечение. Грегори низко склонился над телом молодой красавицы. Даже отсюда, с расстояния в десять ярдов[4] Гвен могла видеть, как сотрясаются от рыданий его плечи. Она приблизилась к Корделии и спросила вполголоса:
— Что здесь произошло?
— Понятия не имею, — так же тихо ответила ей дочь. — Я увидела то же, что и вы сейчас, и побоялась выяснять без тебя.
Гвен осторожно коснулась сознания сына и обнаружила его в крайнем смятении.
— Ты поступила очень разумно, Корделия, не трогая его в таком состоянии.
Затем она сделал шаг вперед и опустилась на колени перед Грегори.
— Что ты так оплакиваешь, сын мой? — мягко спросила она.
— Умершую навсегда любовь, — безжизненным голосом отвечал ей юноша.
Нахмурившись, Гвен с минуту разглядывала его.
— Правильнее сказать — безответную любовь, — поправила она. — И ничего удивительного, если бедняжка, которую ты держишь на руках, действительно была так изуродована внутри, как мне кажется. Она не сможет полюбить ни тебя, ни любого другого мужчину.
Грегори поднял на нее помертвевший взгляд.
— Так, значит, исцелить ее сердце невозможно?
— Я этого не сказала, — возразила Гвен. — Может, на самом деле что-то и получится. Позволь мне исследовать ее сознание.
Грегори выпрямился, в его глазах засветилась надежда. Он сидел неподвижно, прижимая к себе тело Финистер и ожидая, пока мать зондировала ее разум. А Гвен просеивала и рассматривала чужие воспоминания, даже те, которые были давно похоронены хозяйкой, и особенно те, о которых та даже не подозревала. Наконец, она удовлетворенно кивнула и посмотрела на сына.
— Я думаю, мы можем ее исцелить, — сказала она.
Вздох облегчения вырвался из груди Грегори, он неуклюже попытался вскочить, но, вспомнив о своей драгоценной ноше, снова выпрямился и застыл.
— Однако прежде нам следует хорошенько подумать: надо ли это делать, — неожиданно сурово сказала Гвен.
Ее дети уставились на нее в полном смятении.
— Ты имеешь в виду: не правильнее ли ее убить? — наконец обрел голос Грегори. — Ведь мы уже бились над этим вопросом, мама!
— Да, ты бился, — согласилась Гвен, — но нашел ли ты ответ? Или хоть намек на ответ?
Нахмурившись, Корделия взглянула на Гвен.
— Что такое ты могла там увидеть, мама? — спросила она. — Откуда вдруг эти сомнения в ее праве на жизнь?
— Ну, прежде всего; хотя она, безусловно, была изуродована воспитанием, при котором независимость каралась, а раболепие вознаграждалось, все же убивать и калечить людей — это был ее собственный выбор. Может, мне удастся ее вылечить, а может быть, и нет. Возможно, я смогу очистить ее истинное "я" от страхов и тоски, что как могильный саван окутывают нашу подопечную. Но дальше… Ведь она может и не захотеть расставаться со своими привычками: убивать людей и отбивать чужих возлюбленных. Оправдана ли наша попытка? — с сомнением рассуждала Гвен. — Можно ли вылечить и освободить ее, сделав при этом более человечной?
Остальные слушали ее в полном молчании. Двое глядели на Финистер с нескрываемым страхом, будто впервые увидели, какое она чудовище. Но Грегори… Грегори по-прежнему смотрел с любовью.
— Конечно, мы имеем право принимать решение, — сказал он. — Ведь наша семья пострадала больше всех.
— Пожалуй, в этом что-то есть, — проговорила Гвен. — Может, надо вызвать на семейный совет и отца?
— Отца? Нет! — вскрикнула Корделия и пояснила:
— В этом нет надобности, мы и так знаем, что он скажет: если Финистер навредила хотя бы кому-то из его детей, то единственная милость, которую она заслуживает — это быстрая смерть.
— В том случае, если отец решит быть милосердным, — кивнул Джеффри. — Думается, он может предпочесть и медленную смерть.
— Да, если не решит мстить, — добавила Корделия.
— Это правда, — вздохнула Гвен. — Отец совсем теряет голову, если грозит опасность кому-нибудь из нас.
— По-моему, уместнее подумать, что бы сказал Магнус, окажись он здесь? — заметил Джеффри. — Ведь, в конце концов, именно он в наибольшей степени пострадал от рук Финистер.
Гвен с тревогой посмотрела на вконец измученного Грегори, но вынуждена была согласиться.
— Трудно не согласиться. А ты и впрямь считаешь, что Магнус проголосовал бы за убийство? — обратилась она к Джеффри.
— Скорее всего, нет, — в раздражении признал тот. — Ты вырастила всех нас чересчур великодушными.
«И слава Богу», — с облегчением вздохнула Гвен.
— Не стоит гадать, — раздался безразличный голос Грегори. — Я разговариваю с Магнусом примерно раз в месяц с тех пор, как он уехал из дома.
— Я знаю, — Гвен взглянула на сына. — Ты рассказывал мне о его подвигах.
— Джеффри и Корделия смотрели на брата с завистью — по части телепатии они ему сильно уступали.
Хотя, как сказать… Возможно, дело в его страстном желании общаться с Магнусом, подумала Корделия.
Ведь, когда его обожаемый старший брат исчез, Грегори был совсем юным.
— Ну, что ж, — решила Гвен, — так и сделаем, сын мой: ты перенесешься мысленно на полгалактики, и мы узнаем, что думает по этому поводу твой брат.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Грегори застыл, взгляд его расфокусировался.
Корделия с минуту смотрела на брата, затем повернулась к Джеффри.
— Так вот в чем тут фокус! — шепнула она ему. — Он входит в транс, чтобы добраться до Магнуса.
— Точно, а сходство генов помогает ему в этом, — Джеффри на мгновение задумался, затем потряс головой. — У меня никогда бы на такое не хватило терпения.
— У меня тоже, — призналась Корделия. — Никогда не понимала, как Грегори может проводить столько времени в состоянии созерцания, когда он мог бы творить чудеса и радоваться жизни вместе со своими сверстниками.
— Ну, сестренка, это — его выбор, — вздохнул Джеффри. — И кто мы такие, чтобы судить его?
— Ты прав, — согласилась Корделия. — В конце концов, он же не порицает нас.
— Я слышу Магнуса, — произнес вдруг Грегори — голос его доносился будто издалека. — Он рад говорить со мной, приветствует вас всех и шлет свою любовь.
— О, взаимно! — обрадовалась Корделия; она впервые присутствовала при таком разговоре.
— И каких врагов сокрушает он в настоящий момент? — скептически спросил Джеффри, для него это тоже было в новинку.
— Никаких, — Грегори по-прежнему смотрел куда-то вдаль, его голос напоминал дуновение ветерка. — Магнус на борту своего корабля, где-то между планетами.
— И как он? — озабоченно спросила Гвендолен.
Грегори молчал с минуту, прежде чем ответить.
— Лучше, чем когда-нибудь, мама. Так же хорошо он чувствовал себя только в разгар битвы. Магнус не один сейчас. Она помогает ему справиться со смятением в душе.
— Она? — живо отреагировала Корделия, в ее голосе слышались радость и ревность одновременно. — И кто же она?
Последовал новый обмен мыслями, затем Грегори продолжил:
— Это — девушка по имени Алия, крестьянка. Ей выпали такие же испытания, как и нашему брату.
— В самом деле? — заинтересовалась Гвен.
— Да, и Магнус сейчас пытается исцелить ее.
— Магнус лечит женское сердце? — нахмурилась Корделия. — Да что он понимает в этом?
— Только то, что ему подсказывает компьютер Херкимер. И, кажется, это немало.
— А она не хочет подумать об исцелении Магнуса? — требовательно спросила Корделия.
— Трудно сказать. Ты же знаешь, Магнус позволит себе заглянуть в ее мысли только в случае крайней опасности, — ответил Грегори. — Но он считает, что девушка может быть очень сильным эспером, хоть и необученным.
— Это обнадеживает, — отреагировала Гвен. — Вполне возможно, Магнус проявит милосердие к нашей подопечной, этой несчастной, чей характер был испорчен в детстве. Грегори, расскажи ему, какой выбор стоит перед нами. Только не сообщай о своих чувствах к Финистер.
— Попробую, — ответил Грегори, — хотя Магнус очень опытен в телепатии и, несомненно, может обо всем догадаться по каким-то оттенкам моих мыслей.
Юноша умолк.
— Его семья ждала, пока он пересказывал всю историю старшему брату, находившемуся за сотни световых лет от него. Гвен дивилась силе мысли, способной покрывать разрыв, неподвластный ничему материальному. Здесь неминуемо возникала проблема сбоя во времени из-за сверхсветовых скоростей, и Гвен задумалась, а что за время, который год там, где сейчас путешествует Магнус? Интересно, сколько ему сейчас там лет? Мог ли он, в силу особого волшебства гиперпространства, остаться все тем же Магнусом, который когда-то улетал с Грамария, в то время как они здесь взрослеют и старятся?
Затем раздался голос Грегори.
— Магнус ужаснулся при мысли о том, что из-за него Финистер могут казнить. Но в то же время он считает: известная доля страданий ей не повредит, а научит быть милосерднее с другими людьми.
Гвен вздохнула с облегчением, а Корделия от радости захлопала в ладоши.
— Узнаю благородное сердце Магнуса! — но затем ее лицо омрачилось. — Однако неприятно слышать, что он хочет ее страданий.
— А я не сомневаюсь, что Финистер уже пришлось познать боль, — задумчиво проговорила Гвен. — Но, увы, это не склонило ее к милосердию. В ходе нашего лечения ей снова придется пройти этим путем страдания, и, надеюсь, теперь она выйдет победителем.