– Может, я еще извиниться должен за твою измену?!
– Это была не измена.
– Что же?
– Не измена – и все, – снова уперлась она. – У нас с тобой все кончилось. А его я… Не знаю, может, это и не любовь, но мне с ним так хорошо, так хорошо!
Неужели подлая тварь всерьез полагала, что ему приятно выслушивать все эти мерзости, да еще перед смертельной битвой? Впрочем, чего требовать от дворняжки, которая готова вязаться с каждым встречным кобелем…
– Уходи, – повторил Сумук. – Мне больно и неприятно тебя видеть. И слышать тоже. Ты нашла себе кого-то, с кем тебе «хорошо», – вот и морочь ему голову, если он вернется из боя.
Она покачала головой и драматично, как всегда, прошептала:
– Какой же ты гад… Даже не знаю, что я буду делать, если он погибнет.
– Как что? – удивился Сумук. – Быстро найдешь другого. А уж насчет этого… Надира – не сомневайся, он погибнет в числе первых. Это я обещаю.
– Если ты убьешь его, я тебя возненавижу! – вполне Искренне вскричала Динамия.
– Ах как страшно! – Гирканец фыркнул. – Можно подумать, что сейчас ты меня страстно любишь. И запомни: я никогда и никому не прощаю оскорблений!
– Да в чем было оскорбление? – взвыла ведьма. – Что особенного случилось-то?
– Пошла вон, – устало сказал он. – Ты предала меня в тот момент, когда мне особенно нужна была поддержка близкого человека. И еще: ты не первая, кто мне изменяет но никогда еще мне так страшно не гадили в душу.
Динамия снова сделала оскорбленное лицо и вышла не прощаясь. Удивительное дело, отвратительный разговор пошел на пользу, отогнав вялую немощь духа. К джадугяру вернулась злость, так необходимая перед боем. Прорычав ужасающие проклятия на полузабытом языке атлантов, он запахнулся в плащ и направился на холм, где собрались высшие командиры рысской армии.
На поле предстоящей битвы стояли лицом к лицу две колоссальные – почти по три сотни тысяч каждая – армии. Подобных битв Поднебесье не помнило со времен войны между Офиром и Атлантидой. Под холмом, на котором расположился царь со своей свитой, влево и вправо, сколько доставал взгляд, сверкал металл доспехов, вздымались штандарты и хоругви. Дальше, верстах в двух, грязной тучей раскинулась Орда – низкорослые кони и люди, звериные шкуры поверх брони. На южном крыле сюэни медленно двигались вперед, сокращая расстояние для последующего стремительного броска. Над обеими армиями неторопливо летали небольшие стаи драконов.
Приблизившись к рысским укреплениям примерно на версту, сюэни остановились.
Перед густыми боевыми порядками Орды не было рвов, насыпей или деревянных кольев-рогатин, какие защищали позицию рыссов. Подобное построение не годилось для обороны, что подтверждало – враг готовится атаковать. Передние ряды рысской пехоты прикрылись щитами, выставив копья. Все ждали.
Тем временем Сумукдиар и остальные маги укрепляли слой за слоем магическую завесу, которая, как они надеялись, должна была отразить или хотя бы заметно ослабить напор магрибского колдовства. Произнося заклинания, делавшие прочнее барьер из чар, Сумук чувствовал, как с другой, вражеской стороны какой-то очень сильный колдун (гирканец предполагал, что этим колдуном было Иштари) прощупывает их защиту грубыми тычками говве-а-джаду, пытаясь найти слабые места. Затем над Ордой заклубилось грозовое облако, из которого на рысское войско обрушились огромной силы молнии. Да, Иштари было неимоверно могуче, но не слишком умно и вдобавок не обладало тем изяществом замыслов, которое превращает деревенского облакопрогонителя в подлинного мага высоких разрядов мастерства. Столь примитивный прямолинейный удар был абсолютно не страшен многоярусной защите рыссов. Грозовые разряды безвредно зазмеились по невидимым поверхностям чародейского купола, собрались в толстенный жгут и ударили в обратную сторону – по тесным шеренгам сюэней.
На глазок Сумукдиар определил, что отраженные молнии опрокинули тысячу-другую конников. Над полками рыссов загремели торжествующие крики. К сожалению, лексика, использованная при этом, была не слишком изысканной, так что летописцам придется изрядно потрудиться, смягчая эти могучие выражения…
После короткой панической суеты брешь в рядах сюэней затянулась, подобно тому как мед заполняет выемку, откуда черпнули ложкой. Потом из плотной массы Орды выскочили и бросились на рыссов полсотни невиданных зверей. Видимо, это и были тарандры – огромные крысы, покрытые чешуйчатой шкурой. В сотне шагов от переднего края кошмарные твари, натолкнувшись на чародейский барьер, завизжали, резко замедлили бег, некоторые даже кувыркнулись с разгона через голову. В тарандров полетели стрелы – заколдованные, отравленные, горящие и даже самые обыкновенные. Несколько раз спустил тетиву и Сумук. На линии барьера чар осталось валяться десятка два тарандровых трупов, столько же издохло на рогатинах, и лишь не больше дюжины достигли пехотных коробок.
Началась тяжкая охота. Наконечники копий не сразу и не легко протыкали толстую, покрытую слизью чешую, и некоторые тарандры сумели вломиться в боевой порядок полков первой линии. Немало сил пришлось приложить и немало жизней было отдано, прежде чем перебили зверей всех до единого.
– Кажись, отбились от этих проклятых крысят, – облегченно вздохнул, криво улыбаясь, Ползун. – Теперь-то наконец бросятся они в атаку?
– Скорее бы, – напряженным голосом произнес Алберт. – Не люблю я этой магии – куда лучше честным мечом драться…
– Пора бы… – задумчиво согласился Сумук. – Или ваджрой попробует ударить, или пошлет тумены в наступление. Другого выбора у Тангри с Иштари как будто не остается. А бить волшебным оружием по нашему магическому щиту боязно – можно по себе рикошет схлопотать.
Вскоре выяснилось, что он ошибается. Ряды вражеских войск раздвинулись, пропуская вперед огромного, одетого в боевые доспехи слона, на спине которого восседало уже знакомое гирканцу чудище. Иштари сверкало клыками и поигрывало огромной секирой. Выехав на середину полосы, разделявшей два войска, Иштари зычно потребовало поединка с сильнейшими колдунами рыссов.
– И не думай, – решительно сказал Пушок, ухватив за локоть рванувшегося было Сумука. – Тебе – Тангри-Хан, а мне – этот урод.
Ползун возразил, строго повысив голос:
– Ты мне это брось. Куда тебе с таким оглоедом сладить. Даже я, ведмедем обернувшись, и то бы не решился.
– Не боись, батюшка, уложу. Одним щелчком, – хохотнул Саня.
Поняв суть его замысла, Сумукдиар тоже засмеялся и, хлопнув друга по наплечной броне, пожелал успеха. Глядя на них, царь недоуменно покривился, но говорить ничего не стал и вновь обратил взор на вражескую сторону.
Медленным шагом конь вынес Пушка за переднюю линию, проскакал через специально для белоярского властителя открытый проход в магическом заграждении, остановившись в трех сотнях шагов от Иштари. То, увидав перед собой фигуру в броне, грозно взревело и погнало слона в атаку. Казалось, от топота громадных ножищ дрожит земля, но негромко щелкнула тетива, мелькнул в воздухе стремительный оперенный стержень, смазанный ядом Лернейской гидры… Пронзенные одной стрелой скакун и наездник рухнули наземь и начали тлеть, превращаясь в груду пепла.
– Значит, одним противником меньше, – флегматично отметил Сумукдиар. – Эх, если бы и сердечные дела так же легко решались…
Между тем Пушок уже скакал к своим, торжествующе размахивая луком. Со стороны сюэней раздавались испуганные вопли, а войско рыссов гремело восторженными кличами.
– Ну как я его? – возбужденно поинтересовался Саня, взбежав на холм. – Видали?
– Лихо, – одобрил Ползун. – Вот только, боюсь, Тангри-Хан потеряет голову и ка-а-ак стукнет ваджрой…
– Не должен, – почти уверенно сказал Сумук. – Теперь ваджра – его последний козырь.
– А что бы ты сделал на его месте? – сварливым голосом осведомился царь.
– Я бы еще час назад ваджрой ударил, – согласился гирканец. – Но это я, а Тангри особой решимостью не отличается. К тому же сейчас мы подтолкнем врага к удобным для нас действиям…
Он подозвал вестовых и велел передать приказ. Через мгновение под холмом загудели трубы, передавшие условные сигналы. Трубачи стояли через каждые двести шагов и, услышав звуки сигнала, повторяли их, передавая дальше. Не прошло и минуты, как приказ достиг самых отдаленных от царской ставки полков. Выполняя замысел командующего, десятка три отрядов легкой конницы поскакали к вражеским порядкам.
Тем временем Сумукдиар кинул в пламя светильника шарик с именем Горного Шакала и произнес, увидев лицо давнего врага:
– Начинай, Кесменака.
Все, кто стояли поблизости, с нескрываемым любопытством следили за его манипуляциями, а Ползун даже поинтересовался: что, мол, должно случиться. Джадугяр объяснил, что теперь, по его замыслу, небезызвестный Горный Шакал во главе нескольких сотен головорезов-бактрийцев должен напасть с тыла на ставку Тангри-Хана.
– А если бактрийский пес подведет? – недоверчиво спросил царь. – Подлая же тварь, знаем его.
– Не сможет. – Сумук издал отрывистый хриплый смешок. – Для того и чары, чтоб не нарушали подлые твари данного слова…
Между тем конные сотни, приближаясь к неприятелю, засыпали первые ряды ордынского воинства стрелами, легко находившими добычу в густом строю вражеского войска. Против сюэней применялась пока их же собственная тактика. Потеряв несколько десятков воинов, командиры передовых туменов бросили против нападавших втрое-впятеро превосходящие отряды. Однако рыссы и сарматы, не ввязываясь в сабельный бой, ловко отступали, не прекращая меткой стрельбы из луков с безопасного расстояния. Потери Орды продолжали расти.
Сюэни, однако, наседали, стремясь отогнать отряды легкой кавалерии с пути предстоящего наступления главных сил. Наконец, когда потерявшие бдительность ордынские всадники приблизились шагов на триста к переднему краю рыссов, на них внезапно навалились отборные конные полки и в скоротечной схватке порубили несколько тысяч кочевников.