Ответ гласил: ананасы. Я в толк не могу взять, почему. В Африке вообще есть ананасы? В любом случае, семья Вики происходила из Сент-Люсии.
[Государство Сент-Люсия расположено на одноимённом острове в составе архипелага Малые Антильские острова. На севере граничит с островом Мартиника (по проливу Сент-Люсия), на юге — со входящим в состав государства Сент-Винсент и Гренадины островом Сент-Винсент (по одноименному проливу). С востока омывается водами Атлантического океана, с запада — Карибского моря (общая протяженность береговой линии 158 км).
Каплевидный в плане остров имеет размеры примерно 44 км в длину и 23 км в ширину при общей площади в 617 км².]
Миссис Уинтерсон не была расисткой. Она исповедовала своего рода миссионерскую толерантность, пусть и снисходительную, но ни от кого не потерпела бы оскорбительных высказываний о цвете кожи или национальном происхождении.
Это было непривычно, особенно в то время, когда в городки, где проживал белый рабочий класс, и уже ощущалась нехватка рабочих мест, в значительных количествах стали приезжать пакистанцы. Тогда, в отличие от нынешних времен, никто не вспоминал о наследии Империи. Британия колонизировала, владела, захватывала или вмешивалась в дела половины земного шара. Мы разделили на части одни страны и создали другие. И когда кто-то из построенного нами силой мира вдруг начинал требовать компенсации, мы впадали в ярость.
Но церковь Елим привечала всех и каждого, и мы были обучены, пусть и со скрипом, принимать "наших друзей из-за моря".
Когда мы с Вики приехали в Аккрингтон, миссис Уинтерсон вручила ей одеяло, которое собственноручно связала, чтобы Вики не замерзла. "Они так чувствительны к холоду", – сказала она мне.
Миссис Уинтерсон страдала неврозом навязчивых состояний и вот уже почти год вязала во славу Иисуса. С рождественской елки свисали вязаные украшения, а собака маялась в рождественской курточке из красной шерсти с вывязанными белыми снежинками. Еще был связан рождественский вертеп, и каждому пастуху полагался вязаный шарфик, потому что наш Вифлеем находился по дороге в Аккрингтон, а не в Иерусалим.
Когда отец открыл мне дверь, на нем была новая вязаная жилетка и того же цвета вязаный галстук. Весь дом был обвязан и перевязан.
Ну да ладно. Зато нигде не было и следа револьвера. А миссис W надела праздничный зубной протез.
"Вики, – сказала она, – присаживайся. Я приготовила тебе тост с запеченным сыром и ананасами".
Вики решила, что это, должно быть, такой ланкаширский деликатес.
На следующий день нас ждал окорок с ананасом, после которого на столе оказались консервированные кусочками ананасы. Потом мы ели оладьи с ананасами и "перевернутый пирог" – с ананасами же. И курицу по-китайски – с ананасами, а потом – кубики чеддера с ананасами, нанизанные на коктейльные шпажки, кокетливо воткнутые в половинку обернутой фольгой капусты.
В итоге Вики заявила: "Я не люблю ананасы".
Это была ужасная ошибка. У миссис Уинтерсон мгновенно изменилось настроение. Она объявила, что в следующий раз мы будем есть котлеты. Мы согласились, но в тот вечер, как и собирались, пошли в паб, чтобы поесть креветок с жареной картошкой.
Около десяти вечера мы вернулись домой и обнаружили, что миссис Уинтерсон угрюмо маячит у плиты. Дом наполнял кошмарный запах горелого масла, мяса и жира.
В небольшой пристроенной к дому кухоньке миссис Уинтерсон стояла и механически переворачивала на сковороде какие-то черные штучки размером с пуговицу.
- Я тут с шести вечера эти котлеты готовлю, – сказала она.
- Но ты же знала, что мы собирались уйти.
- Но вы же знали, что я готовлю котлеты.
Мы не понимали, что тут можно поделать, поэтому пошли спать – Вики наверх, а я в гостиную, на надувной матрац. На следующее утро к завтраку нас ждал накрытый стол. В центре высилась пирамида неоткрытых консервных банок с ананасами, ее венчала открытка в викторианском стиле с двумя стоящими на задних лапах котами, одетыми в мужской и женский костюмы. Подпись гласила: "Никто нас не любит".
Пока мы прикидывали, стоит ли сбежать на работу сразу или рискнуть приготовить себе тост, в комнату ворвалась миссис Уинтерсон, схватила открытку и швырнула ее назад на стол. "Это мы с твоим отцом!" – сказала она.
Мы с Вики подрядились на Рождество поработать в психиатрической больнице. Огромное, монументальное здание в викторианском стиле, где я жила и работала целый год перед Оксфордом, с обширной прилегающей территорией – там даже была своя пожарная машина и общественный клуб. Больница была пристанищем для невменяемых, буйных, свихнувшихся и осужденных. Кое-кто из старожилов находился здесь за то, что родил ребенка, кто-то – за попытку убить ребенка, а некоторые находились здесь вместе с детьми. Это был странный мир – социальный и уединенный одновременно.
Мне нравилось там работать, пусть и приходилось вычищать за подопечными их дерьмо и блевотину и разносить им еду на огромных оловянных подносах. Я работала посменно, по двенадцать часов. Может быть, окружающее безумие успокаивало мои собственные страхи. Я испытывала сострадание. И чувствовала, что мне повезло – оказывается, сойти с ума так просто.
Единственное, что я там ненавидела – это тележки с успокоительными. Больных накачивали седативными препаратами и транквилизаторами. Шприцы и таблетки вроде бы гуманнее, чем обитые матами изоляторы и смирительные рубашки, но я в этом не уверена. От местных обитателей разило валиумом и ларгактилом – от последнего у них еще портились зубы.
[Валиум – широко используемый препарат-транквилизатор, оказывающий выраженное седативное, снотворное, противосудорожное и успокаивающее действие.
Ларгактил (аминазин) – нейролептик, купирует различные виды психомоторного возбуждения, бреда и галлюцинаций, уменьшает или снимает страх, тревогу, напряжение у больных психозами и неврозами.]
Мы с Вики ходили на работу и возвращались, стараясь не замечать, что дома, на Уотер стрит, обстановка была куда безумнее, чем все, что творилось на работе. Дом на глазах становился все мрачнее и готов был рассыпаться – прямо как в рассказах По. Рождественские украшения были на месте, гирлянды светились, но от этого делалось только страшнее.
Примерно неделю миссис Уинтерсон с нами не разговаривала. Однажды вечером мы вернулись с работы – шел снежок, на улице славильщики распевали колядки. И тут я поняла, что у нас дома проходит церковное собрание.
Миссис Уинтерсон была в веселом настроении, она приоделась в красивое платье и встретила нас тепло.
- Я как раз иду за каталкой – хотите пирога?
- Что такое "каталка"? – спросила Вики. Ей на ум явно пришли катастрофа, больница и инвалидное кресло.
- Это у нас так называют сервировочный столик на колесиках, – ответила я, а миссис Уинтерсон резво въехала в гостиную с тележкой, груженой подогретыми пирогами.
В этот момент ко входной двери подошла группа чужих славильщиков – возможно, из Армии Спасения, но миссис Уинтерсон такие тонкости не интересовали. Она распахнула дверь и заорала:
- Иисус уже здесь! А ну, пошли вон!
- Мам, это как-то чересчур...
- Мне и так со многим пришлось смириться, – ответила она и многозначительно на меня посмотрела. – Я знаю, что библия учит нас подставлять другую щеку, но бывают такие дни, когда никаких щек не напасешься.
Вики тоже столкнулась с трудностями. Как раз перед самым Рождеством она пошла спать и обнаружила,что ее подушка куда-то исчезла, зато на кровати лежит наволочка, набитая религиозными брошюрками о конце света. Она начала осознавать, каково это – жить в преддверии апокалипсиса.
- Тяжко тебе жилось там, у тебя на родине, – сказала миссис Уинтерсон.
- Я родом из Лутона, – ответила Вики.
[Лутон (англ. Luton) — город в Англии, выделенный в унитарную единицу, в южной части церемониального графства Бедфордшир.]
Но ей было тяжко. Кому угодно было бы. Свисавшие с потолка бумажные цепи стали выглядеть как наручники для безумцев.
Отец большую часть времени проводил в сарайчике на заднем дворе – он готовил для церкви скульптурную композицию. Я полагаю, это должно было быть что-то вроде надалтарного украшения на евангельские темы. Пастор хотел украсить воскресную школу чем-то, что не выглядело, как католические истуканы, кумиры, прямой запрет на которые был озвучен в книге Исхода.
Отец любил лепить фигурки из глины и раскрашивать их. Сейчас он красил шестую.
- Что это? – спросила Вики.
Это были Семь Гномов, Обретших Спасение. Белоснежка отсутствовала – видимо, потому, что почти полностью воплощала католический еретический образ Девы Марии. Зато каждый гном был снабжен небольшой табличкой с именем: Питающий Надежду, Исполненный Веры, Исполненный Духа, Благочестивый, Достойный, Бдящий и Исполненный Рвения.
Отец тихонько водил кисточкой.
- Твоя мать расстроена, – проговорил он.
Мы оба понимали, что это значит.
В кухне миссис Уинтерсон готовила заварной крем. Она судорожно перемешивала его в кастрюле так, словно там плескались темные воды бездны. Когда мы протискивались мимо нее к задней двери, она, не отрывая взгляда от кастрюли, произнесла: "Грех. Он извращает все".
Вики не привыкла к ее манере общаться – то молчать целыми днями, то вдруг изрекать судьбоносные обрывки мыслей, которые мы все должны были бы разделить и понять, но у нас это никогда не получалось. Ясно было, что Вики это напрягает, да и отец пытался меня предупредить. Я проверила ящик с полотенцами. Револьвера там не было.
- Думаю, нам пора собираться, – сказала я Вики.
На следующее утро я сообщила маме, что мы уезжаем.
- Вы это нарочно, – ответила она.
Дом. Две ступеньки вверх, две ступеньки вниз. Длинный темный коридор и убогие комнатки. Дворик с туалетом и угольным погребом, мусорки и собачья конура.
- До свидания, мама.
Она не ответила. Ни тогда, ни потом. Больше я ни разу не возвращалась. Больше я никогда ее не видела.