– Да что вы?! – искренне удивилась Аграфена. – Вы, видимо, несете смех и радость людям? А жить мне где? У вас будут неприятности, если я останусь на улице!
– Ваше имя и фамилия? – несколько дрогнул ее собеседник.
– Аграфена Пичугина.
– Вы можете жить в номере Вилли, мне дано такое распоряжение, – спокойно ответил портье, нисколько не меняясь в лице.
– Да что вы? А где же он сам?
– Не имею…
– Извините, а где у вас кнопка? – вдруг спросила Груня.
– Что? – поднял густые брови домиком портье.
– Где ваш пульт управления? – строго произнесла Груня. – Я хо-чу вас пе-ре-прог-рам-ми-ро-вать.
«Домики» сложились обратно. Видимо, юмор мужчина все же воспринимал.
– Я понимаю вашу иронию. Вы живете в номере с Вилли, но немало женщин приходило к нему и жило с ним. Большинство оставались на одну ночь… – Портье многозначительно посмотрел на художницу, намекая, что и она может оказаться такой вот однодневкой.
– Меня не интересуют подробности его личной жизни, – сухо заметила Аграфена.
– И это не значит, что я должен всем докладывать о его передвижениях, – продолжил портье. – А если учесть, что сам комиссар полиции предупредил весь персонал о грозящей хозяину угрозе… Нам запрещено вообще говорить о нем. Я очень уважаю Вилли и никогда не нарушу распорядок. Кроме того, если кто-то будет наводить справки о нем, особенно о том, где он находится, о его маршруте передвижений и расписании встреч, нам велено незамедлительно сообщать в полицию. Так что…
– А на наводящие вопросы вы можете ответить?
– Не знаю. Смотря что за вопросы.
– Вилли в отеле?
– Нет.
– В Будапеште?
– Нет.
– Он вылетел из страны?! – воскликнула Груша.
– Боюсь, что да. По работе.
– А куда?
– Я не в курсе. Знал бы – не сказал.
– Телефон… – рискнула все же попросить художница.
– Нет.
– Понятно, – вздохнула Груня. – Дайте ключи от номера.
– Пожалуйста.
– Я, значит, буду в номере одна? – уточнила она.
– Совершенно верно, – подтвердил собеседник.
– А когда Вилли вернется?
– Не имею ни малейшего понятия, – твердо заявил портье, но Аграфена ему почему-то не поверила.
– Спасибо и на этом.
Груня поднялась в люкс к Вилли и осмотрелась. В апартаментах было убрано и стерильно чисто. Художница подошла к бару и достала бутылку шампанского.
– А кто откроет? – вслух спросила она. И сама себе ответила: – Да я же и открою. Такое дорогущее шампанское, где и когда я еще смогу такое выпить… А живу я без мужчины, значит, должна все делать сама. И сделаю! Снимается фольга, затем вот проволочка…
– А ты что тут делаешь? – раздался за ее спиной визгливый, неприятно-высокий женский голос.
Аграфена обернулась как раз в тот момент, когда пробка выскочила из бутылки и влетела прямиком в лицо вошедшей Насти, окропив ее всю шампанским. Полбутылки было потеряно.
– Ай-ай! Ой-ой! – кричала Настя, схватившись за лицо. Но ее руки, зажимающие нос, не могли остановить просачивающуюся тонкими струйками кровь.
Груня кинулась к старлетке, поволокла ее в ванную комнату. Холодная вода мало чем помогла, только сильно напугала Настю, когда кипенно-белая раковина перед ней окрасилась кровавыми разводами. Тогда Груня отвела ее в комнату, уложила на диван, положив на лицо молодой актрисы мокрое, холодное полотенце.
– Успокойся ты уже! Подумаешь, пробка в нос влетела…
– Ты это сделала специально! – визжала Настя каким-то сорванным голосом.
– Ага! Делать мне больше нечего…
– Но так нельзя попасть случайно! Ты прицелилась! Ты убить меня хотела! – ныла Настя. – Зачем я только сюда сунулась? Ты сумасшедшая!
– Разве пробкой от шампанского убивают? – начала нервничать Груня.
– Ты хотела оставить меня без глаза, чтобы я не смогла играть! – не сдавалась Анастасия, изображая из себя умирающего лебедя.
– Нужна ты мне! Я просто выпить дорогого вина хотела.
– А оно еще осталось? – спросила Настя, приподнимая полотенце с лица.
– Полбутылки, – ответила Аграфена, кинув взгляд на присмиревшую жидкость.
– Налей… – тоном умирающего лебедя попросила Анастасия.
Художница разлила остатки в два бокала, таких больших, под коньяк, сразу же предупредив:
– Закуски нет.
– Ничего страшного, я талию берегу, – ответила Настя, приподнимаясь на диване и отнимая полотенце от лица. – Вроде кровотечение прекратилось… По крайней мере, я больше не чувствую этот противный кисловатый вкус крови во рту. Что? Что ты на меня так смотришь? – испугалась Настенька.
– Так, ничего, – ответила Груня, ужасаясь размерам ее огромного синюшно-багрового носа.
Настя аккуратно потрогала его.
– Сильно распух?
– Прилично. Ты похожа на Тайсона. То есть на афроамериканца, занимающегося к тому же еще и боксом.
– Кошмар какой! Ты сломала мне нос! – Аграфена залпом выпила шампанское и поморщилась. – Так что ты тут делаешь?
– Я тут живу.
Груня тоже выпила шампанского. Она как-то сразу прекратила злиться на Настю – и из-за распухшего носа, и из-за того, что узнала про неосуществленные амбиции старлетки. Ей даже стало немного жалко ее.
– Тут живет Вилли, – прохныкала Анастасия.
– Мы живем тут вдвоем, Вилли и я, – поправила Груня, закидывая ногу за ногу.
– Вас двоих, вместе, нет! – злобно заявила Настя.
– И что?
– Я провела с ним незабываемую ночь, – завела свою сказку юная актриса.
– Очень хорошо. И каков он? – улыбнулась Груня.
– Великолепен!
– Очень хорошо! Ты провела с ним одну ночь, а я проведу все остальные. И это даже не обсуждается. Только попробуй просто посмотреть в его сторону! Сама убедилась, как я управляюсь с обычной пробкой из-под шампанского, а уж что я могу сотворить ногтями и зубами, тебе лучше не знать, – пригрозила наглой девице Груша, улыбаясь и разом понимая, что вся ее ревность улетучилась, и ей сразу же стало легче дышать.
Настя поежилась и недовольно спросила:
– И чего он в тебе нашел?
– Загадочность.
– О, ее в тебе полно! Ну, ладно, я достигла своей цели и уступаю Вилли тебе. В твоем возрасте – это последний шанс. А я еще и не такого мужчину отхвачу! – заявила Анастасия, складывая свои слегка переколотые гелем губки бантиком.
– Ты достигла своей цели, выгнав Таню с ролей? – уточнила Груня.
– А тебе-то что? Вы подругами не были.
– Женская солидарность. Она – наши старые кадры.
– Понятно. Ты такая же старушка. По возрасту точно ближе к ней, – хмыкнула Настя, вальяжно развалившись на диване.
– Думай что хочешь. Только не доросла ты еще, чтобы вот так вышвырнуть ее с ролей.
– Не тебе решать! Все уже без тебя решено! – нахально заявила старлетка.
– Отработала у Эдуарда? – прищурила глаза Аграфена. Ну что за характер у этой еще молодой женщины? Все бы ей делать пакости…
– А то!
– А то, что у Тани с Эдуардом Эриковичем много лет были близкие отношения, тебя не смущает? Хотя кого я спрашиваю… – сокрушенно махнула рукой Груня.
– Меня – нет, не смущает. Мало ли с кем у него что было! – честно ответила Настя, которая гнула свою линию – дорогу молодым, причем любым способом.
– А ведь он и тебя сможет взять да и поменять на кого-то в недалеком будущем. Это тоже не смущает? – спросила Аграфена.
– Нисколько! Старик уже не доживет, не успеет поменять меня на кого-то. – Анастасия рассмеялась, что выглядело дико при ее синем, опухшем носе. Прямо злой клоун из фильмов ужасов.
– Ты злая, Настя.
– И что? – беззаботно спросила девица.
– Неужели тебе совсем не жалко Ветрову? – Аграфена все пыталась найти в собеседнице хоть каплю женского сочувствия.
– Жалелки не хватит всех жалеть. Мне что, ждать, когда она умрет от старости на сцене? Так я и сама уже в годах прибавлю. А чтобы она сама ушла – не дождешься.
– То есть призывать к твоей совести бессмысленно? – уточнила Груша.
– Абсолютно. У меня ее нет. А про то, что ты ходила к Эдуарду и грозила ему уйти, если он снимет с ролей Таню, я уже в курсе.
Груня опустила глаза. «Значит, девица в курсе, что Эдуард Эрикович не повелся на мою провокацию и совершенно спокойно и неожиданно уволил меня».
– Да уж, добро только в сказках побеждает, – усмехнулась она.
– Точно! На этот раз и ты пострадала. Потому что очень не вовремя влезла к Эдику с просьбой вернуть Ветрову. Наш режиссер все не знал, как от нее отделаться, а тут такой шанс выпал – у той рожу перекосило, да еще траванулась перед премьерой. И декоратора другого он тоже найдет. Не великая ты знаменитость. Эдуард теперь ни перед чем не остановится! – выпалила Анастасия.
– Я не сомневаюсь, у него теперь хороший советчик, дела театра пойдут в гору… Ты, Настя, бесстыжая, вульгарная бездарность. И обоим вам все равно не построить счастья на костях других людей.
– Кто бы говорил! Уж не знаю, что ты с Вилли сделала, просто приворожила с первого взгляда, – огрызнулась старлетка и встала с дивана. – Ладно, я пошла. Вообще-то я к Вилли приходила, да вот тебя застала. Покедова, уволенная декораторша! Отхватила свой куш, так и молчи! – Настя развернулась на каблуках и выскочила из номера.
«Все-таки хорошо, что я ей лицо разукрасила. Понимаю, что Таня все равно выглядит хуже, но и эта нахалка тоже теперь не фонтан», – подумала Аграфена.
Набравшись смелости, то есть выпив еще шампанского, она отправилась к Татьяне.
Глава 17
Под дверью номера Ветровой Груня провела томительно долгое время. На все ее просьбы и мольбы Таня отвечала: «Я никого не хочу видеть! Уходи, Груша».
– А я вот очень хочу тебя увидеть! – твердила художница. – Вот такое у нас тут несовпадение. Я ведь, между прочим, тоже уволенная, так что мы с тобой в одинаковом положении. И полетим домой в одном самолете. И если ты, Таня, мне сейчас не откроешь, я буду вынуждена полезть к тебе через балкон – или с первого этажа, или из соседнего номера. Сразу же предупреждаю: я эквилибристикой никогда не занималась, так что если сорвусь вниз, будешь виновата ты. Я прямо сейчас составлю завещание, и пусть именно так напишут на моей могильной плите. Здесь, я смотрю, уже открыт конкурс на самое нелепое завещание. Думаю, что я хоть и не сценаристка, и не режиссер, смогу переплюнуть своего папашу. У нас с ним это в крови у обоих.