Он, хмурясь, отложил в сторону какую-то папку с бумагами, видимо, именно в ней были малоприятные заключения специалистов, и продолжал:
— Предложения не отвергнуты, нет. Но рекомендовано еще раз посмотреть их. У нас здесь присутствуют руководители проектного института, руководство города, приехал Михаил Васильевич Пчелин. Вот давайте разбираться. При этом не будем забывать двух обстоятельств. Первое: сроки. Нам очень нежелательно оттягивать начало застройки Левобережья. Очень нежелательно. Но как и чем мы его застроим — тоже немаловажно. На авось, потом, мол, разберемся, — мы идти не можем. Это второе обстоятельство, которое тоже прошу иметь в виду при обсуждении поставленного вопроса. Кому первому предоставим слово? Видимо, руководителю проекта застройки? Пожалуйста, Глеб Борисович.
…Круглый говорил с плохо скрытым недовольством. Его глубоко уязвила вся эта история, и он, несмотря на все уговоры Шуруева, никак не мог настроиться на спокойный, рассудительный тон. Глеб Борисович был убежден, что позиция республиканских организаций явилась результатом происков Стрижова и поддержки этих происков со стороны Пчелина. Поэтому он не столько разъяснял основные элементы проектных предложений, сколько зло, с сарказмом высмеивал те замечания, которые содержались в заключении Госстроя и с которыми Шуруев и он были уже ознакомлены.
— Меня удивляет, что из-за возражений одного-двух, пусть и уважаемых, специалистов подвергли сомнению труд целого коллектива зодчих, работу целого института. При этом замечания по планировке, например, носят общий, я бы сказал, даже абстрактный характер. Недостаточно оптимально использована пойма Серебрянки. А по-моему, достаточно оптимально. Нет органической связи со старой застройкой. А по-моему, есть, и довольно ясная. Неудовлетворительно используется ландшафт. А я утверждаю, что удовлетворительно. Следует более рационально отнестись к водному зеркалу озера Тростникового, использовать его более эффективно. Что это такое? Может, застройку на его гладь перенести, вторую Венецию отгрохаем? Мне кажется, что побережье озера у нас использовано довольно удачно и рационально.
— Какое же это удачное использование, когда вы его все занимаете портовыми сооружениями, — бросил реплику Стрижов.
Круглый, не повернувшись к нему, ответил:
— Приозерск — не город-спальня, а город-труженик. Пора бы это знать, товарищ Стрижов.
— Но спать-то лучше под плеск воды, чем под рев и гудки теплоходов.
— Это лирика, к делу она отношения не имеет. — Круглый в том же запальчивом тоне закончил: — На критических замечаниях в адрес «СКП-10» я останавливаться не буду, ибо эти замечания полностью соответствуют тому направлению, которое мы взяли по доработке проекта. Дома будут нормальные. Но на вкус каждого, конечно, не потрафишь. И делать этого, думаю, не надо.
Круглый замолчал и сел на свое место, ни на кого не глядя.
Чеканов вежливо спросил:
— У вас все, Глеб Борисович?
— Пока все. На вопросы и замечания, если таковые будут, я готов ответить.
— Какие есть вопросы, товарищи? Прошу. — Чеканов выжидающе смотрел на участников совещания.
Вопросы были. Они касались прежде всего доработки проекта «СКП-10», затем возник спор о целесообразности повышенной этажности, опасались, что новая застройка придавит старый город. Система транспортных связей новой застройки со сложившимися магистралями города тоже беспокоила многих.
Круглый уже несколько успокоился и отвечал деловито и уверенно. У многих из присутствующих рождалась мысль, что сомнения по проектным предложениям у республиканских товарищей, пожалуй, преувеличены, не очень-то они весомо выглядят. Интересно, что скажет академик Пчелин?
Когда вопросы к Круглому и Шуруеву иссякли, Чеканов, не обращаясь ни к кому конкретно, заметил:
— Непростое дело нам предстоит. Приозерск живет более трех столетий, а мы должны построить такой же по размерам новый город за какие-то пять лет. И все же хотелось бы избежать крупных просчетов и ошибок. Именно заботу об этом я вижу и в заключении специалистов. Этим озабочена и партийная организация института, об этом же, между прочим, написал в обком и инженер Стрижов.
Костюков поднял голову и предложил:
— Надо бы зачитать это письмо. Там есть толковые мысли, но и субъективного много.
— Из письма товарища Стрижова мы секрета не делаем, оно разослано всем членам бюро обкома. К тому же товарищ Стрижов присутствует здесь и, я думаю, выскажет свою точку зрения. Сейчас слова просит директор института. Пожалуйста, Вадим Семенович.
Шуруев поднялся за столом, неторопливо надел очки, заговорил озабоченно:
— Я считал и считаю и планировку застройки, и избранный тип домов с учетом их модернизации достаточно удовлетворительными. Если бы я думал иначе, я бы не представлял эти материалы архитектурному совету и тем более областному комитету партии. Можно ли иметь лучшие проекты? Можно ли иметь лучшие типы домов? Да, конечно, можно. Но в стране и кроме Приозерска многое надо строить. На дворцы и коттеджи денег пока нет. Так давайте же реально смотреть на вещи. Я не боюсь сказать, что некоторые не в меру ретивые критики наших предложений своим упорством ввели в заблуждение республиканские организации. Хорошо, что прибыл товарищ Пчелин. Я уверен, что вместе мы найдем выход из создавшегося тупика, разрубим этот узел и, не откладывая, начнем осваивать Левобережье. Хороший будет массив, товарищи, уверяю вас.
Стрижов опять не удержался:
— Массив — конечно, будет. Наставите вы своих «СКП», которые ничуть не ушли от знаменитых пятиэтажек, — и массив готов. А каково в них жить? Об этом следует думать прежде всего.
— А что вам, собственно, дались пятиэтажки? Что вы их так невзлюбили? Это был необходимый и неизбежный этап в нашем градостроительстве.
Пчелин поддержал Шуруева:
— Пятиэтажки я бы тоже не трогал. Нужда заставляла идти на них. Нужда. Мне вспоминается одно выражение Магомета: «Если бы у меня было три каравая хлеба, то я бы один каравай оставил, а два продал и купил гиацинты, чтобы накормить свою душу». Нам было не до гиацинтов. Жилищный кризис был страшный, архитекторы вынуждены были забыть на время мечты о голубых городах и строить много и быстро.
— Но так строить сегодня уже нельзя! — Голос Стрижова звенел напряженно и нервно.
Пчелин поддержал его, проговорил со вздохом:
— Строим много, но не всегда хорошо, это верно. К масштабам бы да качество…
— Долго будем ждать этой манны небесной при таких проектах, — мрачно проворчал Стрижов.
И тут же раздался бас Костюкова:
— Месяца два или даже три я слышу одно и то же: Стрижов против, Стрижов критикует… Думаю, кто такой Стрижов? Что за новый авторитет появился? Может, академик? Профессор? Да нет, говорят, инженер, сотрудник института. — И, повернувшись к Чеканову, Костюков продолжал: — А еще болтают там, за рубежом, что у нас мало свободы личности. Я лично считаю, что у нас настоящий произвол личности. Поведение инженера Стрижова — лишний тому пример. Мутит он воду, поднял целую кутерьму, на огромное дело тень навел. Чего он, собственно, хочет? Дайте мне слово, Игорь Павлович.
— Так вы его уже взяли. Продолжайте, Сергей Михайлович.
Костюков вооружился указкой, воинственно расправил плечи.
— Я хочу высказать официальную позицию исполкома городского Совета. Нас проектные предложения, разработанные Облгражданпроектом, устраивают. Устраивает и тип домов. Мы их, собственно, знаем, они стоят и на Октябрьской и в других районах. Скучноваты, однообразны, санитарно-бытовые узлы маловаты. Но проект «СКП-10» учитывает все это и довольно ощутимо меняет дело. Набор квартир очень хорош. Трех-, двух- и однокомнатные — то, что нам нужно. Одним словом, мы считаем, что надо просить товарищей из республики поддержать нас. Ну, а что надо поправить, улучшить — сделаем.
Шуруев и Круглый, довольные, переглянулись.
Выступления других руководящих работников Приозерска были также за утверждение подготовленных проектных предложений. Всех беспокоила угроза отсрочки застройки Левобережья. Чеканов поискал глазами Стрижова.
— Собираетесь выступать, товарищ Стрижов?
Стрижов поднялся, с трудом унял вдруг охватившее его волнение.
— Прошу заранее извинить меня, товарищи, но я не могу высказаться так кратко, как это делали выступавшие товарищи. Думаю, вы поймете меня. Вот уже несколько месяцев я хожу в склочниках, сутяжниках. Это дает мне право и даже обязывает объяснить самому авторитетному органу — обкому партии — причины моей настойчивости. Я знаю, что многим набил оскомину, себе навредил достаточно. И все же хочу сделать еще одну попытку доказать свою правоту. Да, я не академик и не профессор, как правильно заметил здесь председатель горсовета, и тем не менее утверждаю, что проектные предложения по Левобережью, представленные в Госстрой, неудовлетворительные. Плохой подарок будет приозерцам.
— А вы что, хотите иметь только хоромы? Чтобы квартиры были об два этажа да еще с лоджиями? — сердито спросил Костюков.
— Не знаю, почему вы подозреваете меня в этом. Квартиру я у вас не просил.
— Не просили, так попросите. Поди видели фильм, что шел у нас недавно. В каких апартаментах там зодчие-то обитают? Ну, а бытие, как известно, определяет сознание.
— Если не брать частности, то фильм, о котором вы говорите, глубокий и поучительный. Но не о том у нас речь. Я, товарищ Костюков, тоже против, чтобы каждый дом, кафе или танцзал в хоромы превращать. Но то, что строить пора уже более добротно, — это факт. Особенно жилье. И вы, прежде всего вы, должны выступать как против тех, кто действует по принципу сбил-сколотил, так и против неумных фантазеров, которые готовы швырять сотнями тысяч, чтобы увековечить свое имя на фасаде.
— Спасибо вам, Стрижов. А я все думал, кто разъяснит мои задачи?
Шуруев в тон Костюкову съязвил:
— Стрижов на это мастер. Вы еще не то услышите.
— Надо же хоть здесь поговорить откровенно. В институте-то вы не даете.