оектов, созданных на основе каталога унифицированных деталей. Эти детали позволяют обеспечить удобную планировку квартир, разнообразить застройку, избежать унылой однотипности фасадов. Дорогие товарищи, определитесь, за что будете воевать: за застройку в любом виде, лишь бы скорее, или за такой жилой массив, чтобы совесть ваша была спокойна, а люди были довольны. И давайте обойдемся без лишних обид и амбиций. Думаю, что приозерские Черемушки стоят того, чтобы семь раз отмерить, один раз отрезать.
— Ну, какие тут могут быть обиды и амбиции… Дело есть дело, — проговорил Чеканов озабоченно.
Пчелин посмотрел на него и закончил:
— Хочется помочь вам, а не помешать, но вдвойне хочется, чтобы встал на Серебрянке действительно отличный современный город. Убежден, что и вас одолевают такие же борения души…
Было заметно, что присутствующие начали склоняться к мнению академика.
И опять пошел неторопливый, озабоченный разговор. Прикидывали все возможные варианты решения проблемы, взвешивали и плюсы и минусы, спорили, шумели, опять успокаивались. Упорно держался лишь Круглый. Оскорбленное самолюбие заставляло по-прежнему утверждать, что ничего лучшего для Приозерска, чем их предложения, придумать нельзя, да и не надо.
Уже в самом конце совещания Чеканов еще раз спросил его:
— Вы что-нибудь хотите добавить?
Глеб Борисович развел руками:
— Да нет, пожалуй. Все мои мысли, все бессонные ночи работников нашей мастерской — в этих эскизных чертежах, — показал он на стол, заваленный кальками и ватманскими листами. — Что же касается критиков и оппонентов, то что ж тут скажешь? Критиковать, как известно, куда легче, чем дело делать.
Чеканов медленно поднялся за своим столом и тихо, задумчиво проговорил:
— По поводу бессонных ночей и прочего, Глеб Борисович. Результаты должны быть, а не только усилия. Результаты. Вот так. — Помолчав немного, он продолжал: — Теперь по существу дела, товарищи. — Голос Чеканова посуровел, чувствовалось, что решение им принято, и принято твердо. — Думаю, что решить этот вопрос надо так. Первое: просить республиканские организации приостановить рассмотрение внесенных нами предложений. Второе: признать целесообразным объявить конкурс на разработку проекта для застройки Левобережья. И третье: обязать Облгражданпроект не ударяться в фанаберию, а принять в конкурсе активное участие, представив новые проектные предложения. Вы ведь, дорогие, — обратился он к Шуруеву и Круглому, — лучше других знаете условия Приозерска, ландшафт, климат и прочие градообразующие факторы. Теперь основательно знаете и требования, которые будут предъявлены к проектным предложениям. Так что вам, как говорится, и карты в руки. — И, уже обращаясь к Пчелину, добавил:
— Все эти предложения мы в ближайшие дни вынесем на утверждение бюро обкома. Думаю, что они будут поддержаны. К вам же, Михаил Васильевич, просьба такая. Уж раз судьба втянула вас в приозерский конфликт, становитесь шефом нашей застройки. Со всеми вытекающими отсюда последствиями.
— Вот если бы без последнего условия, — пошутил Пчелин.
Чеканов в том же тоне возразил:
— Э нет, вместе плов кушать — вместе и дым глотать…
Когда все поднялись и подались к выходу, Чеканов попросил остаться Пчелина, Наумова и Костюкова. А Шуруева и Стрижова пригласил зайти к нему еще раз. Он посмотрел на часы.
— Ну, так через час-полтора.
Когда все вышли из кабинета, Чеканов подошел к окну, открыл фрамугу, стал жадно вдыхать холодный свежий воздух.
— Устал я что-то сегодня, — пояснил он Пчелину. — Вопросик вы нам подбросили, академик.
— Вопрос действительно непростой. Только автор не я.
— А кто же? Стрижов?
— Авторы проблемы скорее Шуруев с Круглым.
Вернувшись за свой стол, Чеканов, обращаясь к Наумову и Костюкову, проговорил:
— Я оставил вас посоветоваться по поводу Стрижова.
Наумов спросил с недоумением:
— А что с ним? Казнить или миловать?
— Ни то ни другое. Руководство Минтяжстроя просит отпустить его в их распоряжение. Академик вот тоже поддерживает эту просьбу. Признался даже, что протежировал Стрижову перед министром.
— Виноват, было такое. Стрижов специализировался по крупным промышленным сооружениям. Кое-что из его работ видел. Интересно. В проектной бригаде по Зеленогорскому комплексу будет очень полезен. К тому же и сам изъявил желание.
Костюков со вздохом проговорил:
— Ершистый парень, очень. Но с головой, стервец. С головой. Его бы в исполком. Я бы нашел ему дело.
— Подожди, Сергей Михайлович, с исполкомом, — остановил его секретарь горкома Наумов. — Давайте еще раз подумаем, как с ним быть, со Стрижовым-то. Ведь именно он опрокинул наши проектные предложения. И теперь мы ему говорим: скатертью дорога, уезжай. Вроде избавляемся от него. Его могут упрекнуть в дезертирстве, а нас — в зажиме критики, в гонении на нее. Как мы все это объясним в институте, в городе?
— Внешне, возможно, кому-то так и покажется, — в раздумье заметил Чеканов. — Но мы-то ведь знаем, как обстоит дело. И объяснить людям сумеем.
— И все-таки лучше бы его запрячь в тележку вместе с Круглым, — предложил Наумов.
— К сожалению, это невозможно. Тут еще и личная, семейная ситуация. Жена от него ушла… к Круглому. Так что тяжеловато будет. Всем, — нехотя ответил Чеканов и спросил: — Так как? Отпустим? Возьмем грех на душу? Хоть и парень стоящий и момент действительно неподходящий, но свое дело он, кажется, сделал. Во всяком случае, проекты мы в результате этой свары получим, наверное, получше. Решили? Так тому и быть. Помните, Михаил Васильевич, нашу доброту, — пошутил Чеканов.
— Спасибо. Вы явно хотите, чтобы я по уши завяз в обязательствах.
— А как же? И плов, и дым. Сообща.
…Шуруев и Круглый после совещания у Чеканова пошли в соседнее кафе пообедать. Уселись за угловой столик. Круглый обеспокоенно спросил:
— Как думаешь, зачем Чеканов тебя и Стрижова вызывает?
Шуруев пожал плечами:
— Не сказал. Но думаю, за тем же самым. Что делать и как быть.
— А не возникнут некоторые организационные вопросы?
— Например?
— Например, появится у вас вместо Круглого другой заместитель — товарищ Стрижов. Или другой вариант. Вы окажетесь на пенсии, а Стрижов в вашем кресле.
Шуруев ничего не ответил, только мельком, но удивленно посмотрел на Круглого и, допив компот, глуховато ответил:
— Если даже и так, кричать об этом на всех перекрестках не буду. Всему свое время. Как ни вертись, скоро семьдесят. — Говорил это Вадим Семенович спокойно, но с затаенной болью.
Круглый, наверное, даже не подозревал, как метко он ударил Шуруева. Мысли о стремительно прошедших годах, неумолимо приближающейся черте перехода от нормальной человеческой жизни к просто пенсионному существованию нет-нет да и посещали его. Вадим Семенович был еще здоров и бодр, порой побаливало сердце, но об этом никто не знал, кроме его супруги. Он очень хотел, чтобы возглавляемый им Облгражданпроект не оказался где-то на второй роли в предстоящей застройке города, прекрасно понимая, что от этого будет в значительной мере зависеть и его, Шуруева, судьба. Именно поэтому он всемерно поддерживал проект Круглого, без оглядки бросался на его защиту в спорах со Стрижовым, в партбюро, на архитектурном совете, в Госстрое и, наконец, в обкоме. Но все сложилось, к сожалению, не так, как того добивались Вадим Семенович и Круглый. И как знать, может, Глеб Борисович и прав в своем предположении? Вызовет сейчас Чеканов и скажет: «С проектом застройки вы нас, дорогой товарищ Шуруев, подвели. Предстоящие дела вряд ли осилите. Так не пора ли на отдых? Нам в преддверии большого строительства нужен руководитель проектных дел и поэнергичней, и помоложе… Как вы относитесь к этому?»
Круглый, заметив, что Вадим Семенович углубился в невеселые размышления, посоветовал:
— Все будет зависеть от того, как вы там поведете разговор. Вскрылитесь. Пусть видят, что Шуруев все тот же Шуруев.
Вадим Семенович поморщился от этого совета.
— Жизнь идет по своим законам, и не нам это изменять. А чертежный стол у меня никто не отнимет.
Шуруев и Стрижов вышли из здания обкома вместе. С противоположной стороны улицы к ним сразу же ринулся Круглый.
— Ну, с чем можно поздравить?
Шуруев и Стрижов были еще под впечатлением только что состоявшегося серьезного и важного для обоих разговора, им было трудно перейти на этот легковатый, бодряческий тон. Оба промолчали. Поэтому Круглый с явной иронией адресовался к Стрижову:
— Тебя-то, борец за правду, с чем? С каким постом? Директор? Заместитель? Или еще что-нибудь выбил?
Стрижов хмуро посмотрел на Круглого:
— Глупо рождено — не научишь, тупо ковано — не наточишь. До свидания, Вадим Семенович. Завтра я зайду к вам. Хотя времени у меня в обрез.
— Постарайтесь выбраться. Иначе как же?
Стрижов чуть махнул в приветствии рукой и пошел вглубь улицы. Круглый стал тормошить Шуруева.
— Так что все-таки там было? И что будет? Да не тяните, рассказывайте.
— Что было — то было. Партийный разговор был. А что будет? Новый проект будем разрабатывать. — И сказано это было так твердо и весомо, что Круглый понял: иного решения ждать бесполезно. И Шуруев тут же добавил: — И знаете, это нам, Глеб Борисович, последний экзамен. Хоть Стрижова теперь и не будет, но на авось дело не пройдет. Садитесь за проект вплотную.
— Куда же он?
Шуруев, не глядя на Круглого, ответил:
— В Зеленогорск, с проектной бригадой.
— Что ж, пожелаем товарищу Стрижову счастливой дорожки и блистательных успехов по освоению Крайнего Севера, — с облегчением вздохнул Круглый.
Шуруев с укоризной посмотрел на повеселевшего Круглого и отвернулся от него. Вдалеке энергично шагал Стрижов. И Вадим Семенович вдруг остро ощутил, что ему будет очень не хватать этого ершистого и задиристого человека.
РОМАШКО И ЕГО ПРОЕКТ
Стрижов и Ромашко были знакомы давно, еще со студенческой поры. И хотя семьями они не сошлись, что-то не очень поладили их жены, это, однако, не мешало им поддерживать между собой ровные товарищеские отношения.