В кармане платья Лены Грачевой были обнаружены детские игрушечные часики. Чьи они, как попали к девочке?..
Подобных пунктов в плане было двадцать. И каждый требовал встреч с людьми, проверки многих обстоятельств, деталей, скрупулезного сопоставления фактов, слухов, предположений.
Один из первых и главных пунктов плана: преступник живет где-то неподалеку, то есть в районе Складской. Против этого предположения в оперативной группе никто не возражал, все были согласны: да, пожалуй!
Лена была девочкой живой, любознательной. Но предположить, что она ушла куда-то далеко, было трудно. Ведь буквально каждые четверть часа она наведывалась к тете. Значит, встреча с преступником произошла где-то здесь, в этом микрорайоне. Если допустить, что он куда-то увез девочку, то сразу же возникал другой вопрос: зачем тогда привез ее труп обратно? Он мог вывезти его куда угодно: за город, в лес. Да, преступника надо искать здесь, в этом районе.
И вот оперативные работники обходят дом за домом на Складской. Затем на Кривой, Задорожной, во всех соседних переулках и подъездах. И обойти надо все дома, все квартиры. Только так можно установить возможных очевидцев преступления, собрать хоть сколько-нибудь полезную информацию, которая может стать важной для следствия.
Но ведь личность и жилище советского гражданина неприкосновенны. Сколько нужно такта, умения, деликатности, чтобы никого не обидеть, не набросить и тени на честного человека.
Большинство наших людей нетерпимо относятся к тем, кто творит зло, попирает нормы нашего общества. О выродках же, вроде того, который совершил убийство Лены Грачевой, и говорить нечего. Каждый считал бы своим долгом помочь найти его. И сколько известно случаев, когда именно население помогало раскрывать самые сложные, самые запутанные и тягчайшие преступления.
Вот почему оперативные работники уголовного розыска смело шли в квартиры, вступали в разговоры с жителями, просили их о помощи.
И только в одной из квартир во 2-м Овражном переулке майор Чебышев натолкнулся было на недружелюбный прием. Его встретил пожилой розоволицый мужчина с редким седым бобриком волос, в цветастой просторной пижаме. Чебышев представился. Мужчина вскинул в неподдельном удивлении глаза и ледяным тоном спросил:
— Чем обязан?
— Хотелось бы поговорить с вами о случае на Складской.
— Подозреваете меня в убийстве?
— Нет, нет, что вы… Вы живете здесь давно, активист домового комитета. Может быть, сообщите нам что-либо полезное…
— А вы, гражданин майор, с Конституцией СССР знакомы?
— Конечно.
— Понимаете, что такое неприкосновенность жилья и свобода личности граждан?
— Думаю, что да.
— Тогда почему нарушаете?
— Что нарушаю?
— Конституцию.
— Ничего я не нарушаю, гражданин Грибик. И действую по закону. Но если вы ничего не можете или не хотите сказать — это ваше право. Прошу извинить… — Чебышев направился к двери.
— Нет, минуточку! Так дела не делаются. Пожалуйста, садитесь. Вы пришли поговорить со мной?
— Да. Но вы же не хотите этого.
— Кто вам сказал, что не хочу? Я просто заметил, что вы нарушаете мои права.
— Так вот, не хочу нарушать их дальше и прошу извинить…
— Нет уж, майор, так вам от меня не уйти. Вас, как было сказано ранее, интересует мое мнение в связи с этим диким случаем на Складской? Так я понял?
— Примерно.
— Тогда извольте слушать… — И щепетильный хозяин, так неприветливо встретивший Чебышева, высказал немало дельных соображений насчет установления личности и розыска преступника. Соображения были профессиональны, они во многом совпадали с наметками оперативной группы, и слушал их Чебышев не без интереса.
Говорил старик длинно, через каждые две-три фразы останавливался и уточнял:
— Вы уяснили мою мысль?
Чебышев был уже не рад столь продолжительной беседе, но и обижать строптивого старика не хотелось. Наконец майор все же поднялся. Прощаясь, хозяин объявил:
— Я старый юрист, дела ваши знаю до тонкости. Так что советы мои не игнорируйте. И заглядывайте. С удовольствием потолкую с вами.
— А как же Конституция? — спросил с улыбкой Чебышев.
— Здесь важно добровольное волеизъявление субъекта…
Везде, куда бы ни приходили работники опергруппы, люди пытались как-то помочь, рассказывали все, что знали или слышали, делились своими соображениями, догадками.
Правда, чаще всего эти мысли и предложения основывались не на фактах, а на слухах, предположениях, но готовность людей помочь следствию ободряла, внушала уверенность, что так или иначе, а след убийцы найдется. Не в шапке-невидимке же он действовал! Наверняка обнаружится что-то, за что можно будет ухватиться.
После беседы с персоналом поликлиники, что располагалась на соседней Овражной улице, Чебышев решил обратить особое внимание на одиноких мужчин, живущих в этом районе. Рекомендации медиков совпадали с одной из версий, выдвинутых на совещании в МУРе. Эта версия входила в план розыскных мероприятий, но не была первоочередной. Однако если уж медицинские работники настойчиво утверждали, что преступление совершено всего скорее сексуально больным человеком, этим контингентом следовало заинтересоваться безотлагательно.
Несколько мужчин своим поведением вызывали серьезные подозрения.
Среди них был и гражданин Л. — техник-протезист одной из городских поликлиник. Он вел далеко не праведный образ жизни, часто бывал во хмелю, усиленно завязывал знакомства с молоденькими девушками, водил их к себе. В день преступления на Складской не работал, брал отгул. На следующий день после убийства затеял срочный ремонт в квартире — оклеил стены, отциклевал пол. И все это делал сам, не вызывая мастеров.
Когда стало известно обо всем этом, один из работников опергруппы сказал:
— Дело, по-моему, ясное, как таблица умножения. Надо брать его, и все.
Чебышев и Светляков очень хорошо понимали, как много надо узнать, сколько собрать фактов, улик, чтобы вызвать человека и вот так сказать ему: «Ну-ка, рассказывай, почему убил и как убил…» Им было известно, что совпадение обстоятельств нередко бывает случайным, непроизвольным и порой играет с оперативниками довольно злые шутки. Потому-то так укоризненно-снисходительно и посмотрели руководители группы на молодого лейтенанта, столь быстро уверовавшего в виновность гражданина Л.
Но факты были достаточно значительны, чтобы от них отмахнуться. И поэтому лейтенанту же и поручили проверить одну небольшую, но существенную деталь — где был и что делал гражданин Л. в день убийства.
Оказалось, что Л. гостил в тот день в Наро-Фоминске у сестры. Это было установлено точно, подтверждено документально. Что же касается ремонта квартиры, то и это обстоятельство, столь значительное на первый взгляд, оказалось простым совпадением. Когда Л. спросили об этом, он ничуть не удивился:
— Выбрался свободный день, вот и решил подпудрить свое гнездо. Всегда это делаю сам, между прочим.
В конце концов, гражданин Л. был волен ремонтировать свою квартиру как хотел и когда хотел.
Следующая версия держалась также недолго, хотя и здесь были обстоятельства, поначалу дававшие как будто немалые основания для далеко идущих выводов.
Всю первую половину дня пятнадцатого июня в квартире гражданина Ч. слышался шум воды в ванной. Перед этим Ч. куда-то уезжал. А поздно вечером выходил из дому с большим свертком, вскоре вернулся и выглядел очень взволнованным.
— Ну просто лица не нем не было, — утверждала соседка, жившая на одной лестничной площадке с Ч.
А если учесть, что соседи охарактеризовали Ч. как человека замкнутого, необщительного — «ни с кем не знается, куда-то все ездит на своем «Москвиче», — то можно понять, почему Чебышева привлекла именно эта версия.
В день трагедии на Складской Ч. был в отпуске, временем, значит, располагал свободно. Сторож гаража подтвердил:
— Да, пятнадцатого он куда-то уезжал.
Таким образом, основания для разговора с Ч., пусть для предварительного, разведывательного, были. И разговор состоялся. На вопрос, где он был пятнадцатого числа, Ч. торопливо ответил:
— Весь день сидел дома, никуда не выходил.
— А машину свою никому не давали?
— Нет, не давал.
— Тогда как же объяснить, что ее в этот день не было в гараже?
Ч. разволновался, стал говорить сбивчиво, давал объяснения одно нелепее другого. Чебышев решил поставить перед ним прямые вопросы, связанные с делом.
— Что вы знаете об убийстве Лены Грачевой?
Ч. удивленно посмотрел на него и… облегченно вздохнул:
— Так вот вы о чем! А я-то думал… Об убийстве девочки знаю то, что знают все. Не меньше и не больше. И уверяю вас: к этому ужасному делу никакого отношения не имею.
— Возможно. Но объясните, где вы были пятнадцатого?
— А если это мое сугубо личное дело?
— К сожалению, вам придется ответить. Разумеется, не касаясь деталей, если они, так сказать, имеют интимный характер.
Ч. махнул рукой:
— Интимный, это верно, но не в этом смысле. В Тулу я ездил, в Тулу. И вот за чем. Как-то в прошлом году около автомобильного магазина познакомился с одним товарищем. Очень уж он страдал из-за своей «антилопы-гну». Обувь сносилась. Резина, значит. Ну, пообещал я ему достать. И достал. А там, в Туле-то, таких страдальцев оказалось немало. Так вот, отвозил им еще два ската…
— Спекулируем, значит?
— Ну зачем так формулировать? Товарищеская взаимопомощь.
— Взаимопомощь, говорите? Может, свое производство открыли?
— Да нет… достаем.
— Ну что ж, собирайтесь, поедем в Тулу. Познакомите нас со своей клиентурой.
— В Тулу так в Тулу. Конечно, там нашему визиту не обрадуются, но алиби мое подтвердят.
Тульские «клиенты» гражданина Ч. были немало обескуражены визитом работников МУРа. Но рассказали все начистоту, подтвердив, что пятнадцатого он действительно доставил им резину.
Оставались еще кое-какие детали. Например, шум воды, доносившийся в тот день из его квартиры. Сверток, которы