— Понимаю вас. Ну да ничего. Вот начнем корпеть над проектом, все забудется. Что все замолкли? Одна птица, как известно, весны не делает, один ушедший гость веселья не портит. Ну-ка, Глеб Борисович, подложи твоего знаменитого шашлыка.
Но гнетущее настроение не исчезло. Круглый чуть слышно пробубнил:
— Для него это, видите ли, Руанский собор…
— Вы это о чем? — переспросил Шуруев.
— Да о притче, которой Стрижов Ромашку вооружил.
Шуруев махнул рукой.
— Байки рассказывать Стрижов мастер, — и с подчеркнутым сожалением удрученно проговорил: — Талантлив, но спесив и заносчив. Не в меру. С излишком. — И, повернувшись к Полине, добавил: — Вы уж извините, Полина Дмитриевна. Мы по-свойски, по-товарищески.
Полина промолчала, но прозвучал нервный, взволнованный голос Нади:
— И вовсе это не по-товарищески.
Все удивленно посмотрели на нее.
Полина, скупо улыбнувшись, повернулась к Шуруеву и Круглому:
— Как видите, не все с нами согласны.
— Да-да. Не согласна, — все так же нервно ответила Надя. — И не понимаю, как так можно, совершенно не понимаю.
Нонна Игнатьевна сверлила Надю насмешливым взглядом:
— Вы успокойтесь, милая, успокойтесь. В конце концов ничего такого не произошло. И при чем тут вы!
— Как это при чем? За глаза оговорить человека! Опорочить! Зачем же так?.. Не по-людски. Неприлично, по-моему. Извините, пожалуйста. — И, встав, вышла из-за стола, торопливо пошла к калитке.
Сергей тоже встал, обескураженно развел руками и двинулся вслед за ней.
Участники трапезы удивленно переглядывались. А Шуруев вдруг резко и раздраженно бросил:
— Все в умники лезут, мысли свои в нос тычут. А мыслей этих у меня самого на десятерых хватит.
Потом он взял себя в руки и, чтобы не совсем испортить торжество, попытался разрядить обстановку. Долго и пространно рассказывал, как обсуждался вопрос в республиканских организациях.
Круглый, Полина, Нонна Игнатьевна с подчеркнутой заинтересованностью слушали, поддакивали, задавали вопросы, восторгались. Но прежняя легкая атмосфера вечера не вернулась, и все понимали это. Понимал и Шуруев. Посидев еще с полчаса, он поднялся:
— Ну что ж, Глеб Борисович, пойдем, пожалуй, и мы. Чертежная доска ждет.
Нонна Игнатьевна преувеличенно удрученно пожаловалась:
— Вот видите. Сейчас опять засядет до глубокой ночи. Неисправим, совершенно неисправим.
Шуруев подошел к Круглому, положил руку на плечо:
— А вы не расстраивайтесь. Нет худа без добра. Может, даже к лучшему, что все получилось именно так. Кое-что важное прояснилось. Давайте-ка в понедельник прямо с утречка — ко мне. Все проясним, а потом соберем всех, кто нам нужен. Понимаете? Тех, кто нужен, — произнес со значением Шуруев последнюю фразу.
— Все понятно, Вадим Семенович, все уяснено. Вы, как всегда, правы.
…Круглый и Полина остались вдвоем за опустевшим, казавшимся сейчас таким огромным столом. Полина проговорила:
— Как все весело началось и как грустно кончилось.
Круглый глухо и зло ответил:
— И все это твой блаженный.
Полина подняла удивленный взгляд:
— Ну при чем же здесь он? Его за сегодняшним застольем как будто не было.
— Зато его дух витал. Ромашко, этот мешок с овсом, да и молодые тоже — лишь его молитвы долдонят. Демагог проклятый.
— Глеб… Я прошу… И проводи меня на станцию.
Круглый вскинулся:
— Ну зачем же так? Куда спешить?
Она взяла со спинки стула сумочку, ловким, привычным движением достала округлую миниатюрную пудреницу с зеркалом, попудрилась и спустилась с террасы. Глеб Борисович шел за ней и продолжал уговоры:
— Полина, ну зачем же так? Зачем тебе ехать в город? И почему сейчас? Поедешь позже. Ну, я очень тебя прошу.
Полина остановилась как бы в раздумье. Круглый привлек ее к себе, нервно поцеловал.
Полина с трудом отстранилась:
— Не надо, Круглый, не надо. Я на станцию, — и она торопливо пошла к калитке.
Круглый долго стоял в раздумье, затем, вяло махнув рукой, не спеша вернулся к столу. Ему одному предстояло заканчивать свое юбилейное пиршество.
КАК ЭТО НАЧИНАЛОСЬ…
Приозерск принадлежал к тем старинным русским городам, которые строились на больших торговых путях. Он долгие годы был в числе известных в центральной России торгово-купеческих центров, через который проходил екатерининский тракт. Златоглавый собор, каменные лабазы, обширные торговые ряды, раскинувшиеся на взгорье невдалеке от Серебрянки, составляли центр городка. От него сбегали кривые улочки, застроенные одно- и двухэтажными подслеповатыми домами, заросшие кленом да черемухой.
Перед самой войной в Приозерске был построен завод дорожно-строительных машин и готовилось сооружение большого стеклокомбината. Война, однако, надолго прервала эти работы, и только лишь в последние годы к проекту стеклокомбината вернулись вновь. Но когда геологи стали исследовать сырьевую базу, то обнаружили более ценные глины и кварцевые залежи. Одновременно со стеклокомбинатом началось строительство оптического завода и предприятия измерительных приборов. Приозерск стал быстро расти. Понаехало в него множество новых людей, напористых и энергичных, улицы наполнились шумом машин. На окраинах города, как грибы, вырастали заводские поселки. Забот у городских организаций стало неизмеримо больше.
Прибавилось их и у проектной мастерской Приозерска. И разраставшийся город, и строящиеся предприятия требовали то проекты общежитий, то чертежи бытового комбината, то привязку типовой школы или детского сада. И все это надо было быстро, срочно, безотлагательно. Вадим Семенович Шуруев — директор мастерской и главный архитектор Приозерска — за все заказы брался с готовностью. Его радовало, что как на дрожжах растет родной город, что дел стало невпроворот, что без их мастерской не обходится ни одно предприятие, ни одна комиссия, ни одно совещание в городских или областных организациях. И вдвойне радовался, когда вскоре мастерскую преобразовали в институт — Облгражданпроект.
Шуруев работал в Приозерске почти три десятка лет. Он с вполне законной гордостью мог бы показать не одно и не два, а, наверное, с десяток зданий, построенных за эти годы по его личным проектам или по проектным разработкам, осуществленным под его руководством.
Приехал Вадим Семенович в город незаметным начинающим архитектором, а сейчас уже слыл мастером большой руки, его знали не только в области и республике, но и в самой Москве. И это не было случайным или незаслуженным. Приозерчане, хоть и ругали иные из его творений, все же уважали Вадима Семеновича, избирали в различные городские и областные органы.
А судьба готовила Вадиму Семеновичу еще одну возможность проявить и утвердить себя на ниве градостроительства.
Для стеклокомбината нужно было в предельно короткие сроки возвести жилой поселок. Проект был прислан из Москвы. Вслед за ним приехал и его автор — Глеб Борисович Круглый. Человеком он оказался в высшей степени деятельным, энергичным и предприимчивым. Именно он-то и увлек Шуруева идеей организовать сооружение поселка сверхскоростными методами из сборных железобетонных панелей. Ссылался при этом на опыт московских архитекторов и строителей, которые такими методами строят в столице целые кварталы.
Об этом опыте Шуруев, конечно, знал, он внимательно читал все, что писала пресса о новинках в строительном деле. Но там ведь столица, у нее свои масштабы и свои возможности. А что можно сделать в Приозерске? Где организуешь выпуск конструкций? Для этого надо прежде завод построить.
Но Круглый свозил его под Москву, в Люберцы, и показал, как там, не дожидаясь окончания строящихся цехов, формуют железобетонные конструкции простейшим способом, на открытом полигоне.
Круглый и Шуруев взялись за дело горячо и энергично, и скоро в окрестностях Приозерска было начато оборудование такой же открытой площадки. Но дело оказалось отнюдь не легким. Сколько усилий, труда, энергии пришлось потратить на то, чтобы доказать реальную перспективу задуманного, получить место для постройки, нужные средства, потом — чтобы отладить изготовление этих самых панелей в бортформах, тепловую обработку бетона. И день, когда прошла все испытания первая стеновая панель, был поистине праздничным днем для Шуруева и Круглого. И хотя первое время технология на полигоне была примитивной — с обилием ручного труда, с течением времени сборный дом был предъявлен к сдаче. Затем второй, третий… Нужда в жилье была острейшей, и естественно, что Вадим Семенович и Глеб Борисович были изрядно обласканы, отмечены и поощрены.
С тех пор в реке Серебрянке утекло немало воды. Шуруев и Круглый трудились над многими проектами и сооружениями. И трудились, в общем-то, неплохо. Постепенно обрастал Приозерск новыми домами, магазинами, кинотеатрами, ателье. Но воспоминание о тех золотых днях, когда их, что называется, носили на руках за первые сборные дома, всегда было для Вадима Семеновича и Глеба Борисовича самым дорогим. И жила у обоих мечта дерзнуть, тряхнуть стариной еще раз.
Эти мысли родились отнюдь не на пустом месте.
Приозерск из небольшого захолустного городка все стремительнее превращался в довольно крупный индустриальный центр. Здесь уже работали не только заводы, но разместились несколько научно-исследовательских институтов, два вуза, техникумы, ощутимо прибавилось население. И все острее и острее возникали проблемы благоустройства города, расширения его жилого фонда, строительства культурно-бытовых учреждений. Но особенно остро ощущался недостаток жилья.
В республике к просьбам областных организаций относились с пониманием, но просили подождать год-два. Потом рекомендовали потерпеть еще столько же. Руководители Приозерска не теряли надежды и настойчиво, методично и упорно добивались нужного решения.
Первый секретарь Приозерского обкома Игорь Павлович Чеканов работал здесь давно, начинал еще учителем сельской школы. Все построенное тут за последние годы так или иначе было связано с его усилиями. Но и все то, что сделано не было, сам он тоже связывал с собой, с деятельностью обкома, который возглавлял. И это несделанное всегда больно тревожило сердце Чеканова, наполняло его чувством неудовлетворенности и недовольства собой. Плохое состояние жилого фонда города е