Но здесь же, в деле, лежало заключение специалистов — в проектах не найдено ни одного сколько-нибудь существенного просчета.
Но должны же быть причины аварии, не нечистая же сила сотворила эту историю?
Молчанов пришел к выводу о необходимости передачи всех проектных материалов на новую экспертизу в областной проектный институт.
Эксперты из института приехали через два дня. Возглавлял их Сергей Федорович Голубев — высокий, полноватый человек, немногословный и медлительный, с глуховатым голосом и мягким, застенчивым взглядом.
Выслушав информацию Молчанова и его просьбу поставить наконец точки над «и» в истории на Тургеневской, он проговорил:
— Постараемся разобраться. Хотя должен откровенно сказать, что и я, и мои коллеги сомневаемся, что дело в проекте. Обкатанная серийная модель. Да и шеф этого детища товарищ Крюков — личность в нашей сфере чтимая.
— Вы его знаете?
— Встречались.
Эксперты к поручению следствия отнеслись предельно серьезно. Скрупулезно и тщательно смотрели все проектные разработки, каждый лист рабочих чертежей. Через три дня после начала работы комиссии Голубев приехал к Молчанову.
— Я хотел бы посмотреть все материалы, что имеются у вас.
— Пожалуйста, знакомьтесь. Я думал, вы с этого начнете.
— Сначала сами хотели прийти к каким-то выводам.
Голубев прочел все документы, что дал ему Молчанов, и опять отбыл на стройку.
В этот же день в кабинете следователя раздался телефонный звонок. Послышался незнакомый уверенный голос:
— С вами говорит Валерий Осипович Крюков — директор проектного института Госстроя республики. Прошу принять меня, и безотлагательно.
Через час Крюков входил в кабинет Молчанова. Он вежливо поздоровался, не ожидая приглашения, опустился в кресло около стола и проговорил:
— Я пришел заявить протест в связи с привлечением к экспертизе по аварии на Тургеневской инженера Голубева. Сергея Федоровича Голубева.
Молчанов удивленно поднял брови:
— Состав комиссии нам рекомендован «Облгражданпроектом», и подвергать сомнению компетентность их специалистов мы не имеем каких-либо оснований.
— Вы-то, может быть, и не имеете, а я имею. Дом на Тургеневской сооружается по типовому проекту, разработанному моим институтом. Головным институтом, между прочим. И, по совести говоря, не товарищам Облгражданпроекта оценивать нашу работу. Ну а если вы поручили им, то пусть хоть специалистов выделяют каких следует. А то — Голубев. Объективного заключения от него вы не получите. Да, да, не получите. И следствие неизбежно пойдет по ложному пути. Я говорю уверенно потому, что хорошо знаю Голубева.
Высказав все это в стремительном, напористом темпе, Валерий Осипович откинулся в кресле и вопросительно посмотрел на Молчанова.
— Вы же понимаете, чтобы поставить вопрос об отстранении инженера Голубева от данного поручения, нужны причины. Голубев уже работает, ознакомлен с делом, вместе с членами экспертной комиссии на месте исследует все, что может помочь установить причину случившегося. И вдруг отказать ему в доверии… согласитесь, это будет не очень тактично. То мы его убеждаем в необходимости участия в разборе дел, то отстраним. Мне не хотелось бы этого делать, но раз вы настаиваете… Однако объясните причины.
…Крюков говорил в той же быстрой, стремительной манере, без запинки и без пауз, словно все мысли и слова были отобраны заранее.
— Видите ли, мне на протяжении многих лет как директору института приходится решать самые разнообразные проблемы нашего проектно-строительного дела. Человек я бескомпромиссный, и в делах служебных для меня нет ни друзей, ни знакомых, ни приятелей. Это мой железный принцип. Им я руководствовался и в своих отношениях с Голубевым. А так как мы с ним подвизаемся в одной сфере не год и не два, то, сами понимаете, ситуации случались всякие. Они касались, например, его научных опусов, некоторых проектов, наконец, его продвижения по служебной лестнице. Думаете, он забыл все это?
— А почему вас так беспокоят будущие выводы экспертизы? Допустим, будет установлено, что пятая мастерская, которая привязывала проект и разрабатывала чертежи, допустила какие-то оплошности, с нее и спросится. Не можете же вы лично отвечать за каждый объект?
Крюков усмехнулся в ответ:
— В чем-то вы правы, а в чем-то нет. Да, лично мне опасаться, конечно, нечего. Дома по нашим проектам растут как грибы. Но знаете народную мудрость: хорошая слава лежит, а плохая бежит. Поднимут голову все наши недруги, а их в архитектурном мире, как и в любой творческой среде, немало, вскрылятся все приумолкшие критики. Это особенно нежелательно сейчас. Вы, может быть, прочли в газетах: наши последние работы выдвинуты на Государственную премию.
— Ну, а если предположить, что в проекте дома на Тургеневской действительно обнаружатся какие-то дефекты?
— Нет, не обнаружатся. Этот тип домов проверен, одобрен, утвержден Госстроем Союза и рекомендован для массовых застроек.
— Значит, у вас нет оснований опасаться выводов комиссии. И потом, если даже Голубев попытается навязать какую-то свою субъективную точку зрения, то остальные-то члены комиссии наверняка разберутся, что к чему.
— Как знать. Может, разберутся, а может, и нет. Тень же на институт будет брошена. А этого я допустить не могу.
Молчанов вздохнул и после паузы проговорил:
— Отстранить товарища Голубева от дела, порученного ему следствием, единолично я не могу. Ваши сомнения все же односторонни, принять их за истину — значит заранее предположить необъективность и, следовательно, нечестность Голубева. А какие у нас основания для этого?
— Ну, это уж юридическая казуистика.
— Нет, Валерий Осипович, это элементарное соблюдение законности и правопорядка. И потому решим так. Мы, обсудив ваше заявление с руководством прокуратуры, переговорим с институтом. Свое решение вам сообщим.
Крюков поднялся, с трудом скрывая свое недовольство. Проговорил:
— Имейте в виду, что я настаиваю на этом. И надеюсь, что вы решите этот вопрос безотлагательно.
После ухода Крюкова Молчанов долго сидел задумавшись.
Чем объяснить такую нетерпимость Крюкова? Чем ему так насолил Голубев? Или директор головного института побаивается за проект дома «СК-2»? Поразмыслив, следователь решил поехать на стройку сам и посмотреть работу экспертов на месте.
Комиссия, возглавляемая Голубевым, продолжала дотошно исследовать проектную документацию по дому. Привлеченные ею специалисты изучали журнал производства работ, акты по монолитным участкам и узлам фундаментов, журнал сварочных работ, паспорта на стеновые панели, плиты перекрытий, тщательно проверяли применение вяжущих материалов — раствора и бетона, соответствие их марок проектным нормам.
Когда Молчанов вернулся в прокуратуру, на его столе лежало пространное заявление Крюкова на имя городского прокурора, где подробно, в деталях излагалось все то, что он сегодня высказывал в этом кабинете. На заявлении была размашистая резолюция прокурора с требованием объяснения по существу вопросов, поставленных товарищем Крюковым. И все же Молчанов не мог заставить себя так вот просто уступить напору Валерия Осиповича. Почему мы должны усомниться в Голубеве? Почему вслед за Крюковым должны отказать ему в доверии, заранее усомниться в объективности? Ничего не оставалось, как начать заниматься заявлением Крюкова, разобраться в достоверности его утверждений.
…Впервые Крюков и Голубев столкнулись в пору далекой молодости. Работали оба на большой стройке. Крюков — начальником участка, Голубев под его началом — бригадиром монтажников. Как-то у бригады возник конфликт с администрацией участка. Не выполнили монтажники указание начальника участка о разборке каркаса опорной стенки, потребовав официального наряда. Голубева от руководства бригадой отстранили. Но монтажники оказались людьми настырными, упрямыми, пришли к Крюкову всей ватагой, заявили о своем несогласии с таким решением.
— Работы были выполнены точно по чертежам, новый наряд вы обязаны дать. И бригадир наш прав.
Крюков старался убедить их и так и эдак. Результата это, однако, не дало.
— Ну ладно, поговорили, и хватит, — вконец обозлился Крюков. — Бригадир с завтрашнего дня у вас будет другой. Вот так. На этом собрание заканчиваем.
Но бригада не успокоилась. Пошла к начальнику стройки, в партком. И получила поддержку.
Вечером, возвращаясь в одном автобусе в жилой поселок, Крюков, не скрывая раздражения, бросил Голубеву:
— Зря радуешься. Тебе эта история боком выйдет.
Голубев пожал плечами:
— Тоже нашли проблему. Если я очень не по нутру, сказали бы. Сам бы ушел.
— Вот и уходи.
— Ребят не хочу подводить. Ценю их доверие.
Известно, что сколько людей, столько и характеров. Есть люди, которые до злобы и мести не унизятся, обиды, кем-то ненароком нанесенные, но помнят. Но есть — которые даже мелкую обиду помнят долго, порой всю жизнь. Они не упустят случая насолить человеку, который когда-то имел неосторожность наступить им на мозоль.
Не один год прошел после того незначительного конфликта между Крюковым и Голубевым. Голубев начисто забыл о нем, но не забыл Крюков.
Валерий Осипович уже заведовал кафедрой в институте, когда Голубев, не без труда окончив заочную аспирантуру, представил на защиту свою диссертацию. Его завалили один раз, завалили второй. Он терпеливо работал еще два года и наконец доказал, что панельные конструкции жилых домов при условии заводского изготовления, безусловно, перспективны. Удивлялся, правда, почему с этим не согласились два года назад. Ларчик же открывался просто. При последней защите в институте не было Крюкова, он пребывал в это время в длительной командировке за рубежом.
Похожая история произошла с проектом Дома культуры города Приреченска, что был разработан проектной группой, которую возглавлял Голубев. Городские и областные организации проект одобрили. Однако уже на стадии рабочих чертежей его забраковал Госстрой республики, учитывая излишества в оформлении интерьера.