— Не надо. Не советую. Подстрелят еще.
— Придется подумать. Хотите одну потрясающую новость?
— О нашествии каких-нибудь грызунов?
— Нет. Я хотел сказать, что вы мне нравитесь.
— Да? А вы мне нет, — отрезала девушка.
— Странно. Это почему же?
— Не люблю патлатых.
— Спасибо за откровенность. Только вы очень поспешили. Я вам обязательно понравлюсь. Вот увидите.
— Думаю, ошибаетесь.
— Вы даже влюбитесь в меня.
— Даже? Но вы старательно уменьшаете эту возможность.
— Тогда я замолкаю. Пусть останется хоть один шанс.
Сергей подошел к книжному шкафу, наугад вытащил какую-то книжку.
— Кафка… Занятно… Читали? — спросил Надю.
— Читала.
— Ну и как?
— Что «и как»?
— Понравилось?
— Нет. Зауми много. А вы, конечно, в восторге?
— Почти.
— Объясните почему?
— Ну как это почему? Нравится, и все.
— Очень интересная аргументация.
Когда Стрижов вернулся, Сергей рылся в его книгах, а Надя уткнулась в чертежи, что лежали на столе.
— Ну как? Познакомились, коллеги?
Сергей усмехнулся:
— Беседа, как это говорится в разных коммюнике, прошла в дружественной обстановке с полным взаимопониманием сторон.
— Анатолий Федорович, я вас хочу предупредить: если вы с такими вот длинногривыми «служителями» архитектуры будете мудрить над своими проектами, все они обречены на неудачу.
— Надюша, попридержи свои стрелы, — попросил Стрижов, — насчет косм мы действительно впереди моды прыгаем, но порох у нас есть. Так что не спеши.
Коваленко тут же нашелся:
— Я ей тоже говорю: Коваленко клад, а не парень. Не верит.
— Ну хватит состязаться в остроумии, давайте пить кофе, — утихомирил их Стрижов.
После этой встречи Надя глубоко запала в душу Коваленко, и он постоянно ломал голову над тем, как привлечь ее внимание. По натуре своей он был мягким и робким в отношениях с людьми, особенно с женщинами, а свою застенчивость прятал под маской грубоватой развязности. Стрижов давно заметил эти черты его характера и как-то, в ответ на тираду Сергея о низменных свойствах второй половины рода человеческого, заметил ему:
— Вам сколько уже? Третий десяток на исходе? Немало. А взрослеете медленно. Это от беззаботности.
— Счастливое поколение, пользуемся готовыми благами.
— В ваши годы полагается быть взрослым для любого поколения.
Коваленко отшучивался, но слова Стрижова задели его. Он съязвил:
— Вот откуда и у Нади ко мне такое недоверчиво-снисходительное отношение. Хорошо, Анатолий Федорович, отныне я буду обретать солидность. Может, это ее тронет?
Да, Сергей пока не мог похвастаться, что заинтересовал Надю. Они встречались, ходили иногда в кино, на танцы, два или три раза ездили на какие-то экскурсии. И все-таки дальше шутливо-товарищеских отношений дело не шло.
Вот и сегодня, их беззаботная перепалка длилась бы, видимо, и дальше, но вмешался Стрижов:
— Ты что, Сергей, пришел, чтобы пикироваться с Надеждой? Что вам, больше заняться нечем?
Сергей не споря согласился:
— Это она меня всегда заводит. Зашел-то я, собственно, к вам. Ну и к ней, конечно. Вы слышали новость?
— Какую? У нас каждый день какие-нибудь новости. Делись своей.
— Да вы, видимо, знаете.
— Может, знаю, а может, и нет.
— Архитектурный совет перенесли. То огромное объявление, что возвещало о приезде Метлицкого, Пчелина и многих других светил, заменено, теперь висит другое — дата совета, мол, будет объявлена особо.
Стрижов реагировал на новость спокойно:
— Что ж, это хорошо. Значит, серьезно решили обсудить застройку Левобережья Серебрянки.
— А чего хорошего? — взъерошился Коваленко. — Все равно будут курить фимиам допотопным халупам Шуруева и Круглого, превозносить до небес примитивные изменения в планировке застройки, что срочно, с великими потугами рождает Глеб Борисович со своими подручными. А высокие авторитеты будут использованы для придания весомости собираемому хуралу и его решениям.
— Как раз эти высокие авторитеты могут испортить всю их обедню. Лишь бы успели разобраться, что к чему.
— Могут, только их не для этого зовут. Чтобы разобраться, надо кое-что посмотреть, почитать, да и посчитать тоже, а для этого время надо.
Надя, прислушивавшаяся к их разговору, тоже, как и Сергей, с трудом сдерживая нервозность, проговорила:
— Неужели все-таки Шуруев с Круглым протащат эти свои незавершенные опусы? Ну ладно — у нас. А там, выше? Я уж не говорю о специалистах. Любому мало-мальски грамотному человеку видны все изъяны в их так называемом эскизе и в каркасно-панельном детище.
И Сергей и Надя ждали ответа Стрижова, ответа прямого и ясного и, в сущности, далеко выходящего за рамки проблемы левобережной застройки. Речь шла о большем. Что восторжествует: правда или неправда? Интересы дела или интересики небольшой группы людей? Честность и принципиальность или ловкачество? Стрижов долго молчал, собираясь с мыслями. Он прекрасно понял, что хотят услышать от него. Суховато, но убежденно ответил:
— Ну что же… Может случиться и так, что совет нашего института пойдет на поводу у Шуруева и Круглого. Может. Но ведь на одном архитектурном совете приозерского Облгражданпроекта свет клином не сошелся. В общем, я верю, убежден, что в конце концов будет принято разумное решение.
Сергей саркастически улыбнулся:
— Блажен, кто верует.
— А я верующий, Сережа, верующий. В себя, в тебя, в Надю. В Ромашко и других ему и вам подобных. Без веры в людей жить невозможно. Извините меня за эту, в сущности, всем хорошо известную сентенцию.
Потухли фонари на засыпающих улицах Приозерска, заглохли голоса прохожих. Все реже и реже шелестели машины по асфальту.
Надя пошла проводить Сергея, и Стрижов остался один. Не получилось сегодня задуманного разговора с Надей, но он был даже рад этому. В спорах с Сергеем, да и с Надей тоже, в пикировке с ними, пусть хоть временно, но как-то притупились, ушли на задний план его личные переживания, его бесконечно тягостные мысли о своих неудачах, о разрыве с Полиной. Более того, колючие замечания и вопросы Сергея не только позабавили, но и всерьез озадачили Стрижова. Он еще раз убедился, что в институте есть немало людей, которые очень заинтересованно относятся к его позиции и ждут, чем же кончится его сопротивление проекту Круглого и Шуруева. Стрижов не знал причин переноса архитектурного совета, но интуитивно догадался, что руководители института решили идти на этот совет наверняка и будут готовиться к нему предельно тщательно.
НА АРХИТЕКТУРНОМ СОВЕТЕ И ДО НЕГО…
Весь институт уже знал, что состоялось решение правительства республики о реконструкции Приозерска и застройке Левобережья. Интерес к разработкам группы Круглого теперь повысился как никогда. В дирекцию института, в партбюро приходили работники института со своими предложениями, сомнениями, задумками. Вадим Семенович внимательно выслушивал посетителей, соглашался, что дело действительно чрезвычайное и ответственное, и приглашал всех принять участие в предстоящем архитектурном совете.
— Там все обсудим в подробностях…
Накануне совета собралось партийное бюро, чтобы заслушать информацию Шуруева.
— Вопрос серьезный, им живет весь институт, так что давайте поговорим о наших позициях на совете, — объяснил Шуруеву секретарь партийного бюро Куприянов.
Заседали долго, до поздней ночи, однако решением бюро остались недовольны многие.
Стрижов настаивал, чтобы партийное бюро официально признало проект планировки и тип домов непригодными для Левобережья. Шуруев доказывал достоинства проекта, особенно налегая на то, что областное руководство намерено начать работы уже в будущем году.
— Даже человеку несведущему ясно, — вполне резонно говорил он, — что в оставшиеся сроки новый проект разработать невозможно. Что касается типа домов, то по этим проектам они уже строятся, и не только в Приозерске. У заказчиков претензий к ним нет — тогда о чем же речь? Почему мы должны сами охаять эту модель, подвергнуть ее сомнению? Только потому, что она не нравится товарищу Стрижову и его единомышленникам?
Несколько членов партийного бюро были согласны с Шуруевым, другие указывали на явные пороки дома: неудобная планировка, однотонность фасада, плохая звукоизоляция и многое другое. Партбюро поручило руководству института объективно доложить на архитектурном совете все плюсы и минусы предполагаемого проекта. Подробно изложить направления, по которым будут вестись доработки.
С заседания бюро Стрижов возвращался хмурый и недовольный. Шедший рядом с ним секретарь партийного бюро Куприянов увещевал его:
— Ты что вроде в воду опущенный? Выше голову. Дела-то предстоят немалые.
— А с чего, собственно, веселиться? Раз проект выносится на архитектурный совет с одобрения партийного бюро, — это уже, знаешь ли, не шутка. Шуруев есть Шуруев.
— Но мы же проект критиковали.
— Критиковали. И все-таки выносим на совет.
— Ты пойми, Анатолий. Конечно, проект не очень хорош, но ведь это не проект, а эскиз. Кроме того, другого-то пока нет. С домами — та же история. Нет их, других-то. А сроки, сам знаешь, железные.
— Ну как же нет? А разработки группы Ромашко? Дома же куда лучше, чем то, что вы одобряете.
— Что это ты за Ромашко ратуешь? Вы что, друзья, родственники? Или интерес какой есть?
Стрижов остановился удивленный.
— Куприянов, ты что?
— Я-то ничего, а другие могут подумать. И потом, если проекты группы Круглого хоть и в эскизах, но реальное дело, то у Ромашко твоего только наброски. Пока лишь идеи, так сказать. Это — журавль в небе. Год, не меньше, понадобится, чтобы довести их до дела.
— И потому проталкиваем явный брак? Разве это позиция? А что касается причины, почему я ратую за предложения Ромашко, то она одна — они лучше, чем у Круглого. И все. А что Круглый и его компания придумают что-то новое и интересное, сомневаюсь.