Бег – это совсем по-другому. Не имеет значения, кто что может подумать. Должное получает тот, кто этого заслуживает.
У нас было мало официальных занятий атлетикой, но мистер Муди, наш учитель в восьмом классе, устроил яму для прыжков в длину рядом с кирпичным зданием начальной школы и поощрял тренировки и соревнования. Мне нравился быстрый разбег, толчок с края ямы. Как будто пролетая по воздуху, я приземлялся на мягкий песок, отмечал место и измерял расстояние.
Скорость бега была основой для импульса и расстояния прыжка. Как сказал нам мистер Муди, бег – это больше чем просто возможность прыгать в длину и оставлять след на песке. Конфедерация ирокезов, состоявшая из шести племен, которые господствовали в штате Нью-Йорк, была сильна благодаря скорости своих бегунов, которые быстро доставляли послания на 400-километровые расстояния по дикой местности. Эстафеты бегунов покрывали эту дистанцию за три дня, и такая скорость коммуникаций обеспечивала благоденствие конфедерации. Ирокезы устраивали соревнования, как и манданы из Северной Дакоты и многие другие культуры – от греков до инков. Манданы для этого расчистили участок длиной около 5 км в форме гигантской подковы, а победители получали расписанное красной краской перо как символ победы, который к тому же можно было обменять на товары.
Мистер Муди сумел перенаправить наши деструктивные порывы в стремление к атлетическому самосовершенствованию. Мисс Данхэм, одна из учителей, воодушевила нас еще сильнее. Она рассказала про индейцев, которые загоняли оленя, неутомимо преследуя его. Олени, которых я видел, передвигались по лесу стремительными и длинными прыжками и скачками. Они, казалось, идеально приспособлены для бега, я не мог себе представить их даже слегка уставшими. Как вообще человек может догнать оленя? Этого учительница нам не сказала, но упомянула о Роджере Баннистере, который три или четыре года тому назад пробежал милю (1609 м) за 4 минуты, хотя считалось, что это физически невозможно.
Мы не утолили нашу жажду реальными битвами и настоящей охотой, но в конце концов нашли выход в легкоатлетических кроссах (соревнованиях в беге по пересеченной местности, или кросс-кантри). Боб Колби, учитель английского языка в старшей школе и тренер по лыжному спорту, на утреннем собрании в начале осени объявил, что все мальчики, желающие бегать по пересеченной местности, должны встретиться у него дома после школы. Осень – время для кросс-кантри, и в Гудвилле, где во всей старшей школе училось меньше сотни детей, это был основной, наряду с бейсболом, вид спорта.
Олень
«Кросс-кантри – это командный спорт, – начал мистер Колби после того, как мы собрались, – где побеждает команда с наименьшим количеством очков. Первый получает одно очко, второй – два, двадцатый – двадцать, и так далее. Очки набирают пять человек. Допустим, есть команда, в которой набирают очки пять человек. Она зарабатывает один плюс два плюс три плюс четыре плюс пять – в сумме 15 очков. Это отличный результат. Те бегуны, которые не зарабатывают очки, все равно могут помочь команде победить, обойдя других, так что их очки будут выше. Есть вопросы?»
Правила были простыми и ясными. Чем лучше кто-то в команде, тем лучше для всех. Мне понравилась идея индивидуальной инициативы, которая помогла бы нашей команде «гончих»[15]. Это был мой шанс присоединиться к бегунам – но возьмут ли меня? Насколько я помню, я был не слишком уверен. На это место претендовал Джерри, который уже достаточно возмужал, чтобы бриться, и еще около двадцати подающих надежды кандидатов. В свои 19 я был самым маленьким, наименее развитым из всех, с немногочисленными признаками взросления в виде прыщей на персикового цвета лице. Хуже того, меня называли «Чадо Природы» из-за моей любви к жукам и птицам. Один парень, Джагхед, был на голову выше меня – худой и сухой, с длинными темными прилизанными волосами, покрытыми жирным лаком Vitalis. «Вы когда-нибудь замечали, – спросил он мистера Колби, – что интеллектуалы не развиты физически?» Я вовсе не претендовал на звание интеллектуала. Тем не менее в основе вопроса лежало раздражавшее меня предположение, что физическое совершенство исключает умственную деятельность и, возможно, даже любовь к жукам и птицам. Это было слишком похоже на другие натужные стереотипы. «Нет, – ответил мистер Колби, – никогда не замечал».
Наши образовательные программы включают физкультуру, предполагающую связь разума и тела. Платон, участвовавший в Истмийских играх в качестве борца, а также Сократ, который, как говорят, поддерживал хорошую форму, тренируясь в гимнасии, подчеркивали важность физической подготовки в качественном образовании. Некоторые из диалогов Платона, как я позднее узнал, проходили буквально в гимнасии, то есть в спортзале. Индейские и греческие идеалы, которые мы переняли, провозглашают всестороннее развитие личности.
«Мы потренируемся две недели, а потом проведем испытания на время, чтобы посмотреть, кто станет лучшим. Первые семеро войдут в команду, которая будет ездить на выезды», – продолжил мистер Колби.
«Выезды, – говорил он дальше, – это когда мы отправляемся на соревнования в другие школы». Самым дальним выездом должно быть путешествие на Вайнелхэвен – остров у побережья штата Мэн. Туда надо было плыть на пароме – не считая долгой поездки на машине. Я больше чем когда-либо хотел войти в команду. Но удастся ли мне опередить этих бестий, чтобы добиться своего?
Нам выдали форму и прочее снаряжение. Каждый получил по паре белых хлопковых носков, «ракушку» для защиты паха и пару узких черных матерчатых кед с тонкой, твердой резиновой подошвой. Беговая форма состояла из черных шорт и оранжевой футболки с эмблемой школы Гудвилл. Мы встречались на лужайке за пределами школы позади Эверилл-Хай. Тренировки проходили каждый день ровно в три часа дня. Мы строились на траве, и тренер Колби начинал с привычных прыжков со взмахами руками и ногами. Потом мы опускались на руки и в унисон отжимались от земли.
У племени пенобскотов в штате Мэн в каждом роду были юноши, назначенные бегунами для охоты на лосей и оленей. Они были специально отобраны из-за их быстроногости, и быть одним из них считалось честью. Им нужно было соблюдать особую «чистоту». За ними следили старики, чтобы они не занимались сексом, не спали, расставив ноги, и не жевали еловую жвачку. Эти нарушения, как считалось, могли нарушить их дыхание и вызвать шорох яичек во время бега – что может предупредить оленя. Изменить лишь несколько пунктов – и мы, учащиеся Гудвилла, выглядели как эти «чистые» индейцы. Нас также кормили мифами, которые с более рациональной и беспристрастной точки зрения, возможно, были не менее абсурдными. Например, я так и не понял, зачем мы все должны были носить «ракушки». Но я никогда даже не подумал выходить без нее.
Одинаковая форма, прыжки «ноги вместе – ноги врозь» и отжимания в унисон не делали нас командой. Для этого нужна гордость, а гордость порождается чувством исключительности. После разминки начиналась настоящая тренировка. Нас отправляли бежать вверх по Грин-роуд, сворачивать налево на самом верху и спускаться по дороге дяди Эда, затем бежать вниз мимо коттеджей и финишировать перед Эверилл-Хай. Это также был наш домашний маршрут на соревнованиях. Вся дистанция занимала три мили и почти вся проходила по грунтовой дороге. «Строимся… На старт, внимание, марш!»
Мы уносились, Джагхед и Джерри галопировали впереди. Все старались держаться поближе к остальным. К тому времени, когда мы наконец возвращались к зданию школы, казалось, что проходила вечность, но я был рад, что не отставал. В некоторые недели мы, наверное, пробегали миль по пятнадцать. Стабильно отстающие вскоре сдавали свою форму. Мы превращались в команду.
Наш первый забег в следующем – моем выпускном – году был домашним. Я тогда встречался с девушкой, а это обычно значило, что у меня были «бабочки в животе», когда мне доводилось встречать объект моей привязанности. Я очень надеялся увидеть ее на финише. Представляя ее там, я считал дни до полудня пятницы – времени нашего первого большого старта.
Я помню напряжение перед кроссом и последовавшую затем однообразную, мучительную борьбу, длившуюся примерно 18–20 минут (которые казались бесконечными), когда я напрягал каждый нерв и мускул, ни разу не оглянувшись назад. Мне очень хотелось, чтобы это все закончилось. Все это время я воображал, как хорошо было бы наконец остановиться и увидеть лицо моей девушки. Перейдя через маленький бетонный мостик среди сосен, я увидел финишную черту, у которой собралось несколько зрителей. Я бросился к ней и чуть не упал в обморок от экстаза. Я был первым. Как обычно бывает в подобных ситуациях, боль вскоре забылась. А радость осталась.
Мой неожиданный финиш казался везением, но потом это случилось еще четыре раза подряд. После этого меня перестали насмешливо называть «Чадо Природы». Вместо этого я стал «зверем», таким же, конечно, как мы все. Однако это звучало гораздо лучше. Я бы даже сказал, звучало очень здорово.
Каждое утро перед занятиями все ученики и учителя собирались в школьном зале. Мы все держали правую руку на сердце и торжественно хором пели Клятву верности флагу США, а затем патриотическую песню о рвущихся в воздухе бомбах, от которой я весь сжимался. После поклонов и бормотания стандартных фраз мы поднимали головы и слушали объявления. Однажды утром после нашего пятого соревнования директор Келли объявил собравшейся толпе, что команда Гудвилла выиграла все забеги и что я заслужил отличие, став первым школьным «асом» – пятикратным победителем. Я не считал себя лучшим бегуном. Я просто больше старался и тщательнее относился к питанию.
Вообще я никогда не был разборчив в еде, что иногда бывало темой для шуток. Однако, будучи активным животным, я знал, что правильное питание необходимо мне для того, чтобы бегать. Мои десны сильно кровоточили – признак цинги, недостатка витамина C. Это меня сильно беспокоило. В письме мамочке и папе в Африку от 3 июля 1958 года я сообщал: «Мой тренер считает, что осенью этого года я смогу стать чемпионом штата… Завтра мне идти к дантисту, снова. Он сказал, что ему придется вырвать пару задних зубов – очень плохо. Я не думаю, что это потому, что я недостаточно чищу зубы, – я делаю это достаточно регулярно. Должно быть, это из-за питания – оно недостаточно хорошее. У многих других детей те же проблемы. Бесполезно плакать из-за выпавших зубов». 3 февраля 1959-го я написал: «У меня сейчас нарыв – у нас эпидемия. Это сбивает с толку и даже немного пугает. Вчера в церкви Марианну дважды стошнило и одна из девочек просто упала в обморок… Кроме меня еще у многих есть нарывы. Все это выводит меня из себя, потому что я думаю, что многого из этого можно было бы избежать, если бы нас более сбалансированно кормили. По крайней мере, я думаю, что это привело бы к большей устойчивости к болезни».