Зачем мы говорим. История речи от неандертальцев до искусственного интеллекта — страница 30 из 53

. Звукооператоры справедливо негодовали, когда их обвинили в том, что они некачественно выполнили свою работу. На самом деле голос был записан правильно, с использованием высокочувствительных микрофонов. Проблема в том, что такие микрофоны позволяют актерам играть естественно, без усиления голоса: таким образом, шепот — это стилистика, выбранная актерами и режиссерами, которые ценят натурализм выше, чем хорошую дикцию.

В этом проекте мы исследовали и другие проблемы разборчивости речи в звукозаписи, например случаи, когда музыка оказывается слишком громкой и затрудняет восприятие диалога. Решение этой проблемы может лежать в области объектно ориентированного аудио. Когда вы смотрите телевизор, то обычно получаете два аудиопотока из транслятора, которые затем передаются на левый и правый динамики телевизора. Если музыка слишком громкая, ее трудно приглушить, поскольку речь и музыка уже смикшированы. В случае объектно ориентированного аудио музыка, звуковые эффекты и диалоги посылаются по отдельным каналам. Дома нужное микширование осуществляет телевизор, что позволяет при желании приглушить музыку. В настоящее время мои коллеги разрабатывают компьютерные алгоритмы, которые будут отслеживать, насколько членораздельными являются слова в конкретном эпизоде. Это позволит телевизору автоматически настраивать громкость фоновых звуков, чтобы слова стали разборчивыми.

Технологии привели к неразборчивости слов и в сценической речи: на эстетику драматургии, актерского мастерства и постановки тоже влияют теле- и киноиндустрия. Одна из проблем — желание отказаться от усиления голоса, когда актер громко проговаривает роль с хорошо поставленным произношением, и заменить его более естественной речью. Но если театральный режиссер принимает решение использовать аутентичный акцент, который сложнее понимать, как же люди на галерке будут смотреть постановку? Решение кажется очевидным: наденьте на актера микрофон, поставьте усилители, направленные в зал, и добавьте громкости. Так и делают на Бродвее. Там зрители ждут, что речь актеров будет усилена в любой постановке. Но в Соединенном Королевстве использование электроники является предметом споров.

Недовольство по поводу использования электроники вылилось в шумные протесты, когда в 1999 году открылось, что Королевский национальный театр использовал электронное усиление в постановке Шекспира. Грэм Шеффилд, в то время художественный директор Барбикана, заметил: «Одно дело — использовать микрофоны для создания звуковых спецэффектов, но совсем другое, если микрофоны становятся привычным вспомогательным средством для ленивых актеров». Шеффилд пояснил: «Это уничтожает близость и естественность в отношениях между актерами и залом. Как бы хорошо это ни было исполнено, звук всегда будет казаться искусственным»{247}. Интересно, что жалобы посыпались только через несколько месяцев после премьеры «Троила и Крессиды». К этому времени критики и тысячи зрителей уже посмотрели пьесу с электронным усилением голосов, но никто ничего не заметил. Постановка даже получила хорошие отзывы, причем Майкл Биллингтон из Guardian назвал ее «великолепным новым спектаклем»{248}. В заголовки СМИ электроника попала лишь тогда, когда кто-то из сотрудников Королевского театра передал эту информацию прессе.

Впервые я услышал об этом споре, когда присутствовал на выступлении театрального звукорежиссера Гарета Фрая на конференции по звуку в 2010 году. Находящиеся «за кулисами» волшебники, такие как Гарет, обычно неизвестны широкой публике, но в числе его заслуг звуковое сопровождение церемонии открытия Олимпийских игр 2012 года в Лондоне (по сценарию Дэнни Бойла){249}. Совсем недавно я встретился с Гаретом в Манчестере, в центре искусств HOME, во время перерыва в работе над шоу. Когда я попросил объяснить, в чем заключается его работа, он ответил: «Я несу ответственность за все, что слышат зрители».

Гарет объяснил, что в Королевском национальном театре инцидент со звуком произошел в результате случайного побочного эффекта, связанного с модными тенденциями в сценических постановках. Когда театр был только построен, в большинстве постановок использовались громоздкие тяжелые декорации. В пьесе Ноэла Коварда «Относительные ценности» декорации библиотеки в интерьере великолепного особняка выглядели бы очень натуралистично и были бы проработаны до мельчайшей детали. Передвинуть такие декорации нелегко, а это означает, что все повороты сюжета должны происходить в одной комнате. Автору нужно придумать, почему герои приходят только в эту комнату, а зрители должны поверить, что маловероятные встречи действительно могут случиться только в одном этом пространстве. Такое оформление сцены, возможно, доставляет массу проблем драматургам, но у него есть значительное акустическое преимущество: звук отражается от тяжелых декораций в направлении слушателей и, таким образом, усиливает голос актера.

Однако к концу XX века мода на декорации изменилась. Следуя эстетике телевизионных программ и кинофильмов, авторы пьес захотели менять место действия. Это означало, что декорации должны были стать более простыми, легкими и абстрактными. Перемещение на новое место действия часто осуществляется только за счет смены освещения и звукового окружения. Но эффективное отражение звука от постоянных тяжелых декораций исчезло, а без них часть аудитории плохо слышала происходящее на сцене. Электронные средства усиления звука необходимы именно для сглаживания недостатков акустики, а не потому, что современные актеры не способны усиливать голос, как считают некоторые журналисты. В наши дни эти средства приобрели еще большее значение, потому что в пьесе присутствует музыка и различные звуковые эффекты, а это означает, что голосам актеров приходится соперничать со множеством «шумов». Но усиление должно производиться очень тонко, чтобы зрители этого не осознавали. Гарет описывает этот способ как «располовинивание расстояния: усилить звук настолько, чтобы казалось, что актер в два раза ближе, чем на самом деле». Но использование технологий может пойти еще дальше и помочь сюжету. Гарет рассказал, что электроника может использоваться как слуховая маска, «отделяя голос от актера». Простая обработка звука, например смена высоты тона, может изменить пол персонажа, а реверберация — местонахождение актера, например перенести его из ванной комнаты в церковь{250}.

В музыке реверберация широко используется для улучшения голоса. Это своего рода слуховой кетчуп, потому что добавление незначительной реверберации к звукозаписи обычно ее улучшает{251}. Когда музыкальные продюсеры используют реверберацию, они играют на ожиданиях и стереотипах слушателей. Запись диска Confess Патти Пейдж была революционной, потому что это был первый хит, в котором при записи поп-звезды использовалось наложение звука: Патти сама себе подпевает. Это песня-диалог, в которой ко второму голосу добавлена реверберация. Это было сделано с помощью динамика, воспроизводящего пение Пейдж в мужском туалете с отличной акустикой. Звук был записан через микрофон. Добавление реверберации помогло различить строки «разных» участников диалога, которые в ином случае слились бы, потому что и те и другие были спеты Пейдж. У реверберации имеется и религиозный подтекст, потому что такой эффект естественным образом возникает в акустическом пространстве церквей и соборов — и очень подходит для песни Confess{252}.

Я разговаривал с Гаретом о пьесе «Встреча» (Encounter), имевшей успех во всем мире и поставленной на Бродвее в 2016 году. Она необычна тем, что звук доминирует и в постановке, и в самом сюжете. Пьеса рассказывает историю Лорена Макинтайра, фотографа, в 1960-х годах потерявшегося в лесах Амазонки и нашедшего приют у индейцев племени майоруна. Можно было поставить пьесу в традиционном стиле, но, как указал Гарет, представить тропический лес с помощью декораций или проецированием изображения было непросто. Гарет объяснил, что пьеса была бы «обречена на провал, потому что неизбежно стала бы уменьшенной копией реальности». Лучше было бы с помощью звука подключить фантазию зрителей, чтобы создать в их воображении картинки. Однако это не просто воспроизведение звуков тропического леса через динамики: каждый зритель получал наушники, которые помогали лучше представить сюжет.

В пьесе «Встреча» пересекаются несколько временных пластов и нарративов, в том числе есть сказки, которые отец рассказывает дочке на ночь. В обычной театральной постановке было бы трудно до конца прочувствовать такой интимный момент из-за физической удаленности от сцены. Но у каждого зрителя были наушники, соединенные с особым микрофоном на сцене, поэтому актер Саймон Макберни мог нашептывать зрителям прямо в уши. Перед началом представления Макберни дует в микрофон, и зрители взвизгивают, потому что у них складывается ощущение, что их ушам становится тепло от дыхания актера. Таким образом воссоздается интимная атмосфера чтения сказок на ночь. Звук переносит зрителей на сцену и в тропический лес.


Голова манекена


Особенный микрофон — это голова манекена, в уши которой вставлены микрофоны. Гарет использовал этот микрофон и для записи звуков в тропических лесах Амазонки. Это была очень непростая экспедиция. Всему виной были «чертовы москиты: я не мог их прихлопнуть, потому что из-за этого запись была бы испорчена»{253}. Темно-серая голова без туловища записывала звук бинаурально (стереофонически), этот метод является основой акустических исследований.

Закройте глаза и прислушайтесь к окружающим звукам. Возможно, с одной стороны вы услышите проезжающую по улице машину, с другой стороны раздастся пение птицы, а чуть дальше — звуки радио. Ориентиры, которые подсказывают вам источник звука, накладываются на звуковые волны, проходящие по слуховым каналам