Несколько дней назад здесь была березовая роща; наступило лучшее время для сбора березового сока, и местные крестьяне промышляли вовсю: отдерут кусок коры, вскроют свежую древесную мякоть, пристроят узенький деревянный желоб, край его опустят в кадку и уйдут. Вернутся через неделю — а кадка уже полна. В детстве, когда все еще было хорошо, Эллен жила в замке своего отца, мелкопоместного дворянина, в глухой провинции, и тоже бегала по весне собирать березовый сок. Она была счастлива там.
Сейчас роща была выжжена, от нее остались только обуглившиеся трупы деревьев и черная сухая земля.
Эллен стояла, держа в опущенных руках узелок Рослин, и смотрела на покойника, неподвижно висевшего в петле на нижней ветке уцелевшего дерева. Видимо, его повесили уже другие тальварды — не те, что выжгли деревню, а те, что пришли следом за ними. На ветке сидела ворона; она каркала и нетерпеливо хлопала крыльями, возмущенная тем, что ее согнали с законной добычи. Лицо у покойника уже опухло и разложилось, его пол можно было угадать только по фигуре и остаткам одежды. Чуть поодаль висели две женщины, но женщины их не интересовали. Рослин твердо знала, что мандрагора растет только под висельником-мужчиной. Эллен не спорила, она даже знала, почему так — жизнь магическому корню дает семя, которое непроизвольно исторгает висельник в момент смерти. Рослин она об этом не сказала. Просто держала ее узелок, пока калардинская княжна, стоя на коленях под разлагающимся трупом, рыла землю ножом убийцы.
— Пойдемте отсюда, миледи, — снова сказала Эллен. У нее страшно болела голова, и внутри все тоже ныло — ведь и суток еще не прошло после ужасного случая на дороге. Они только остановились на ночь в брошенном доме, чтобы привести себя в порядок и подкрепиться, а потом Рослин заявила, что они немедленно должны найти висельника, потому что дура Эллен лишила их всех снадобий, а мандрагора — это самое главное. Эллен не стала спорить, тем более что висельники нашлись совсем близко, но ей было страшно, и тоскливо, и тягостно смотреть на ворону, сердито трясшую головой над мертвецом.
Было очень тихо, не считая редкого вороньего карканья. В воздухе пахло близкой грозой. Лето выдалось на редкость дождливое.
Рослин издала короткий гортанный звук, которым в последнее время обозначала удовлетворение, и села на пятки. В ее руках было что-то бесформенное, облепленное мокрой землей, похожее на громадного мертвого паука.
— Есть! — радостно сказала она и стала сковыривать ногтями грязь с корня.
Эллен смотрела на нее, свою маленькую княжну, нечесаную, немытую, избитую, роющуюся в грязи, и думала: «Так тебе. Так тебе и надо, тварь. Ты заслужила это. Ты сама этого хотела».
«Как и ты, Эллен», — проговорило что-то внутри нее, и она ответила: «Да. Как и я».
— Теперь мы наконец можем отсюда уйти? — умоляюще спросила она. — Пока здесь никто не появился...
— Тогда вы уже опоздали, — сказал мужской голос позади нее.
Эллен вскинулась, на ходу бросаясь к стоящей на коленях Рослин. Краем глаза она заметила фигуру в нескольких шагах от них и, не глядя, вырвала нож из руки княжны.
Она знала одно: это не произойдет еще раз. В крайнем случае этот нож можно всадить себе в горло. То есть сначала маленькой госпоже, а потом, если успеет, — себе.
Рослин шевельнулась у ее ног — тихонько, как мышка, и снова замерла.
Мужчина смотрел на них и улыбался. Совсем не так, как тот, вчерашний.
— Вот ведь дуры, — сказал он. — Что мне стоило подкрасться к вам сзади? Вы бы хоть по сторонам оглядывались. И как вы только сюда добрались?
Он был довольно молод — одного возраста с Эллен, а может, еще моложе, высокий, широкоплечий. Лицо у него было скуластое, с твердо очерченным подбородком, кожа очень светлая, почти белая, и волосы белокурые, как у эльфа, хотя принять за эльфа его никак нельзя. Он был пеший, из-за плеча у него выглядывала рукоять меча, а на боку висела большая котомка, которая скорее подошла бы странствующему монаху.
Ни Эллен, ни Рослин не ответили на вопрос незнакомца, но улыбка с его лица не сошла. Улыбка была лучистой и дружелюбной, но глаза — холодные, как прикосновение стали.
— Ну ладно, ладно, — сказал мужчина. — Я не причиню вам зла. Вижу, вы тут тем же промышляете, что и я. Все взяли, что надо, или еще портки с бедняги потянете?
— Ч-что вы хотите? — выдавила Эллен. Мужчина взглянул на нож в ее руке, и его улыбка стала издевательской, будто ему очень любопытно было бы взглянуть, как она пустит его в ход.
— Веревку этого повешенного, — сказал он. — Не возражаете?
Не получив ответа, он шагнул вперед. Рослин подскочила и вдруг тихо, угрожающе зарычала, будто дикий звереныш. Эллен посмотрела на нее с изумлением, а мужчина рассмеялся.
— Какая храбрая девочка! Если только это девочка, в чем я не уверен... — Его взгляд переместился на корень в руках Рослин. — Это что, кукла у тебя? Какое страшилище...
— Позвольте нам идти дальше, — сказала Эллен и взяла Рослин за локоть. Мужчина пожал плечами.
— Идите, кто вам мешает? Меня этот мертвец интересует, а не вы. Не поймите превратно, — добавил он и снова рассмеялся, будто считая шутку крайне удачной, но смех прозвучал как-то сухо, словно на самом деле смеяться ему вовсе не хотелось.
Эллен подтолкнула Рослин вперед. Они пошли прочь от повешенных, в сторону разоренной деревни. Мужчина стоял, сунув руку за отворот пояса, и смотрел на них. Эллен уже надеялась, что обошлось на этот раз, когда он окликнул их:
— Постойте!
Надо было броситься вон что было духу, но они остановились, небеса знают почему. Эллен подняла мечущийся взгляд, встретилась с мужчиной глазами. Глаза у него были глубоко посаженные, почти не видные за густыми черными ресницами, и было в них что-то...
... что в них было — тот человек в зеркале, короткие волосы, твердое лицо, намертво стиснутые губы — что было в этих глазах?..
... что-то, что заставило ее остановиться.
— Куда вы направляетесь? — спросил мужчина.
— Не твое дело, — сказала Рослин. Эллен стиснула ее локоть сильнее, а мужчина опять рассмеялся.
— Смелая девочка, смелая. Ну а если я хочу, чтобы это стало мое дело?
— Нам все равно не по пути.
— Почем ты знаешь?
— Мы идем туда, куда никто не идет.
— Это куда же? Не скажешь мне?
Он разговаривал с ней как с несмышленым ребенком. Эллен знала, до чего ее это бесит, но мужчина-то не знал, впрочем, ему было плевать.
— Убирайся в преисподнюю! — яростно крикнула Рослин и круто развернулась, собираясь двинуться дальше.
Эллен сказала:
— Мы идем в Тальвард.
Рослин выпрямилась, метнула в нее ненавидящий взгляд, но с места не двинулась.
— Вот как, — кивнул мужчина с наигранным удивлением, хотя было видно, что он ждал этого ответа. — Не стану спрашивать, в своем ли вы уме. Вижу, что нет. Но так случилось, что и я иду туда же. Если вы подождете минутку, пока я сниму веревку, пойдем вместе.
— Зачем мы вам? — не удержалась Эллен. Мужчина пожал плечами.
— Не при детях такие вопросы задавать, милая моя. — Увидев, как она вспыхнула, он усмехнулся и добавил: — Не захочешь — силком не заставлю. Не люблю, когда женщина против. Но хоть стряпать ты сможешь? Отсюда и до границы ни одного работающего трактира, это уж точно, а я не жрал ничего со вчерашнего дня.
— Стряпать... могу... — пробормотала Эллен. Рослин молча вырвала руку и быстро пошла вперед. Эллен посмотрела на нее с сомнением. У них не было оснований доверять этому человеку, но... хуже-то уже все равно не будет. А смерти она не боялась.
Мужчина в считанные мгновения перерезал веревку, на которой держался труп, отхватил от нее кусок в локоть длиной, уже на ходу свернул, сунул в котомку. Поравнявшись с Эллен, ободряюще улыбнулся ей, хотя его глаза оставались колкими и очень холодными.
— Зачем это?
— Веревка? Колдунам можно загнать. То есть местным колдунам — в Тальварде такая дрянь никому не нужна. А здесь на кусок мяса заработать можно. — Он взглянул на бежавшую впереди девочку и, понизив голос, добавил: — Дочка у вас... странная.
— Она мне не дочь, — сказала Эллен и тут же умолкла от страха, не зная, чего ждать в следующий миг.
Мужчина ничего не сказал. Еще через десяток шагов он спросил:
— Как вас зовут?
— Эллен.
— А девочку?
— Ро... — «О небеса, Эллен, ну ты в самом деле дура». — ровена.
— А я Глэйв, — сказал мужчина. — Если что-то случится — кричите и зовите меня по имени. Если вы будете просто кричать, я не приду. В последнее время женщины кричат на дорогах слишком часто. Будешь кидаться на каждый зов — вовек до цели не доберешься.
— А какая у вас цель? — спросила Эллен, почти уверенная, что не получит ответа.
Но она его получила.
— Я возвращаюсь домой, — сказал Глэйв и подмигнул ей.
Эллен никогда не видела тальвардов. Она только слышала, что они похожи на диких зверей — огромные, свирепые, в плащах из медвежьих и волчьих шкур. Представлялись они ей почему-то смуглыми, лохматыми и неспособными понять человеческую речь, и она искренне надеялась, что ей никогда не придется с ними встретиться.
Этот тальвард был не таким, но от этого страх Эллен не ослабевал, даже несмотря на то, что продвигаться они стали гораздо быстрее — Глэйв знал короткие и безопасные дороги. На войско как одной, так и другой из враждующих сторон они не натолкнулись ни разу, хотя всюду видели следы их пребывания. Тальвард был прав: постоялые дворы стояли брошенные, а большей частью разоренные. Они ночевали там, и Эллен всякий раз ложилась с мыслью, что надо дождаться, пока тальвард уснет, и бежать куда глаза глядят, но, измотанная Дорогой, засыпала, прежде чем касалась головой подушки. А утром Глэйв будил ее, она стряпала, иногда успевала подлатать и выстирать одежду Рослин, если в доме не находилось чистой смены, и они продолжали путь, все больше удаляясь от краев, где могли встретить княжеские войска.
Тальвард много шутил, смеялся и болтал какую-то чепуху, кажется, пытаясь завоевать расположение Рослин. Та только хмурилась и смотрела на него так, как умела она одна, но он лишь смеялся громче, приговаривая: «Смелая, смелая девочка! » С Эллен он не говорил — вернее, она просто не могла поддерживать разговор, и он быстро это понял, впрочем, кажется, не удивлялся.