Рослин подползла к ней сбоку, неслышно и проворно, как... как сколопендра, подумала Эллен и снова содрогнулась. Метнула взгляд на мужчин, беседовавших в стороне. Наконец решившись, подняла взгляд.
Рослин смотрела на нее. Молча. И в ее глазах Эллен не увидела врага. Впрочем, друга тоже не увидела.
— Я же говорила, что ты сама себя накажешь, — тихо сказала калардинская княжна.
Больше они ни о чем не говорили — до самого Тарнаса.
А вот эльф со своим слугой явно наладили отношения. Эллен видела, что Натан расслабился — не полностью, такие как он, никогда не теряют бдительность. Им ничего не страшно, их ничто не заботит, они никогда не колеблются. И главное, им никогда не снятся сны, в которых они кажутся себе кем-то другим. Эльф же расслабился совершенно — и только теперь Эллен с удивлением осознала, до чего же он, оказывается, все это время был напряжен. А сейчас будто почувствовал себя защищенным.
«До чего же вы в него верите, милорд», — подивилась Эллен про себя, но, как ни старалась, не смогла разделить это чувство. Натан не казался ей опасным. Но и безопасным — тоже. Она не знала, что он сделает, если ее снова начнут насиловать на большой дороге, — спасет или присоединится к потехе. Что в такой ситуации сделал бы теперь Глориндель, она даже думать не хотела.
От всех этих мыслей на душе становилось тягостно, и Эллен почти обрадовалась, когда они наконец достигли цели. Впрочем, как оказалось очень скоро, это было совсем не так.
— Ну что, друзья мои, — сказал Глориндель, когда они дважды объехали всю деревню и выяснили, что об Эр-Дьятисе здесь действительно ничего не знают. — А теперь предлагаю пожать друг другу руки и разъехаться по домам. Этот идиотизм и так затянулся дальше некуда.
Рослин встрепенулась и впервые за прошедшее время отстранилась от эльфа. Все эти дни Эллен не переставала удивляться тому, до чего же им, княжне и ее суженому, было хорошо вместе. Они тоже почти не говорили, просто все время были рядом, прикасаясь друг к другу, а по ночам Рослин прижималась к груди своего жениха, он укрывал ее своим плащом, и на лице у него появлялось выражение, которое пугало Эллен больше, чем изумляло: слепая, неистовая нежность хищного зверя к своему детенышу... или самца к своей любимой самке. Впрочем, нет, скорее что-то среднее между тем и другим. И вот эта двойственность была самой дикой. Глядя на них, Эллен пыталась вспомнить, как смотрел на нее Рассел, и не могла. Совсем не могла.
Но сейчас в парочке впервые наметилось непонимание. Услышав слова Глоринделя, Рослин вскинула на эльфа возмущенный, протестующий взгляд. Тот даже не соизволил на него ответить. Обращался он, видимо, к Натану. Тот слегка нахмурился.
— Мы слишком далеко зашли, милорд.
— Воистину. А не пора ли задуматься, какого беса? Вот что вы — каждый из вас — здесь забыли? А?
— Мне нужно к Эр-Дьятису, — непреклонно сказала Рослин.
— Нет здесь твоего Эр-Дьятиса, видишь? — раздраженно бросил эльф. — С чего ты взяла вообще, что он здесь? Кто тебе сказал?
— Здесь, — упрямо повторила Рослин. Глориндель нахмурился — скорее недоуменно, чем сердито. Кажется, у него не получалось злиться на нее всерьез. Он сразу сдался и перевел взгляд на Натана:
— Ну а тебе тут что?..
— Вы знаете, — спокойно ответил тот, хотя Эллен показалось, что спокойствие наиграно. — Я принес присягу миледи Рослин. И пойду туда, куда она велит.
Рослин благодарно улыбнулась, и Эллен почувствовала мгновенный укол смехотворной ревности. Ей она так никогда не улыбалась...
— А ты, Эллен? — Васильковые глаза Глоринделя устремились на нее. — Только не говори, что по-прежнему ищешь своего мужика.
Она почувствовала острый взгляд Натана, мгновенно сделавшийся пристальным, но не повернула головы.
— Да, милорд, — с трудом ответила она. — По-прежнему. Вы же знаете, я…
Глориндель обреченно вздохнул.
— И никого из вас не интересует, что вашу страну разрывает война, — укоризненно сказал он. — Вот здорово — выходит, волнует это одного меня!
— Волнует? Вас?! — Натан посмотрел на него с изумлением, уголки его рта дрогнули, и Эллен показалось, что он вот-вот рассмеется. Эльф смерил его холодным взглядом:
— Там дюжина моих сотен. Бьется со здешними зверюгами, воображая, что делает это ради своего господина. А господину теперь трона не видать как своих ушей. И гибнут они зря.
— Почему же зря? — возразила Эллен. — Может, они победят.
— Они не победят, — ответил эльф. — Их слишком мало. Я рассчитывал быстро вернуться и далее бросить подкрепление — по обстоятельствам... А теперь это некому сделать. Если ваш князь мертв, да и меня наверняка уже к покойникам причислили, мои родичи просто забудут про Калардин.
— И можно подумать, что вас это тревожит, — с сомнением сказал Натан.
Эльф перевел на него непонимающий взгляд.
— Мои войска отправлены на бойню. Глупую и бессмысленную. Конечно, меня это тревожит.
— Ну и иди, — внезапно со злостью сказала Рослин и, вырвавшись из его рук, соскочила на землю. Ее волосы растрепались, сбились колтунами, Эллен заметила запутавшийся в них клочок водорослей. Как давно я вас не расчесывала, маленькая госпожа, подумала она.
Рослин подошла к коню Натана, взялась за стремя, обиженно отвернулась. Натан взглянул на нее, потом на эльфа, улыбнулся, виновато пожал плечами. Глориндель смотрел на них. Вид у него был совершенно несчастный.
— Рослин, — вполголоса позвал он.
Как она вздрогнула! Будто судорогой ее прошибло: вскинулась, резко обернулась, широко распахнув черные провалы глаз. Они смотрели друг на друга, и Эллен почти чувствовала искры, пролетавшие между ними. Она вдруг поняла, почему они не разговаривали: им не было нужды говорить. Их объединяло что-то большее, чем то, что можно передать словами. И там, на заставе, они узнали друг друга вовсе не потому, что раньше видели на портретах. Эллен вспомнила, как Глориндель целовал Рослин у ворот напротив виселицы — жадно, неистово, будто от этого зависела его жизнь.
У Рослин задрожали губы. Она зажала их ладонью, решительно мотнула головой. Ну и кто кого переупрямит?
Глориндель хотел что-то сказать, но не успел. Лицо Рослин вдруг напряглось, она шикнула и, прижав палец к губам, быстро сказала:
— Тише! Слышите?
Эллен напряглась, и Натан тоже, она заметила это и на миг ощутила облегчение — но лишь на миг, потому что потом услышала. Ни Натану, ни Глоринделю этот звук ничего не говорил, она поняла это по их лицам, — а ей и Рослин говорил, и они сообщили друг другу об этом взглядами... впервые е момента новой встречи почувствовав между собой что-то общее.
Издалека доносился протяжный, мелодичный, густой гул многих голосов, сливавшихся в один. Эллен будто наяву увидела — узкая дорога, плетень, глаза Рослин напротив, колыхающиеся цветные тюки вверху, блестящая черная шерсть на покатых воловьих боках... И пение, могучее, безмятежное, льющееся из крепкой глотки.
Она тогда подумала: они погоняют волов песнями, которыми мы провожаем идущих на смерть.
— Туда! — вырвалось у Эллен, и все взгляды устремились в направлении, которое указывала ее рука, — на вершину холма. — Туда, скорее!
Они оставили коней внизу и стали продираться сквозь хвойную поросль наверх. Холмы у побережья были небольшие и пологие, скорее пригорки, чем холмы, так что это не заняло много времени. Впрочем, откуда-то Эллен знала, что торопиться некуда. Они двигаются медленно. Так же, как поют.
И еще она знала, что их очень много.
Она добралась до вершины первой; сзади тяжело дышал эльф, крепко державший за руку Рослин; Натан замыкал, будто охраняя тылы — Эллен мельком подумала, что это ему, должно быть, привычно. Хотя с тыла им сейчас никто не угрожал. Во всяком случае, в это хотелось верить.
Оказавшись наверху, перед круто уходившей вниз равниной, отделенной от дороги грядой холмов и рекой, Эллен окинула ее взглядом и вцепилась в ближайшее куцее деревце, чтобы не упасть. Иглы впились ей в ладонь, но она только сжала руку крепче.
— Небеса всеблагие! — сказал Натан, а эльф выругался — громко, яростно и... испуганно?
Только Рослин молчала. И тоже глядела вниз.
Там было на что посмотреть.
По ту сторону реки, растянувшись не меньше чем на полмили в длину и на две сотни ярдов — в ширину, шло войско тальвардов. За долгие недели скитаний по вражеской земле Эллен не раз видела тальвардские отряды, но самым большим был тот, который показал ей и Рослин эрьелен Глэйв. То войско насчитывало несколько сотен человек и казалось Эллен просто огромным.
Здесь были не сотни. Здесь были тысячи.
И больше половины из них оказались эльфами.
Эллен сама не знала, как поняла, что это эльфы. Может, потому, что одеты они были не так, как выряженные в шкуры тальварды, а еще почти все они были светловолосы, и она сумела разглядеть это даже с такого расстояния, несмотря на то, что большинство из них были вымазано в крови и грязи. Это и бросилось в глаза в первый миг: цвета. Бурое, отблескивающее кое-где металлом кольцо тальвардов, плотно сжимавшее желтое пятно, будто забрызганное черной и багровой краской. Одежда на эльфах тоже была в основном желтая — легкая, никаких шкур, никакой брони. Блеска металла в их толпе не было видно, но даже если бы у них было оружие, вряд ли они смогли бы им воспользоваться.
Что-то не так было с этими эльфами.
Глориндель ругался на эльфийском — громко, яростно, но его все равно перекрывала песня тальвардов. Пел, кажется, только один фланговый эшелон, но от этого пения гудело небо.
Ряды тальвардов выступали ровно и твердо, в ногу, нажимая на смешанную толпу эльфов со всех сторон, давя их — и волоча вперед. Эльфы брели, не пытаясь сопротивляться, хотя их было едва ли не больше, чем тальвардов, и они не были связаны — Эллен видела, что некоторые из них поддерживают других. Они спотыкались, налетали друг на друга, падали, иногда поднимаясь, иногда нет, и оставшиеся на ногах шли дальше по телам своих товарищей. Будто их влекло нечто куда более властное, чем натиск врагов.