Между нами ведь нет никакой разницы, вдруг подумал он.
Натан медленно убрал слипшиеся от пота и крови волосы эльфа, непроизвольно повторяя жест разбойничьего главаря. Глориндель с трудом поднял голову, вскинул на Натана требовательный взгляд, тут же ставший испуганным. Боится... снова боится... теперь боится, а был таким наглым. Смеялся... звонко и злобно... всегда одинаково. «Ты слишком неуверен в себе, друг мой» — и эта улыбка... красиво изогнутые губы, которые сейчас разбиты в кровь...
У Натана потемнело в глазах.
— ... Натан?
Собственное имя донеслось до него будто издалека. Он моргнул, сгоняя дымку, и ужаснулся тому, что только что почувствовал... тому, что почти собрался сделать. Эльф смотрел на него, его глаза были невыносимо, болезненно синими — неестественно синими, у людей таких глаз не бывает...
— Ты присягал, — тихо, но внятно проговорил Глориндель, и Натан деревянно кивнул.
Он развязал эльфа, и тот, оттолкнувшись непослушной ладонью от ствола, шагнул вперед. Покачнулся, но на попытку Натана поддержать его отстранился.
— Надо вашу рану перевязать, — неуверенно сказал Натан. Наваждение прошло, и теперь нарастало чувство вины — гораздо более сильное, чем то, которое он мог испытывать за промедление, стоившее Глоринделю не только попранного достоинства.
— Я сам, — ответил эльф и, шатаясь, побрел к коню. Натан не стал спорить — просто смотрел, как Глориндель вслепую промывает рану вином и неловко делает перевязку из носового платка. Повязка тут же пропиталась кровью. Эльф отхлебнул из фляжки остаток вина и глубоко вздохнул.
— Едем.
— Вы сможете держаться в седле? Вам бы отдохнуть...
— Едем, я не хочу здесь оставаться.
Натан пустил Глоринделя вперед, следя, чтобы тот не свалился с коня. Эльф немного покачивался, но падать вроде не собирался.
Они ехали молча не меньше часа, прежде чем Глориндель, не оборачиваясь, спросил:
— Почему ты не дрался?
— Потому что мне надо доставить вас в столицу живым, — отозвался Натан — он ждал этого вопроса, и у него было время придумать ответ.
— Лучше погибнуть с честью, — угрюмо сказал эльф.
— Странные у вас представления о чести!
— Это у тебя они странные.
И снова умолк. Натану было неловко. Он знал, что поступил правильно, но от вида темно-вишневого пятна на белом платке, стягивающем голову Глоринделя, ему делалось не по себе.
Спустя еще какое-то время эльф задал второй ожидаемый вопрос:
— На каком это языке ты с ними говорил?
— Жаргон, которым пользуются бандиты с большой дороги.
— И откуда ты его знаешь?
Натан промолчал. Эльф засмеялся — смех его звучал все так же звонко и зло.
— Можешь не отвечать. И дураку ясно, ты был одним из них. Твой лорд об этом знает?
— Знает, — жестко сказал Натан. — Свои преступления я давно искупил.
— Хотелось бы знать чем, — ядовито произнес эльф и, не дожидаясь ответа, добавил: — Почему ты ждал так долго? Почему сразу не признался, что ты один из них?
— Я не думал, что это понадобится.
— Ты должен был...
— Я сделал все, что был должен! — перебил Натан. — Для друга я, возможно, поступил бы иначе — но вы мой господин, я должен был спасти вас и спас, чего вам еще?
— Для друга, говоришь... — протянул эльф и отвернулся, но Натан услышал в его голосе усмешку — на миг ему показалось, что горькую. — Да уж... зачем нам враги с такими друзьями?
Натан промолчал — просто потому, что не нашелся с ответом.
— А я по твоей милости без кинжала остался! — вдруг запальчиво бросил эльф. — И плащ у меня порван.
И умолк, словно не желая замечать остального ущерба. Натану захотелось сказать ему что-нибудь... но он так и не решил что.
Они ехали шагом по лесной дороге. В вышине, у самого неба, безмятежно щебетали птицы.
Следующие несколько дней ничего не происходило. Они просто ехали, понемногу забирая к юго-западу: в восточной части княжества шли бои. Один раз им встретился отряд тальвардов, бодро маршировавший на юг: они переждали в кустах, лежа в высокой траве и не дыша; в лице эльфа читалось любопытство. Тальвардов он прежде никогда не видел, и их бесстрастно-свирепый вид, как показалось Натану, произвел на него впечатление. Впрочем, потом выяснилось, что дело было не в свирепости, а в снаряжении: эльф, никогда не видевший снега, не мог взять в толк, зачем тальварды закутываются в бесчисленные кожаные и меховые одежды. Натан, впрочем, тоже не понимал. Правда, порасспросить об этом у него охоты не возникало, благо такая возможность их минула — отряд прошел, и они двинулись дальше, выбирая все более заброшенные и извилистые дороги. Разбойников им больше не встречалось, но Натан старался быть начеку. Глориндель уже не жаловался и вообще вел себя тихо. Они ехали бок о бок целыми днями, а ночевали чаще всего под открытым небом — трактиры встречались все реже. Эльф сделался неразговорчив. Сначала Натан молча радовался, потом почувствовал себя неуютно. На четвертый или пятый день после встречи с разбойниками он не выдержал и заговорил первый:
— Зачем вам это надо?
Они сделали привал около ручья: местечко было хорошее, казалось спокойным, даже уезжать не хотелось. Эльф полоскал в воде повязку, которую все еще носил на ухе: рана стала нагнаиваться. Натан чувствовал дурной запах, шедший от нее, и, зная живучесть эльфов, смутно надеялся, что ничего страшного в этом нет. Не считая, конечно, погубленной гордости и привлекательности Глоринделя, от чьего уха остался распухший искривленный обрубок.
В ответ на вопрос Натана эльф обернулся. Похоже, он был немного удивлен, что Натан прекратил играть в молчанку.
— Ты о чем?
— Эта женитьба. Зачем? Лично вам? Вам приказали? Вы не могли ослушаться?
Эльф усмехнулся, отвернулся, принялся выкручивать платок. В ручей потекла розоватая вода.
— Мне никто не может приказывать. Я делаю только то, что хочу.
— Вы хотели этого?
Натан не видел его лица, но в голосе Глоринделя явно слышалась усмешка.
— Эй, да ты видел ли леди Рослин, свою княжну, а, Натан? Твой лорд Картер показал мне ее портрет — жаль, он слишком большой, чтобы я мог захватить его с собой. Она просто чудо. Никто бы на моем месте не устоял.
— Ей одиннадцать лет, — возразил Натан. — И мне не верится, что для эльфа вашего положения не нашлось лучшей партии у вас на родине.
Эльф промолчал, продолжая полоскать повязку, и Натан уже решил, что ответа не последует, когда Глориндель вдруг негромко сказал:
— Я хотел уехать.
Натан вздрогнул. В редкие, очень редкие минуты ему казалось, что здесь что-то не так: в голосе эльфа снова скользнуло то самое напряжение, которое Натану уже доводилось слышать раньше — у путевого камня.
— Почему? — вырвалось у него. Он знал, что ответа не будет, и все равно спросил.
Эльф снова обернулся через плечо, и в его глазах впервые за последние дни сверкнул былой холодный задор.
— Расскажу, если ты мне расскажешь про свою подружку. Ту, что Картер на суку вздернул.
— Она мне не подружкой была! — бросил Натан и тут же осекся, поймав злорадную улыбку эльфа. Глориндель сел на землю, деловитыми, уже привычными движениями замотал голову. Он так и не позволил Натану хотя бы взглянуть на рану вблизи.
Закончив, эльф положил ладони на колени и снова улыбнулся. Его глаза лучились.
— Жрать давай, — вдохновенно проговорил он. Вот так они и поговорили в тот раз.
А потом снова молчали — до самого моста.
Мост этот явился для Натана полной неожиданностью, как и расщелина глубиной футов сорок, которую он пересекал. Склоны были почти отвесные, глинистые, тут и там утыканные островками сланца. Далеко внизу шумно текла мелководная, но очень бурная река, испещренная мелкими рифами. Если упасть — костей не соберешь.
Путь был один — по мосту, но одного взгляда на него Натану хватило, чтобы понять: проще уж сразу сигануть вниз. Быстрее, и страху набраться не успеешь.
— Всеблагие небеса, — сказал эльф и, подобрав с земли камешек, швырнул его вниз. Мгновения, которые ему понадобились, чтобы достичь дна, показались обоим часами. — Но это же не мост. Это гнилое бревно. Я по нему не пойду.
Натан вполне понимал его. Допустим, это было нечто более основательное, чем гнилое бревно, но ненамного. Это были два гнилых бревна, к тому же кривых и тонких, со щелью меж ними в полтора кулака, огороженные также прогнившей и оборванной в нескольких местах веревкой. Веревка была привязана к четырем колышкам, вбитым в правое бревно. Расщелины были ярдов десять шириной, но и на этих десяти ярдах шею сломать можно было дюжину раз. Впрочем, не наверняка.
А вот кони тут не пройдут, как ни старайся.
— Может, поищем обходной путь? — неуверенно сказал Глориндель. Натан покачал головой.
— Мы же свернули на эту дорогу еще вчера. С тех пор даже тропинки в сторону не шло.
— Что ты предлагаешь?
Натан вздохнул — ему самому не нравилась его идея, но выбора не оставалось. Если бы у них был топор, можно было бы попробовать соорудить переправу понадежнее... но без инструмента это займет несколько дней.
— Оставить лошадей и идти пешком.
— Сдурел? — холодно осведомился Глориндель. — А дальше как, валандаться по дорогам, затерявшись в толпе бродяг?
— В ближайшем постоялом дворе наверняка найдется пара коней.
— И на какие же средства ты собираешься их приобрести? Твои собратья, если помнишь, обчистили нас до нитки.
— У меня кое-что осталось. В сапоге зашил на черный день, — сказал Натан и добавил: — И они мне не собратья.
— А, ну да, они твои друзья, — язвительно сказал Глориндель, хотя было заметно, что он удивлен такой предусмотрительностью.
Они еще немного поспорили, но в конце концов эльф сдался. Пришло время порадоваться, что кони снаряжены так себе, и расставаться с добром оказалось не очень трудно. Самих лошадей, правда, было жалко: они, будто чуя неладное, смотрели на хозяев безумными глазами и встревоженно ржали. Глоринделя, впрочем, это не волновало. Он решил все-таки взять попону, потому что страшно мерз ночами, особенно в последние дни (Натан подозревал, что гноящаяся рана была не последней причиной озноба), и — Натан даже не удивился — хлыст, от которого натерпелся и его конь, и кое-кто