— Да так, ничего. Просто… ну, твои планы легко можно изменить, вот и все.
Я поднимаюсь по лестнице и осторожно открываю дверь в офис, ожидая обнаружить внутри Филипа Берка и не совсем представляя себе, как мне тогда быть. Но это вовсе не Филип.
Это единственный человек, который может а) вернуть улыбку на мое лицо и б) заставить меня возблагодарить небеса за то, что я сегодня утром вымыла голову и накрасилась.
Джек Китинг.
Мой личный запасной вариант.
— Ну, привет, красотка, — говорит он, такой же милый, как всегда, крутясь в кресле Сьюзи. Выглядит он на миллион долларов, в джинсах и обтягивающей футболке, демонстрирующей мускулатуру, которую он накачал, пока мы не виделись.
— Джек! — я бегом кидаюсь к нему, я так рада его видеть.
— Ну-ну-ну, дай-ка на тебя посмотреть, — восклицает он, вскакивая и кружа меня по комнате. — Боже, ты великолепна. Наверно, ты влюблена — так замечательно выглядишь. Кто он? Я его с землей сровняю. Ты думала, я буду стоять и смотреть, как другой мужчина может сделать тебя счастливой?
Он, конечно, шутит, но теперь половина офиса следит за спектаклем о счастливом воссоединении, гадая, наверно: «Кто этот роскошный мужчина, которого Эмилия до сих пор от нас прятала?»
На столе лежит букет красных роз, и Джек преподносит его мне театральным жестом, преклонив колено.
Еще один повод для офисных слухов. Я в шутку притворяюсь, что хочу стукнуть его цветами по голове, и все смеются.
— Ну, подруга, оставим их всех здесь посплетничать и пойдем поужинаем в городе, — говорит он, хватая меня за руку.
— Увидимся позже, — подмигивает он Сьюзи перед уходом. Она ухмыляется ему в ответ, мило хлопает глазками и одобрительно показывает мне два больших пальца, когда Джек отворачивается.
Именно такую реакцию Джек вызывает у всех женщин, с тех пор как ему исполнилось шесть.
Работа позабыта, «Кельтские тигры» отправлены куда подальше до утра, и я в полном восторге выплываю из офиса с розами и Джеком Китингом под руку.
Все-таки бывают на свете удачные дни.
Он повел меня в ультрамодный ресторан в историческом центре. «У Пепло» — такое навороченное место, где разве что анализ крови не требуют, чтобы принять заказ на столик. Невзирая на мои слабые протесты, что мы не заказывали место заранее, Джек все-таки настоял на своем. Он отправился прямым ходом к дежурному администратору, включил на полную мощность свое фирменное обаяние — и через десять минут мы уже сидели за лучшим столиком в зале.
Сам испанский король мог бы остаться стоять в баре, жалуясь папе Бенедикту, как долго приходится ждать столик, но только не Джек.
«Прекрасно», — думаю я, когда мы садимся и проглядываем меню.
Главное — не терять голову и не напиваться, а еще важнее — не упоминать мое позорное письмо.
Нет смысла постоянно оправдываться, когда я могу один раз извиниться и пойти дальше. Мелкими шажками. Сперва надо выяснить, холост ли он до сих пор.
Я выбираю блюда, опускаю меню и улыбаюсь ему в надежде, что сделала непроницаемое лицо.
Но Джек меня слишком хорошо знает.
— С тобой все в порядке? — спрашивает он.
— Разумеется. Почему ты спрашиваешь?
— Ты что-то болезненно скривилась. Тебе не надо выйти, а?
— Э-э, нет. Определенно нет.
Блин. Вот тебе и непроницаемое лицо.
— Ну, что ты скажешь, может, мы сразу перейдем к делу? — улыбается он. — Иначе получится так, будто у нас посреди комнаты стоит большой розовый слон, а мы пытаемся не обращать на него внимания. Почему бы нам сразу не определиться с имеющимся затруднением, а потом я снова вернусь к приятному времяпрепровождению со старым другом Эмилией. Ты как думаешь?
Я улыбаюсь ему с облегчением.
Хотя про себя думаю: «Почему он сказал „старым другом"? Плохой знак…»
Дальше следует то, чего я так боялась.
— Ну что ж, время брать быка за рога, — начинает Джек. — Я прочел твое послание с большим интересом. После того, как подобрал с пола челюсть, конечно.
Я, расстроенная, закрываю лицо руками, но все-таки ситуация хотя бы прояснилась.
— Не стоит ли мне выпить бренди, чтоб подготовиться к дальнейшему? — спрашиваю я наполовину в шутку, наполовину всерьез.
— Дело вот в чем, — говорит он, понижая голос так, что мне приходится наклониться к нему, чтобы все расслышать. — Я много думал о тебе. Я хочу сказать, о нашей дружбе. Ты меня знаешь, Эмилия, женщины приходят и уходят, а ты остаешься. Ты постоянная величина в моей жизни, и мне это нравится.
«Ладно, — думаю я, — дальше больше…»
— И, конечно, я помню наш договор. Вот мы оба здесь, нам уже под сорок, и оба мы одиноки. Так что…
— Так что?
Я делаю очень глубокий вдох и почти аналогичный по объему глоток вина. Я не преувеличиваю драматизм ситуации, но следующая его фраза может изменить всю мою дальнейшую жизнь.
А у Джека, кажется, железные нервы. К нам как раз подходит официантка (кстати, прехорошенькая) с винной картой, и он машинально начинает с ней заигрывать. Она поддается и отвечает на флирт, и мне становится ее жалко, потому что, думаю я, ты-то знаешь, чего он хочет, а сам он не знает.
Это его способ общаться с женщинами.
Он не может удержаться, это, наверно, заложено у него в генах.
Меня посещает мгновенное озарение…
Время: будущее, не столь отдаленное, надеюсь…
Место: родильный дом Сент-Холлес, Дублин.
Повод: я в родильной палате, готовлюсь родить первенца.
— Ну, миссис Китинг, — орет на меня акушерка, — постарайтесь. Одна хорошая потуга, и все будет позади.
— А-а-а-а-а!!! Я не могу! — кричу я во все горло. — Обезболивающее, еще обезболивающего!!!
— Можете вдохнуть успокаивающего еще раз, — говорит врач из-под зеленого покрывала, охраняющего мою стыдливость. — Но, боюсь, это ваш жребий. Вам уже хватит. Я не хочу, чтобы младенец появился на свет под кайфом.
— Проклятье!!! Есть тут в комнате кто-нибудь обладающий маткой, кто поймет меня и поможет? — злобно кричу я на него (главным образом потому, что он жутко похож на директора школы, в которой я училась, — а я его терпеть не могла).
— Сделайте мне спинномозговую анестезию! И — рычу я. — Мне все равно, пусть я рожу хоть Джимми Хендрикса! Мне нужен максимум болеутоляющего.
— Ребенок вышел, — говорит директор… то есть, я хотела сказать, врач. — Скорее зовите мужа.
Но Джек не суетится рядом со мной, вытирая мне пот со лба и успокаивая меня такими, например, словами: «Ну, ну, ну, милая, ты для меня все равно прекрасна», как полагается мужу…
Он стоит в углу и болтает с хорошенькой медсестричкой.
В моем воображении у нее карикатурно пышные формы и яркий макияж, она смеется над шуточками Джека и трясет грудями у него перед носом.
— Да, меня всегда очаровывала ваша форма, — говорит он, не обращая никакого внимания на мои стоны позади. — Очень, очень сексуально. Так откуда, говорите, вы родом? Из Типперери? Чудесный акцент, мне очень нравится. Когда кончается ваша смена?
— Я с юга Типперери, — она глупо хихикает. — Ну что, вы уже определились с заказом или дать вам с подружкой еще время?
Что?
Ах, да. Вернемся к реальности. А как жаль…
— Да, и, кстати, сегодня особенно хороша запеченная цесарка со шпинатовым пюре и в эстрагоновом сливочном соусе. Это потрясающее блюдо.
Официантка слегка облизывает губы и жеманно опускает глазки, словно хочет сказать Джеку: «Это вы — потрясающее блюдо».
— Большое спасибо, — говорит Джек и смотрит на нее прищурившись. — Ах да, к вашему сведению, — подмигивает он ей, — она мне не подружка.
Ну вот. Не так уж часто меня посещают озарения, но теперь…
Я не могу это сделать. Не могу. Я не могу выйти замуж за Джека Китинга, даже если бы он был по уши в меня влюблен, а это не так. Я не была бы с ним счастлива. Я знаю, что не смогла бы. Я нежно обожаю его и знаю, что и он меня обожает, но никто из нас не влюблен в другого, и есть вероятность, что мы просто разрушим нашу замечательную дружбу длиною в жизнь.
Наконец мы оба говорим в одно и то же время:
— Нам лучше остаться друзьями.
Потом мы хохочем во все горло и враз снова становимся старинными друзьями, Джеком и Эмилией, до заключения договора. Развлекаемся. Наслаждаемся обществом друг друга.
Несколько часов спустя, когда мы, пьяные, валимся в такси у ресторана, Джек внезапно затихает.
— Что такое? — спрашиваю я, заметив, как переменилось его настроение. — Ты волнуешься, что собрал за сегодня у девушек не так много телефонных номеров, да, Казанова?
— Нет, — отвечает он, прикидываясь серьезным. — У меня есть идея.
— Какая?
— Вот нам обоим под сорок, а мы все еще одиноки. Что скажешь, если мы заключим новый, пересмотренный договор? Если нам исполнится сорок пять и мы останемся одинокими, то поженимся, ты и я. Хороший план?
Я даже не берусь ему отвечать. Я просто притворяюсь, что хочу стукнуть его по голове подаренным букетом, и мы оба заливаемся истерическим пьяным хохотом.
ГЛАВА 29РАЗРЫВ ОТНОШЕНИЙ:ЛУЧШИЙ СПОСОБ ДВАДЦАТОГО ВЕКА
Вы можете думать иначе, но после долгих лет свиданий, расставаний, полетов на небеса и возвращения на твердую землю однажды наконец случилось немыслимое.
Джейми получил работу.
Настоящую работу в настоящем роскошном костюмном спектакле, инсценировке романа Джейн Остин «Гордость и предубеждение». Его взяли на роль мистера Коллинза, потешного священнослужителя, который сначала предлагает руку и сердце главной героине, Лиззи Беннет, а потом женится на ее лучшей подруге, Шарлотте Лукас.
Это спектакль в престижном дублинском театре «Гейт», открытие рождественского сезона первого декабря 1994 года.
Но сперва две истории о Джейми.
Во-первых, он решил, что его будет слишком нервировать, если все Очаровательные девушки усядутся в первом ряду на премьере, так что пригласил нас вместо этого на предварительный просмотр.