В данном контексте Р и И интересуют нас не как разновидности (типы) сознания, а как типы сознания, которые определяют типы управления информацией. Разум и интеллект становятся центрами разных информационных комплексов, центрами разных моделей антропологической сборки.
На этом стоит остановиться подробнее. Типы отношения человека к миру зависят от соотношения познавательного (сознательного, рационального) и приспособительного (чувственного, иррационального) начал. Преобладание начала познавательного (вижу то, что есть, а не то, что хочу видеть) ведет к появлению человека познающего, собственно человека разумного, во главу угла своей жизнедеятельности ставящего отношение познания (и только после этого, и только в связи с познанием учитывающего потребности характера психологического).
Преобладание начала приспособительного (вижу то, что хочу видеть, а не то, что есть) меняет информационную картину мира: приспособление как акт идеологический становится актуальнее отношения познания, вера – важнее знания (познания), душа – приоритетнее сознания.
Начало познавательное реализует себя с помощью абстрактно-логических понятий, которые психика (начало чувственное) воспринимать не способна. Начало приспособительное функционирует на базе таких носителей информации, как образы, которые воспринимаются психикой, но не распознаются сознанием.
Важно подчеркнуть: мы говорим не просто о разных типах отношения к миру, мы говорим о разных версиях человека как существа информационного. В основе всех человеческих проблем человека лежит вот этот принципиальный пункт: душа (psyhe) становится информационным эпицентром мира – или сознание (logos, инстанция, противоположная душе)?
Psyhe + logos = психология.
Понятно, что в представленных нами тезисах присутствует момент упрощения информационной картины; однако за счет упрощения присутствует также и момент внесения порядка в сферу чрезвычайно запутанную, в сферу «человек – информация – отношения», где человек представлен как субъект и объект информационного взаимодействия.
Теперь настал черед рабочих определений. Начнем с информации.
Просим прощения у читателя. Мы уже давали определение информации – в другом месте и в другом контексте. Сейчас, мы надеемся, это же определение мы прочитаем по-иному, посмотрим на него «другими глазами», воспримем и поймем иначе. Рассчитываем на «магию» массива данных.
В гуманитарном смысле информацией мы будем считать любое «сообщение», поступившее в психику из внешнего мира. Психика воспринимает информацию и, далее, адресует ее сознанию.
Вот с такой информацией, воспринятой соответствующими «человеческими» системами восприятия, обработки и хранения, и работает культура.
Отсюда следует: нет психики – нет информации, нет сознания – нет информации. Вне психики и сознания любые сигналы или «сообщения» информацией не являются. Кроме того, работа с информацией предполагает «по умолчанию» учет такого фактора, как тип управления информацией (то есть принятие решений на основе либо сознательной, либо бессознательной обработки информации). Информация и ее интерпретация не просто «идут рука об руку», но представляют собой разные аспекты единого целого – информационного поля.
В этой связи определение интеллекта и разума должно учитывать следующие позиции.
1. Интеллект уже не психика, но еще не разум.
2. Интеллект, конечно, нельзя отрывать от психики, но еще грубее отождествлять его с психикой. Интеллект может продлевать и усиливать функции психики (функции приспособления человека к миру в ущерб отношению познания) – но именно потому, что И уже отделен от психики.
3. Интеллект работает с понятиями, а психика нет. Интеллекту в сотворении информационной картины мира отведена особая, отличная от психики функция.
4. Интеллект нельзя отрывать от разума, но еще грубее отождествлять его с разумом. Несмотря на то что и разум, и интеллект работают с понятиями и системами понятий, их функции в работе человека с информацией существенно различаются. Разум отвечает, если так можно сказать, за целостное восприятие мира, за связь «всего со всем»; интеллект – за линейное, фрагментарное, одномерное «постижение мира» (так сказать, за логику).
5. Интеллекту отведена маргинальная роль – быть слугой двух господ: разума и психики. Это определяет амбивалентную сущность интеллекта: с одной стороны, он может «сливаться» с психикой, образуя с ней целостный альянс; с другой – он, несомненно, по природе своей ближе к разуму, он и есть, собственно, разум в своем зародышевом состоянии.
6. Интеллект – это наша природная характеристика, это способность, которая дается нам от природы (IQ). Разум – характеристика в большей степени культурная, это приобретенный нами навык, который определяет качество нашего мышления. Коэффициента разумности пока не существует.
Интеллект – это способность управлять информацией, которая ограничена системным характером своей структуры. Предел информационных возможностей интеллекта – распознавать системы систем (здесь интеллект выступает как инструмент диалектической логики). Структурный признак системы – соотношение части и целого, при этом целое состоит из частей, замена которых не ведет к утрате идентичности целого.
Однако системы систем способны складываться в качественно новое информационное образование – в целостность, которую легче ощутить, нежели аналитически ее воспроизвести. Структурный принцип целостности: каждый момент целого промаркирован свойствами целого, состоящего из моментов целого (например, океан состоит из капель, каждая из которых репрезентирует свойства океана), и утрата момента сказывается на свойствах целостности. Самый наглядный аналог целостности – нейросеть (neural network). Сеть состоит из узелков («капель океана»), и каждый узелок «на правах» момента целого включен в сеть. Глобальность сети обеспечивается связью отдельно взятого узелка со всеми остальными. Глобальность в данном контексте означает необозримость и неисчерпаемость. Бесконечность.
Хороший пример целостности – художественное, особенно литературно-художественное произведение. В хорошем романном тексте на каждую строчку (на момент целого, на каплю) «давит» все написанное и еще не написанное писателем, и весь потенциальный текст (целое, океан) писатель держит в голове. Вот почему художественный текст рождается как акт, состоящий из цепи прозрений, творческих находок, креативных скреп. Каждая капля-строчка рождена океаном (потенциальным текстом романа, восходящим к универсальным компетенциям); текст романа, в свою очередь, квантуется отдельными строчками. Текст классного романа (океан) состоит из капель океана; текст тиражного опуса массовой литературы состоит из набора строчек, не объединенных смысловым облаком океана. Строчки живут сами по себе, океана нет и в помине. Творчества нет, продукта творчества тоже нет. Есть имитация. Креатив. Сюжетная система. Soft skills.
Литература и массовая литература – это принципиально разные информационные структуры. Маниакальное стремление массовой литературы получить статус «просто литературы» (soft skills превратиться в universal skills) легко объяснимо: пустота и бессодержательность тяготеют к культурной многозначности. Антикультура имитирует культуру, желает быть промаркирована как культурпродукт. Зачем?
Деньги. Массовая литература, продаваемая под брендом «литература», – это маркетинговый ход, который льстит и «писателям»-беллетристам, и «читателям»-потребителям. Плюс комплекс неполноценности, этот надежный и верный спутник неразвитого сознания. Массовая литература имитирует литературу, индивид имитирует личность, натура – культуру. Смерть имитирует жизнь. После меня хоть потоп, хоть выжженная земля, хоть отравленные души и неразвитые умы: таков тайный девиз массовой «литературы».
Ничего удивительного: массовая литература – служанка индивида, инструмент реализации его больших «культурных» амбиций.
Кстати говоря, это объясняет, почему писателем, то есть человеком, способным создавать высокохудожественный текст, надо родиться. Писателем надо родиться, а личностью надо стать. Писатель + личность = великий текст. Если крупно повезет, конечно…
Беллетристика же не требует большого врожденного таланта. Беллетрист + индивид = массовая литература.
Целостность или системность также даются нам в ощущениях. Так приспособительный ресурс психики начинает работать как потенциал познавательный. Когнитивные чувства (разумные эмоции, то есть эмоции, производные от деятельности разума) – это продукт и эмоциональное сопровождение разумной деятельности человека.
Интеллектуальные эмоции, также способные мобилизовать человека на решение задач любой сложности, весьма схожи по эффекту с эмоциями разумными; однако если вторые действительно направляют потенциал человека в русло познания (что делает человека адекватным реальности), то первые часто возникают по поводу того, что желаемое принимается за реальное. Иллюзия часто становится для человека реальным стимулом.
Кстати сказать, вот это свойство реальности – «иллюзия (утопия, идеал) часто становится для человека реальным стимулом» – нам будет весьма интересно. Мы его еще обсудим. Образ будущего либо отсутствие такового – такая же реальность, как и прошлое, как и настоящее. Понимаете, о чем я?
Эта проблема стоит нашего внимания. Париж стоит мессы. Понимание стоит того, чтобы затратить на него силы.
Путь познания противоречив, иногда он осуществляется в форме приспособления. Например. Если мы не в состоянии ответить на вопрос (познать) «Зачем нужны умные люди?», мы приспосабливаемся к обстоятельству непознаваемости вопроса, живем с этой непознаваемостью, не в силах изменить ситуацию. Мы не относимся к этому как к катастрофе. Принимаем непознаваемость как условие жизни. Как неизбежный когнитивно-психологический дискомфорт. Тем не менее мы находим в себе силы раз за разом вносить этот вопрос в повестку дня человечества. Мы словно тестируем себя: а «вдруг» у нас настолько прибавилось силы, что мы «вдруг» сможем решить нерешаемый вопрос? Вдруг мы уже дозрели?