Все, что может рука твоя делать, делай хорошо.
Каждый человек участвует в деле Божьем
Еврейское сообщество внесло огромный вклад в процветание города Нью-Йорка. Евреи участвовали в развитии госпиталей и медицины в целом, они много делали для искусства и культурных центров, а также создали крепкие сообщества, которые поддерживали престарелых и заботились о малышах. Их Писание и традиции веры породили в них сильную приверженность тому, чтобы «действовать справедливо, любить дела милосердия и смиренномудренно ходить пред Богом» (Мих 6:8). Хотя они не были учениками Христа, Бог, несомненно, продолжает действовать через них. Другая группа, которая нередко поселяется в кварталах, где царит отчаяние, и восстанавливает здесь жизнь, – это гей-сообщество. На протяжении нескольких последних десятилетий они много трудились над тем, чтобы улучшить жизнь самых ужасных мест наших городов. И разумеется, все мы можем вспомнить кого-то в нашей сфере деятельности, кто, не будучи христианином, поддерживает самые важные ценности и производит самую восхитительную продукцию, лучше всех танцует или создает достойную доверия и прекрасно организованную команду. Если христианское мировоззрение столь уникально, как мы можем объяснить подобные явления?
В прошлой главе мы говорили о том, что Евангелие дает мировоззрение или историю, которые помогают христианину ориентироваться в сфере труда, снабжая его более глубокими и богатыми представлениями о процветании человечества, что позволяет ему трудиться особым образом, не так, как окружающие. Но это не вся библейская картина. Иначе нам следовало бы думать, что нехристиане не могут хорошо работать или делать добрые дела либо что все, что христианин делает на работе, должно быть совершенным и явно не похожим на то, что делает любой неверующий. Но это не так.
Бог сотворил этот мир, и наш труд отражает его дело творения, когда мы строим культуру в соответствии с его волей и его замыслом о человечестве – когда она соответствует истории, рассказанной в Библии. Однако богословы говорят не только о том, что Бог сотворил мир, но и о том, что он заботится о мире. Бог не только творит, но также любит и питает свое творение, заботится о нем. Он питает и защищает все, что создал. Но каким образом его провидение соприкасается с нами? Как мы уже говорили в прошлых главах, особенно когда речь шла о взглядах Мартина Лютера, забота любящего Бога приходит к нам в значительной степени через труд других людей. Работа есть важнейший инструмент Божьего провидения, благодаря ему Бог поддерживает человечество.
Христианский труд как продолжение дела Божьего ориентирован на самого Бога, и нам следует задавать себе вопрос, в чем особенность нашего труда и как им прославить Бога. А в качестве продолжения Божьей провиденциальной заботы наш труд ориентирован на ближнего и нам надо спрашивать себя, как работать совершенно и как при этом заботится о благе другого человека. И такая мотивация доступна каждому человеку. Так фермер или повар отвечает на потребность ближнего в питании, механик заботится о том, кому требуется техническая помощь с машиной. Этот аспект труда, где работа есть провидение, объясняет, почему труд христианина не слишком сильно, по крайней мере с виду, отличается от труда нехристиан. Не так легко, скажем, представить себе уникально христианский подход к пломбированию зубов. А поскольку все люди созданы по образу Божьему (Быт 1:26–28) и всем людям даны от Бога таланты и умения, чтобы трудиться в этом мире (1 Кор 7:17), нас не должно удивлять то, что многие люди, не верующие в Иисуса, делают великие дела и порой работают лучше, чем христиане.
Фактически опасно потерять равновесие, если мы будем чрезмерно опираться на мировоззрение. Например, это может заставить нас ценить чистую работу в отличие от труда «синих воротничков». Писатели и деятели могут поразмышлять о том, как вера христианина влияет на его труд. Но в какой мере это относится к рабочему, стоящему у конвейера, или ремесленнику, или технику, у которых мировоззрение не слишком влияет на то, как они исполняют свои ежедневные задачи? Конечно, у христиан существуют совершенно иные внутренние мотивы для труда, чем у неверующих, и это может сказываться на качестве и духе труда или на честности работника. Но, разумеется, это не означает, что самолетный двигатель, собранный христианами, несет на себе какие-то особые качества. И когда мы думаем о труде, опираясь исключительно на аспект мировоззрения и забыв о Божьем провидении и любви, мы косвенно утверждаем, что библейский взгляд на труд не столь важен для представителей рабочего класса.
Многие люди, не верующие в Иисуса, делают великие дела и порой работают лучше, чем христиане
Преуменьшение значения труда как инструмента Божьего провидения таит в себе и еще одну более серьезную опасность – оно приводит к тому, что христианин начинает слишком мало ценить хорошие дела нехристиан[170]. Всестороннее и сбалансированное понимание библейского учения поможет нам не ценить исключительно труд христиан либо исключительно профессионализм. На самом деле христиане должны высоко ценить любую человеческую работу (особенно мастерски выполненную), сделанную любым человеком, как проводник любви Бога к своему миру. Они должны ценить свой труд и радоваться ему независимо от того, насколько он престижен, а также ценить умелый труд всех других людей независимо от того, во что они верят.
Таким образом, библейский взгляд на труд как на средство заботы любящего Бога о мире крайне важен. Он противостоит элитизму и сектантским тенденциям, которые могут испортить наше отношение к работе, после того как мы откроем для себя уникальность христианского мировоззрения.
Равновесие всеобщей благодати
Если мы научились ценить труд всех людей и каждый вид труда, мы сталкиваемся с таким понятием христианского богословия, как «всеобщая благодать», и потому сейчас нам следует лучше понять эту концепцию. Что общего у христиан с теми людьми, которые, похоже, не испытали действия спасительной благодати и не следуют за Иисусом? Действует ли Бог в более широких границах, так что некоторые его благословения распространялись бы на всех людей? Если да, то такие благословения могли бы стать основой для сотрудничества христиан с нехристианами и даже для того, чтобы первые могли чему-то у вторых учиться[171].
Библия скажет нам, что Бог действует во всех людях. Псалом 18 указывает на то, что существует «речь без слов», открывающая каждому человеку нечто о присутствии и славе Бога, и есть откровение, приходящее к верующему через Писание и воздействие Святого Духа, утверждающего истину. Первые две главы Послания к Римлянам говорят о том, что все мы обладаем начальным знанием о Боге: в 2:14–15 Павел говорит, что закон Божий написан на сердце каждого человека. У людей есть врожденная совесть – представления о честности, справедливости, любви, золотом правиле и так далее[172]. На каком-то глубинном уровне люди знают, что существует Бог, что мы его творения, что нам надо служить ему и что он призывает нас вступить в отношения с ним и с другими людьми. Бог продолжает открывать себя людям через величие природы, но также и через человеческую культуру, которая по сути есть оформление и наполнение природы, созданной Богом. Вспомните слова из Книги пророка Исайи: «Всегда ли земледелец пашет для посева… когда уровняет поверхность [земли], он… разбрасывает пшеницу рядами, и ячмень в определенном месте, и полбу рядом с ним. И такому порядку учит его Бог его… Зерновой хлеб вымолачивают… И это происходит от Господа Саваофа: дивны судьбы Его, велика премудрость Его!» (28:24–29).
Это замечательный текст. Здесь говорится, что умелый крестьянин или тот, кто вносит усовершенствования в земледелие, научены Богом. Один комментатор написал об этом тексте: «Те вещи, которые кажутся открытиями (правильные время и условия для сева, управление хозяйством, севооборот и т. д.), на самом деле есть образ Творца, который открыл книгу творения и явил истину»[173].
Помните о том, что сельское хозяйство есть аналог всякого созидания культуры. Потому любое усовершенствование в обучении, любое произведение искусства, любое ценное новшество в здравоохранении или технике, в менеджменте или управлении просто означает, что «Бог открыл книгу творения и явил истину» нам. Разумеется, большинство крестьян в истории мира не знало, что это делает Бог, но Исайя утверждал, что происходит именно это. Богословы в таких случаях ссылаются на «общее откровение» – аспект всеобщей благодати, заключающийся в том, что Бог открывает себя всем людям. Рассмотрим некоторые другие библейские тексты, говорящие о том же.
• Послание Иакова, глава 1, стих 17, где говорится, что «всякое даяние доброе и всякий дар совершенный нисходит свыше, от Отца светов». Это означает, что любое проявление доброты, мудрости, справедливости и красоты – от кого угодно – исходит от Бога. Это дар, а потому – одна из форм благодати.
• В главе 31 книги Исход, стихи 1–4, мы читаем, что Веселиил был исполнен «Духом Божиим, мудростью, разумением, ведением и всяким искусством», чтобы делать всякие произведения искусства. Здесь мы видим, что умение творить красоту исходит от Бога. Сальери оказался прав – музыка Моцарта была голосом Божьим независимо от нравственного и духовного состояния сердца Моцарта.
• В Книге пророка Исайи, глава 45, стих 1, мы читаем о Кире, языческом царе, которого Бог помазал своим Духом и поставил распоряжаться судьбами мира. В Быт 20:6–7 мы читаем о том, как Бог хочет предотвратить падение в грех другого языческого царя. Это указывает на действие Духа Божьего в мире как силы, не спасающей, а облагораживающей и также сдерживающей. Это не такое действие Духа, которое обращает или освящает. Скорее здесь он дает мудрость, смелость и понимание, а также сдерживает проявления греха, причем даже в случае людей, отрицающих существование Бога.
Таким образом, через всеобщую благодать Бог благословляет всех людей, и потому христиане могут получать благо от нехристиан и сотрудничать с ними. Тем не менее у всеобщей благодати есть свои ограничения, которые требуют от нас уравновешенности, когда мы сталкиваемся с такими благословениями. В Рим 1:18 Павел говорит о том, что мы «подавляем истину неправдою». Это «обоюдоострое» высказывание, и Кальвин умело рассматривает две его стороны. Вот что он пишет о «светских» (имея в виду в основном языческих мыслителей древней Греции и Рима) писателях:
Пусть изумительный свет истины, сияющий через них, научит нас тому, что человеческий ум, даже падший И извращенный в своей целостности, тем не менее облечен и украшен чудесными Божьими дарами. Если мы и считаем, что Дух Божий есть единственный источник истины, это не повод отвергать саму истину или презирать ее, где бы она нам ни встретилась, если мы не хотим оскорбить Духа Божьего… Те, кого Писание (1 Кор 2:14) называет «естественным человеком», действительно своим острым умом могли проникать вглубь вещей. Будем же подобающим образом постигать на их примере, как щедро одаривает Господь человеческую природу, даже лишенную своего подлинного блага[174].
Здесь Кальвин подчеркивает, что Бог благословляет всех созданных по его образу людей. Однако прямо перед этим Кальвин писал: «В извращенном и выродившемся состоянии природа человека содержит проблески света, [однако этот свет] гасит мрак неведения, так что он не может ничего освещать. [Его] отупелый ум… показывает свою неспособность искать и находить истину»[175].
Как один и тот же человек может писать столь откровенно взаимно противоречивые вещи на соседних страницах? Так способны на самом деле неверующие находить истину или нет? Да и нет. Кальвин внимательно прочитал первую главу Послания к Римлянам!
Прежде всего нам следует признать, что в мире не существует «нейтралитета». Любой человек, не признающий Христа Господом, опирается на ложное представление о высшей реальности, тогда как исповедовать Христа Господом позволяет эту реальность понять. Каждый человек опирается на мировоззрение, которое либо отрицает Христа, либо нет. Никого здесь нельзя назвать объективным или нейтральным; никто не может уйти от этого вопроса.
В то же время доктрина всеобщей благодати говорит о том, что, несмотря на все ложные мировоззрения, каждый человек понимает и в какой-то мере признает библейское мировоззрение: истины о Боге, творении, человеческой природе и о том, что мы нуждаемся в спасении. Глубоко в операционной системе наших сердец Бог отпечатал свою историю. Это всеобщее знание о Боге и добре – этот аспект естественного откровения – называют «представлениями первого порядка». Все люди в какой-то степени разделяют эти верования, даже если их сознательные, интеллектуальные созданные обществом «представления второго порядка» решительно это отрицают. По словам Павла, мы «подавляем истину неправдою» – это значит, что истиной мы все в каком-то смысле обладаем. Иначе как бы мы могли ее подавлять?
Лучшее из того, что говорят и делают нехристиане, основано на истинах, которые они «знают» на одном уровне, не зная их на другом
Подобный старинный парадокс означает следующее: лучшее из того, что говорят и делают нехристиане, основано на истинах, которые они «знают» на одном уровне, не зная их на другом. Так, например, у Леонарда Бернстайна представления второго порядка отражали секуляризм и натурализм. Но во время одной телепередачи он произнес свои знаменитые слова: «Когда ты слушаешь Пятую симфонию Бетховена, тебе начинает казаться, что в мире есть что-то правильное, что обо всем судит, что устойчиво следует своим собственным законам, то, чему можно доверять, что нас никогда не подведет»[176]. Здесь он говорит, что музыка наполняет его не только чувствами, но и смыслом. Хотя формально он считал жизнь нелепой случайностью и потому не верил, что в чем-либо есть смысл, музыка показывала ему, что существует смысл всех вещей и что не все равно, как он живет! Представления первого порядка поднимались в нем на поверхность, несмотря на идеи второго порядка, как оно всегда и происходит.
Свобода всеобщей благодати
Без представления о всеобщей благодати христианин мог бы потерять ориентацию в мире. Многие христиане с легкостью могли бы себя идентифицировать с Антонио Сальери: он сбит с толку и огорчен тем, что обладает скромным талантом, хотя ведет нравственную жизнь, тогда как Моцарт (его нравственность весьма сомнительна, во всяком случае, в пьесе Питера Шеффера «Амадей») снискал благоволение у Бога, который и наградил его великим талантом. Кроме слепоты к собственным грехам, Сальери не понимал и всеобщей благодати. Бог раздает дары мудрости, талантов, красоты и умений по своей благодати, то есть они никак не связаны с заслугами. Он разбрасывает их по человечеству как семена, чтобы обогащать этот мир, делать его светлее и хранить его. По справедливости грех должен был бы сделать жизнь на земле куда невыносимей, и на самом деле все творение вместе с культурой должны были бы уже прекратить существование. Но положение не так ужасно в силу всеобщей благодати.
Без представления о всеобщей благодати христиане могли бы верить в то, что могут жить самодостаточно в своем замкнутом культурном мирке. Кто-то может полагать, что нам следует ходить лишь к христианским докторам, работать только с христианскими юристами, слушать только христианских консультантов или наслаждаться только христианскими произведениями искусства. Конечно, у всех неверующих духовное зрение резко ослаблено. Тем не менее Бог дал миру такое множество даров, вручив их неверующим. Моцарт есть дар для нас. И это не зависит от его веры. Поэтому христиане могут изучать мир человеческой культуры, чтобы лучше познавать Бога, ибо как творения, созданные по его образу, мы можем ценить истину и мудрость, где бы их ни находили.
Мы будем крепче стоять на ногах, если найдем общую почву с нехристианами для выполнения работы, которой можно служить миру
Без представления о всеобщей благодати христианам было бы трудно понять, почему нехристиане часто опережают христиан в нравственности или мудрости. Если мы правильно понимаем доктрину греха, мы можем из нее сделать вывод, что верующие не столь прекрасны, какими их должно было бы сделать их истинное мировоззрение. Подобным образом, доктрина благодати означает, что неверующие не так сильно испорчены, как могли бы стать в силу своего ложного мировоззрения. Ибо антагонист в христианской истории не тот, кто не верит во Христа, но грех, живущий (как говорит нам Евангелие) и в нас, и в неверующих.
Таким образом, мы будем крепче стоять на ногах, если найдем общую почву с нехристианами для выполнения работы, которой можно служить миру. Когда христианин работает с нехристианами, ему нужны и смиренный дух сотрудничества, и готовность устраивать «уважительные провокации». Представление о всеобщей благодати и опыт прощающей благодати Божьей во Христе должны научить нас свободно и смиренно работать с другими людьми, которые, быть может, не разделяют нашей веры, но которых Бог может использовать для того, чтобы сделать великое добро. В то же время понимание мировоззрения Евангелия требует от нас, чтобы иногда мы, сохраняя уважение к людям, шли своим путем или вежливо указывали на то, что наша христианская вера дает нам важные ресурсы и ориентиры в нашем деле[177].
Диалог с популярной культурой
В целом на протяжении последних восьмидесяти лет христиане держались отстраненно от популярной культуры[178]. Они постоянно напоминали о том, что музыка, кино и телевидение – это опасные, грязные и отвратительные вещи, сваливая все в одну кучу. Такое отстранение принимало разные формы. Это мог быть, например, полный отказ. Кто-то еще стремился создать альтернативную христианскую субкультуру с «продезинфицированными» музыкой, кино, телепередачами, книжками, программами отдыха и так далее откровенно евангелического содержания. Была и такая третья форма отстранения, как некритическое употребление популярной культуры без исследования мировоззрений[179]. Откуда взялось такое отчуждение от нашей культуры?
Одна из причин кроется в «тонком» или законническом понимании греха, где грех понимается как серия действий, отклоняющихся от указаний Бога. Вы достигаете христианского роста преимущественно в среде, где с меньшей вероятностью будете совершать греховные действия или видеть, как их совершают другие. Как будто грех можно по сути устранить из жизни через отделение и с помощью дисциплины. Такое понимание греха отражает непонимание полноты и богатства того, что Христос по благодати совершает для нас. Без понимания благодати мы думали бы, что должны (и можем) заработать себе спасение. Но для этого нам понадобится иная картина греха, где грех можно будет побороть с помощью сознательных усилий.
Тонкое понимание греха ведет к тому, что мы чувствуем себя в безопасности лишь тогда, когда мы не видим ничего такого, что искушает нас на такие действия, как открытая сексуальная аморальность, богохульство, нечестность или насилие. Удаляя соответствующие культурные «тексты» с глаз долой, мы чувствуем себя грешными в меньшей степени, но, возможно, так мы просто совершаем самообман. Сложная и органическая природа нашего греха не прекратит свою работу и будет создавать идолов из хороших вещей в нашей жизни, таких как нравственность, финансовая безопасность, семья, чистота вероучения или гордость нашей культурой. Разумеется, в популярной культуре много порочного, в частности, как нередко замечали, она прославляет секс и насилие. Библия призывает нас уклоняться от сексуальных искушений (1 Кор 6:18–20), и мудрый человек должен ставить себе мудрые рамки. Однако если мы придаем слишком большое значение бегству от культуры, мы с большей вероятностью сделаем себе идолов из каких-то более «респектабельных» вещей. Напротив, богословски «толстый» взгляд на грех видит в нем навязчивое желание сердца создавать идолов. Такое представление не приводит ни к бегству, ни к некритическому потреблению, но скорее к смиренному и критичному взаимодействию с культурой[180].
Другая причина отстраненности состоит в «тонком», то есть слишком интеллектуальном, понимании всеобщей благодати. Как мы уже говорили, все люди обладают каким-то знанием о Боге и его свойствах и это знание сознательно отвергают. Но христиане могут считать, что это знание в основном (если не исключительно) состоит из когнитивной информации, которую можно извлечь и передать в виде наших доказательств бытия Божьего, истинности христианства и так далее. Иными словами, мы понимаем это врожденное знание о Боге как нечто слишком интеллектуальное.
Но текст стихов 18–25 главы 1 Послания к Римлянам дает нам куда более полную и динамичную картину того, как общее откровение или всеобщая благодать действуют в реальной жизни. Истину подавляют (стих 18), но она продолжает преследовать нас. В стихе 20 говорится: «Потому что Его невидимые свойства… со времени сотворения мира постигаются разумом через созерцание сотворенного. Так что нет им извинения!»[181]. В оригинале слова, переведенные как «постигаются» (nosumena) и «созерцание» (kathopatai) есть пассивные причастия настоящего времени. Таким образом, реальность Божьей природы и наши обязанности перед ним постоянно стоят у нас перед глазами. Это не статичные вещи, не какие-то интеллектуальные тезисы, но скорее всегда свежее и настойчивое давление на сознание, которое испытывает каждый человек.
Если это верно, значит, любой артефакт человеческой культуры есть позитивный ответ на общее откровение Божье, и одновременно – отказ бунтовщиков подчиниться верховному правлению Бога над нами (Рим 1:21).
Если мы придаем слишком большое значение бегству от культуры, мы с большей вероятностью сделаем себе идолов из каких-то более «респектабельных» вещей
Таким образом, как мы можем видеть, любая культурная продукция (вспомним, что все, что мы делаем на работе, есть также разновидность культурной продукции) – это диалог между врожденным утвердительным ответом на всеобщую благодать Бога и идолопоклоннической и бунтовщической природой наших сердец. Потому человеческая культура представляет собой сложную смесь светлых истин, искаженных полуистин и открытого сопротивления истине. «Утрата любой веры не означает, что был начисто уничтожен религиозный инстинкт. Это просто означает, что такой инстинкт, временно сдерживаемый, будет искать себе объект где-то еще»[182].
Вот любопытный пример такого диалога.
Среди прочих фильмов мы показываем учащимся «Три сезона», вьетнамо-американский фильм с четырьмя взаимосвязанными эпизодами. Одна история связана с водителем трехколесного такси (что-то среднее между велосипедом И повозкой рикши) по имени Хай, влюбленного в проститутку, молодую женщину, работающую около автомобилей, которая мечтает с помощью своего ремесла выбраться из нищеты и оказаться в прохладном И чистом мире роскошных отелей, расположенных неподалеку от места, где она ждет клиентов. Хай получил какие-то деньги в награду после победы в соревновании на своем драндулете и платит 50 долларов за то, чтобы провести с нею ночь. Он снимает комнату в роскошном отеле, и далее зритель ожидает увидеть типичную эротическую сцену любви. Но, вопреки ожиданиям, он не трогает ее. Он просто хочет посмотреть, как она спит, как она отдыхает в том мире, куда она мечтает попасть. Постепенно, чувствуя себя спокойно, она засыпает. А он покидает ее утром: он ничего не требовал от нее, но только хотел исполнить ее желание войти в роскошный мир. Что-то переворачивается в проститутке, и она уже не может вернуться к своей прежней работе. [Нечто подобное происходит в «Отверженных», где милосердие епископа преображает сердце Вальжана, который становится честным человеком.] Это сильная сцена, совершенно неожиданный проблеск хрупкой красоты и бескорыстной меняющей жизнь любви. Насколько я знаю, режиссер и сценарист фильма Тони Буи не христианин и, быть может, никогда не слышал о Евангелии… Но моменты красоты и истины [и необычайно яркие образы спасительного свершения Христа] свидетельствуют о работе Бога, который хранит в нас достойный И яркий образ себя, несмотря на разрушительное действие греха[183].
Дуализм против интеграции
Когда христианин отвергает популярную культуру, это обычно оборачивается для него дуализмом в сфере работы. Под дуализмом здесь понимается стена, отделяющая священное от светского. Это прямое последствие «тонкого» представления о грехе, всеобщей благодати и провидении Божьем.
Дуализм заставляет кого-то думать, что труд, угодный Христу, должен открыто утверждать его имя. Они стремятся создавать произведения искусства, которые прямо говорят об Иисусе, или преподавать религиозные предметы в христианской школе, или работать в организации, где трудятся исключительно христиане. Или же они дают всем понять, что ведут группы изучения Библии в офисе по утрам до начала работы. (Вспомните, как Лютер возмущался тенденцией разделять людей по их занятости на «духовное сословие» и «временное сословие».) За такого рода дуализмом стоит неспособность увидеть всю широкую картину всеобщей благодати, а также понять сложную глубину человеческого греха. При таком взгляде люди не замечают того, что труд нехристиан всегда хоть в какой-то мере содержит Божью всеобщую благодать, а в то же время отражает и разрушительное действие греха. И они не могут видеть, что труд христиан, даже если при этом открыто упоминается имя Иисуса, также значительно искажен грехом.
Противоположный дуалистический подход тем не менее встречается еще чаще – он основан на нашем опыте, и с ним еще сложнее бороться. При таком подходе христиане вспоминают о том, что они христиане, только когда что-то делают в церкви. Их христианская жизнь – это то, что они делают воскресным утром и вечерами на неделе, когда занимаются какими-то «духовными» делами. Прочее время они не думают о тех ценностях, которые они без критики потребляют и которыми живут. В своей жизни и работе «во внешнем мире» они без разбора принимают и воплощают в действиях все ценности культуры с ее идолами, такими как Я, поверхностное впечатление, техника, личная свобода, материализм и другие проявления экспрессивного индивидуализма. В то время как первая форма дуализма отвергает значение того, что у нас общего с миром, вторая форма игнорирует особый характер христианского мировоззрения – тот факт, что Евангелие меняет все вещи, а не только вещи религиозные.
Христиане никогда не бывают такими прекрасными, какими должны были бы их сделать их правильные представления, а нехристиане не так ужасны, как следовало бы ожидать на основе их заблуждений
Интеграция веры и работы противостоит дуализму. Мы должны стремиться участвовать в жизни нашего культурного и профессионального мира, то есть в жизни мира нехристиан. Наше «толстое» понимание греха не позволяет забыть о том, что даже откровенно христианские труд и культура всегда содержат след идолопоклонства. Наше «толстое» представление об общей благодати не позволяет забыть о том, что даже откровенно нехристианские труд и культура всегда содержат в себе какое-то свидетельство о Божьей истине. Христиане никогда не бывают такими прекрасными, какими должны были бы их сделать их правильные представления, а нехристиане не так ужасны, как следовало бы ожидать на основе их заблуждений, а потому нам следует занять позицию критического взаимодействия с культурой и ее проявлениями в каждой сфере работы. Так мы будем учиться распознавать полуистины и сопротивляться идолам, а также научимся узнавать и прославлять проблески справедливости, мудрости, истины и красоты, которые будут нам попадаться во всех аспектах жизни. В итоге понимание Евангелия и библейского учения о взаимодействии с культурой должно научить христиан в максимальной степени ценить то, что совершает Бог через труд наших коллег и ближних.