Только каждый поступай так, как Бог ему определил, и каждый, как Господь призвал. Так я повелеваю по всем церквам.
Нас призвали и определили
Майк Уллмэн, бывший генеральный директор компании JCPenney, рассказал об одном своем разговоре с основателем сети кофеен Starbucks Ховардом Шульцем. В тот момент Майку предложили пост в JCPenney. До этого он много лет успешно проработал, управляя розничной торговлей, отошел от дел и не был уверен, что ему стоит вернуться в бизнес. Но Шульц сказал Уллмэну: «Эта возможность просто создана для тебя. Обслуживание снова станет одной из задач компании, а ты именно тот, кто может в этом помочь». Майк Уллмэн не нуждался ни в деньгах, ни в славе, но согласился, потому что увидел здесь возможность указать сотрудникам, занимавшимся розничной торговлей (каковых было в компании двадцать пять тысяч), на то, что их работа важна и что обслуживать потребителей – почетное дело. Если сказать кратко, он верил в то, что Бог призвал его на определенный пост ради служения.
Мы обращались к Книге Бытия, пытаясь понять предназначение и достоинство труда и то, как нам следует работать, но Новый Завет, и особенно послания Павла, позволяют нам глубже постичь вопрос о том, какую цель Бог придает труду, призывая нас служить миру.
Давайте рассмотрим, как в Библии употребляется то слово, которое мы чаще переводим как «призвание». В новозаветных посланиях греческий глагол «призывать» (kaleo) обычно применяется к Богу, когда тот предлагает людям спасительную веру и требует их вступить в союз с его сыном (см. Рим 8:30, 1 Кор 1:9). Это также призыв служить ему, распространяя его весть по миру (1 Петр 2:9-10). У призыва Божьего всегда есть не только личный аспект, но и коллективный. Он призывает вступить в отношения не только с ним самим, но и с общиной верующих (1 Кор 1:9, Еф 1:1–4, Кол 3:15). И даже само греческое слово, обозначающее церковь (ekklesia), в буквальном смысле означает «созванные».
В главе 7 Первого послания к Коринфянам Павел говорит читателям, что если они стали христианами, это не значит, что им надо менять то, чем они занимались в жизни, – менять семейное положение, работу или социальный статус, – чтобы жить пред Богом так, как это ему угодно. В стихе 17 Павел указывает: «Только каждый поступай так, как Бог ему определил, и каждый, как Господь призвал. Так я повелеваю по всем церквам».[57]
Наш повседневный труд будет призванием лишь в том случае, если мы понимаем его как назначение от Бога ради служения другим
Здесь Павел использует два слова из религиозного словаря, чтобы сказать об обычной работе. В других местах Павел пишет о том, как Бог призывает людей вступить в спасительные отношения с ним и определяет (или «назначает», «приписывает») им духовные дары для служения и созидания христианской общины (Рим 12:3 и 2 Кор 10:13). Павел использует те же два греческих слова, говоря о том, что каждый христианин должен пребывать в том труде, который Бог ему «определил» и к которому Бог его «призвал». Однако здесь Павел говорит не о служении церкви, а об общих социальных и экономических задачах – о «светской работе», как мы бы сказали, говоря, что мы к этому призваны и на это определены Богом[58]. Отсюда следует такой вывод: как Бог снабжает христиан всем нужным для созидания тела Христова, так он снабжает всех людей талантами и дарами для разного рода работ, чтобы они созидали человеческое общество.[59] Библеист Энтони Тисельтон пишет об этом отрывке: «Это представление Павла о призвании и служении сильно отличается от представлений современного секулярного мира, где особенно почетное место обретает «автономия», а также от представлений секулярного постмодернизма, где особо важными считаются самореализация и стремление к власти… Это делает данный текст [послания Павла] актуальным для нынешней эпохи»[60].
Замечание Тисельтона напоминает слова Беллы, которые мы цитировали во введении. Белла убеждает нас вернуться к представлению о работе как о «призвании», как о «служении для общего блага, а не просто средстве для улучшения жизни отдельного человека», для самореализации и усиления власти[61]. Стоит вспомнить, что дело становится призванием лишь тогда, когда вас к нему призывает кто-то другой и вы делаете его ради него или них, а не ради себя. Наш повседневный труд будет призванием лишь в том случае, если мы понимаем его как назначение от Бога ради служения другим. Именно такому отношению к работе учит нас Библия.
В нашей церкви много успешных молодых людей, которых, когда они кончают колледж или школу бизнеса, приглашают работать в сферу финансовых услуг. Поскольку им лестно услышать подобные предложения и узнать о бонусах и компенсационных пакетах, которые по условиям стоят значительно выше того, что предлагают в других профессиях или сферах производства, многие из этих молодых людей даже и не рассматривают всерьез другие профессиональные возможности. На протяжении десятилетий эта сфера давала высокий статус и надежное финансовое положение. Как верный христианин, получив подобное предложение, может объективно задуматься о своем «призвании»?
Несомненно, некоторые люди чувствуют, что работа в сфере финансов, торговли, частных акций, государственных финансов и тому подобного позволяет им использовать свои уникальные дары для службы Богу и людям. Однако другие, проведя несколько лет на Уолл-стрит, приходят к выводу, что их силы и стремления лучше соответствуют иному роду деятельности. Так, например, Джилл Лэмар проработала несколько лет в компании Merrill Lynch, пока не поняла, что ей необходимо поменять профессию. Она любила книги и сама неплохо писала, а потому решила посвятить себя издательскому делу. Ей пришлось начинать «с нуля», заняв очень скромную и плохо оплачиваемую должность. Ей пришлось отказаться от возможности много зарабатывать, поскольку это не значило, что банковское дело есть то призвание, которого ей следует держаться. Вместо этого она пыталась думать о том, как ей наилучшим образом распорядиться своими дарами и желанием служить людям. Ее решение многим не нравилось, в том числе и в церкви!
Христиане должны знать об этом революционном понимании цели их работы в мире. Мы выбираем работу и трудимся не для того, чтобы реализовать себя и обрести власть, поскольку быть призванным Богом – это уже нечто такое, что дает нам великую силу. Нам следует видеть в труде средство для служения Богу и ближнему, и мы должны выбирать работу и трудиться ради этой цели. Выбирая работу, мы уже не спрашиваем себя: «Что принесет мне больше всего денег и даст самый высокий статус?» Вместо этого здесь должен звучать такой вопрос: «Как, учитывая мои реальные способности и возможности, я могу лучше всего служить другим людям, исходя из того, насколько я понимаю волю Божью и потребности людей?»
Джилл отнеслась к последнему вопросу очень серьезно. Занимаясь издательским делом, она увидела, что умеет хорошо редактировать и находить новых авторов. Ей все сильнее хотелось снабдить мир хорошими историями для чтения. Иные из таких историй отражали ее представления о мире, сформированные на основе изучения Библии, но другие нет. Она искала высокое мастерство. В итоге она возглавила в издательстве Barnes&Noble удивительную программу «Открой новых великих авторов». Эта инициатива давала достойным начинающим авторам шанс найти более широкую читательскую аудиторию.
Два вопроса, которые прозвучали выше, указывают на некоторые неочевидные вещи. Второй вопрос дает нам более устойчивую мотивацию для дисциплинированного и умелого труда. Если суть работы сводится к тому, чтобы обслуживать себя и себя возвеличивать, тогда наша работа будет касаться в первую очередь не труда, но нас самих. Наша агрессивность в итоге породит злоупотребления, наши стремления обернутся «выгоранием», а наша самодостаточность станет ненавистью к себе. Но если цель работы служить чему-то вне нас и возвеличивать кого-то другого, у нас будут более весомые причины использовать наши таланты, амбицию и деловую смекалку – и в долгосрочной перспективе у нас больше шансов добиться успеха, даже с точки зрения мира.
Призвание и «маски» Бога
Никто не понял того учения, что содержится в главе 7 Первого послания к Коринфянам, так прекрасно, как Мартин Лютер. Он перевел слово «призвание» в этих стихах на немецкий как Beruf, таким словом обозначалось «занятие». Это была его полемика против представления о призвании, преобладавшего в средневековой церкви[62]. В те времена церковь считала себя целиком и полностью Царством Божьим на земле,[63] а потому только работа в церкви и для нее могла считаться Божьим делом. Это означало, что если Бог призывает тебя на служение, ты непременно становишься монахом, священником или монахиней. Их называли «духовное сословие», все прочие были мирскими, а светский труд воспринимался чем-то вроде той унизительной необходимости, которую видели в ручном труде греки[64]. Лютер жестко критиковал эту идею в своем трактате под названием «К христианскому дворянству германской нации»:
Это чистая выдумка, что папа, епископы, священники И монахи относятся к «духовному сословию», тогда как князья, господа, ремесленники И крестьяне есть «временное сословие». Это ложь и лицемерие. Но никого из нас это не должно пугать, и вот по какой причине: все христиане воистину относятся к духовному сословию, и между ними нет различий, за исключением разных постов… Все мы через крещение были поставлены священниками, по словам св. Петра: «Вы – царственное священство» (1 Петр 2:9). А Апокалипсис говорит: Ты Кровию Своею соделал нас царями И священниками» (Откр 5:9-10)[65].
Здесь Лютер утверждает, что Бог в равной мере призывает каждого христианина к его труду. В своем толковании на псалмы 146–147 Лютер закладывает основы идеи профессионального призвания, объясняя, почему это должно быть так. Он рассматривает стих 2 псалма 147, где Иерусалиму говорится, что Бог «укрепляет вереи ворот твоих»[66]. Лютер задается вопросом о том, как Бог укрепляет ворота – то есть заботится о безопасности и благополучии – города. Он отвечает: «Под словом «вереи» нужно понимать не только железную решетку, которую кует кузнец, но… все, прочее, что нас защищает, например хорошее правительство, хорошие законы города, хороший порядок… и мудрых правителей… все это – дар Божий»[67]. Как Бог дает безопасность городу? Не делает ли он это через законодателей, начальников полиции и тех, кто работает в правительстве и политике? Таким образом, Бог заботится о наших гражданских нуждах через труд людей, которых он призывает к этой работе.
В «Большом катехизисе» Лютера, когда речь идет о прошении о «насущном хлебе» в Молитве Господней, Лютер пишет: «Когда ты молишься о «насущном хлебе», ты молишься и обо всем том, что позволяет тебе получить и вкушать твой хлеб насущный… Надо раскрыть и расширить свои мысли за пределы мучных закромов и печи булочника, чтобы включить туда обширные поля, земли и всю страну, которая производит, обрабатывает и доставляет нам наш насущный хлеб и всякую другую пищу»[68]. Так каким же образом Бог «насыщает все живущее» (Пс 144:16) сегодня? Не делает ли он это через труд фермера, пекаря, продавцов, программиста веб-сайта, водителя грузовика и всех, кто внес свой вклад в доставку пищи? Лютер пишет: «Бог мог бы с легкостью дать тебе зерно и плоды, не предлагая тебе пахать и насаждать, но он не желает этого делать»[69].
Не насыщает ли Бог все живущее через труд фермера, пекаря, продавцов, программиста веб-сайта, водителя грузовика и всех, кто внес свой вклад в доставку пищи?
А затем он приводит аналогию, чтобы объяснить, почему Бог так поступает. Родители стремятся дать детям все потребное, но в то же время хотят воспитать их старательными, добросовестными и ответственными людьми. И потому они дают детям поручения. Разумеется, они сами выполнили бы все работы по дому лучше, но эти вещи помогают детям взрослеть. Потому родители дают детям то, что тем нужно – добрый характер – с помощью прилежания, которое требуется для выполнения порученных им дел. Лютер приходит к заключению о том, что Бог действует через наш труд по той же причине:
Что еще означает вся наша работа для Бога – работа на полях, в саду, в городе, в доме, на войне или в правительстве, – если это не просто задания для детей, через которые Он хочет дать нам свои дары на полях, в доме И во всех прочих местах? Это маски Божьи, Он желает делать все вещи, спрятавшись за ними[70].
Говоря о стихе 3 псалма 147, Лютер далее задает вопрос: каким образом Бог «утверждает в пределах твоих мир»? Через добрых соседей, отвечает он, которые честны и прямы в повседневных вещах и участвуют в гражданской жизни[71]. Как он считает, это относится даже к сексуальным отношениям в браке. Бог мог бы дать нам детей непосредственно.
«Он мог бы давать нам детей без участия мужчины и женщины. Но Он не желает этого делать. Вместо этого Он соединяет мужчину и женщину, так что кажется, будто это дело мужчины и женщины, но Он делает это под прикрытием таких масок»[72].
«Бог доит коров через трудовое призвание доярок». Мартин Лютер
Теперь мы понимаем, что имеет в виду Лютер, говоря о таком призвании от Бога. К «маскам», под прикрытием которых Бог заботится о нас, относятся не только самые скромные работы, например труд пахаря или землекопа, но и важнейшие общественные роли и задачи, такие как голосование, участие в работе общественных институтов, роль отца или матери. Все это призвания от Бога, все эти вещи позволяют осуществлять дело Божье в мире и распределять Божьи дары среди нас. Даже самая незаметная крестьянка осуществляет Божье призвание. Как говорил Лютер в одной проповеди, «Бог доит коров через трудовое призвание доярок»[73].
Призвание к труду и Евангелие
Вклад Лютера в понимание нашего предмета не ограничивается его замечательной идеей о том, что всякая работа есть призвание от Бога. Доктрина оправдания только верой – скала, на которой стоит протестантская Реформация, – еще глубже влияет на христианское понимание работы. Прежнее средневековое представление (о том, что светская работа не имеет значения, тогда как религиозные труды занимают почетное место) отчасти основывалось на неверном представлении о самом спасении. «Во дни Лютера, – пишет Ли Харди, – было принято думать, что монахи, взявшие на себя монашеские обеты и подчинившиеся жестким правилам общей жизни, могли тем самым заслужить особое расположение Бога и потому надежно обеспечить себе вечное спасение»[74]. Лютер же понимал, что подобное образцовое соблюдение религиозных обрядов и преданное служение не освобождают его от той реальности, что его жизнь не соответствовала той праведности, которой требовал Бог. Затем, изучая Писание, он сделал свое знаменитое открытие: оправдание дается по благодати через веру во Христа независимо от добрых дел. Он мучительно стремился постичь смысл выражения «правда Божья», потому что, «хотя я вел безупречную монашескую жизнь, я чувствовал себя грешником перед Богом и совесть моя была крайне обеспокоена. Я не мог поверить в то, что он удовлетворен моей безупречностью [в религиозных делах]… Я приходил в ярость, потому что моя совесть была мучительной и беспокойной». Он начал размышлять о стихах 16–17 главы 1 Послания к Римлянам, где Павел говорит, что спасение и правда Божья – «верою». Лютер продолжает:
Тогда я начал понимать, что правда Божья есть то, чем праведный живет по дару Бога, а именно – по вере… Здесь я почувствовал, что совершенно заново родился И вступил в рай через открытые врата. Мне было явлено совершенно иное лицо всего Писания[75].
Как Лютер отмечает в последнем предложении, поняв, что спасение дается по благодати, а не из-за каких-либо усилий человека, он пересмотрел все свои представления о Писании, в том числе о смысле труда. Это привело его, в частности, к двум следующим выводам. Во-первых, если религиозные дела играют важнейшую роль для достижения хорошей позиции перед лицом Бога, тогда всегда должна существовать фундаментальная разница между служением церкви и любыми другими делами. И, во-вторых, если религиозные дела никак не влияют на расположение Бога, уже нельзя ставить их выше иных видов работы.
Евангелие спасения через чистую благодать влияет и на еще один аспект понимания работы. Если в древности монахи могли думать, что спасутся с помощью религиозных дел, то многие современные люди ищут своеобразное спасение – в виде самоуважения и чувства собственной ценности – в карьерном успехе. Это заставляет их стремиться только к высокооплачиваемым и престижным работам и совершать извращенное «поклонение» им. Но Евангелие освобождает нас от жесткой необходимости что-то доказывать себе и строить себе надежную идентичность с помощью работы, потому что все уже доказано и мы уже в безопасности. Оно также освобождает нас от презрительного отношения к менее интеллектуальному труду и от зависти к более престижным работам. Любая работа становится средством для любви к Богу, спасающему нас даром, и вследствие этого – средством для любви к ближнему.
Так что Лютер мог писать о верующих: «Даже их на вид светские труды есть поклонение Богу и послушание, которое приятно Богу»[76]. Он также говорил: «Что же препятствует мне в таком случае свободно, радостно, ото всего сердца, с готовностью воли… отдать себя, подобно Христу, моему ближнему, точно так же, как Христос предал себя за меня… поскольку через веру мне дается обилие всяких благ во Христе?»[77] Поскольку во Христе мы уже обладаем теми вещами, которых ищут другие люди, – спасением, чувством собственной ценности, доброй совестью и миром, – мы можем уже работать просто ради любви к Богу и ближним. Это радостная жертва, это ограничение, которое несет свободу.
Христиане, верно понимающие учение Библии, больше других ценят труд нехристиан
Это по иронии судьбы значит, что христиане, верно понимающие учение Библии, больше других ценят труд нехристиан. Мы знаем, что спасаемся только благодатью, а потому мы не есть лучшие отцы или матери, лучшие художники или предприниматели, чем те, кто не разделяет нашей веры. Наш взгляд, отточенный Евангелием, позволяет замечать сияние славы дела Божьего в мире через людей, которых Бог сотворил и призвал, во всем – и в самом простом деле, таком как дойка коровы, и в создании великого произведения искусства или исторического достижения.
Работа как дело любви
Такой революционный взгляд на труд позволяет в любой работе стремиться к одной и той же высокой цели: воздавать честь Богу через любовь к ближним, которым ты служишь с помощью работы.
Писательница Дороти Сейерс вспоминает, что многие люди столкнулись с подобным пониманием работы во время мрачных дней Второй мировой войны:
Привычка думать о работе как о том, что некто делает из-за денег, настолько глубоко укоренилась в нас, что нам даже трудно себе представить, каким радикальным изменением было бы думать вместо этого о выполнении самой работы…[78] Я верю, что есть христианская доктрина работы, тесно связанная с доктринами творческой силы Бога и божественного образа в человеке… По сути [нынешняя] ересь… заключается в том, что работа не есть проявление творческой силы человека на службе обществу, но просто нечто такое, что человек делает ради получения денег и возможности отдохнуть[79].
Далее она объясняет, каков результат такого представления: «Доктора занимаются медициной в первую очередь не для облегчения страданий, но для обеспечения себя – где-то на этом пути помещается и лечение пациентов. Юристы берутся за дела не потому, что неравнодушны к справедливости, а потому, что закон есть их профессия, позволяющая им жить». Но во время войны многие люди оказались в армии и открыли там новое необъяснимое ощущение удовлетворения от работы. «Мужчины часто счастливы и удовлетворены в армии потому, что впервые в жизни делают что-то не за плату – жалкий мотив, – но ради того, чтобы исполнить то, за что взялись»[80].
Сейерс писала о Великобритании военных лет, когда каждый человек понимал, что его труд вносит вклад в выживание страны. Но другой писатель, Лестер Декостер, прекрасно показал, насколько важна работа для жизни человека во все времена и повсеместно:
Работа есть та форма, в какой мы становимся полезны для других… и другие полезными для нас. Мы сеем [посредством нашей работы], Бог же увеличивает единство всех людей…
[Возьмите] то кресло, на котором вы расположились… Могли бы вы его сделать? Как бы вы, скажем, достали дерево? Пошли бы в лес и срубили? Но сначала вам пришлось бы изготовить для этого инструменты, а также собрать какое-то устройство для его транспортировки И создать деревообрабатывающую фабрику и дороги, чтобы перевозить материалы. В итоге на это можно было бы потратить одну жизнь целиком, если не две, на производство одного кресла!.. Если бы мы… работали не сорок, а сто сорок часов в неделю, нам все равно не удалось бы создать хотя бы малую часть тех благ и услуг, которыми мы привычно пользуемся. Зарплата позволяет нам покупать гораздо больше вещей, чем то, что мы могли бы делать за то время, пока зарабатывали деньги… Работа… позволяет нам получать взамен гораздо больше, чем то, что мы в нее вложили…
Представьте себе, что прямо сейчас все прекратили работать! Что произойдет? Цивилизованная жизнь быстро придет в упадок. Полки продуктовых магазинов опустеют, газ перестанет поступать по трубам, порядок на улицах никто не будет контролировать, и везде возникнут пожары. Исчезнут службы связи И транспорта, коммунальные сервисы прекратят работу. Те, кто это переживет, будут собираться у костров, жить в пещерах и носить сырые звериные шкуры. Отличие [такого запустения от] культуры только одно – просто работа[81].
Неважно, чем ты занят – выписываешь ли ты квитанции за парковку, создаешь компьютерные программы или обдумываешь книгу, – быть может, у тебя нет лучшей возможности любить людей, кроме как делать свою работу. Но, разумеется, лишь в том случае, если ты компетентен и делаешь свое дело умело.
Работа как служение своими способностями
Когда вы любите людей через свою работу, это, среди прочего, есть «служение вашими способностями». Если Божий замысел о вашей работе состоит в том, чтобы вы служили человечеству, значит, наилучший способ служить Богу состоит в том, что вы выполняете свою работу как можно лучше. Дороти Сейерс пишет:
Если в церковь ходит умелый плотник, то обычно все наставления, которые он слышит, сводятся к следующим: не напивайся и не буянь в те часы, когда ты отдыхаешь от работы, и посещай церковь по воскресеньям. А церковь должна была бы сказать ему вот что: в первую очередь вера требует от него делать хорошие столы[82].
Позвольте мне привести яркую иллюстрацию к словам Сейерс. 24 февраля 1989 года самолет компании «Юнайтед эрлайнс» (рейс 811) взлетел над Гонолулу и направился в Новую Зеландию. Боинг 747 набрал высоту в шесть тысяч семьсот метров, и здесь передний грузовой люк двигателя открылся, и на боку аэроплана образовалась огромная дыра. Девять пассажиров сразу же выпали из самолета и погибли. Два правых двигателя повредил летучий мусор, так что они не работали. Самолет находился в полутора сотнях с лишним километрах от земли. У капитана воздушного судна Дэвида Кронина за плечами был 38-летний опыт полетов.
Чтобы компенсировать отсутствующую поддержку двух правых двигателей, он начал контролировать положение штурвала руками, одновременно нажимая ногами на контрольный руль, расположенный на полу, чтобы стабилизировать самолет. Но мучительнее всего для него был вопрос о скорости полета. Он замедлил скорость самолета почти до уровня скорости сваливания, чтобы ветер не разрывал корпус самолета далее. Но поскольку образовавшаяся дыра изменила аэродинамику лайнера, обычные параметры скорости сваливания оказались неверными. Понимая это, пилот использовал собственные расчеты. Кроме того, поскольку в самолет только что загрузили тонну с лишним топлива для длительного перелета, он был слишком тяжелым, чтобы при приземлении не испортились шасси… А затем капитан столкнулся с еще одной проблемой. Щитки на крыльях, которые позволяли замедлить полет, плохо поддавались управлению. Ему нужно было посадить самолет, движущийся на скорости 314 км/час, тогда как обычно он садится на скорости 274 км/час. Самолет весил 230 тонн, тогда как рекомендованный для «Боинга» максимум составлял 210 тонн… И все же капитан Кронин совершил одну из самых плавных посадок изо всех, что запомнил его экипаж, к радости пассажиров. Специалисты называли эту посадку чудом… Спустя несколько дней после этого чрезвычайного происшествия журналист спрашивал капитана Кронина о том, какая первая мысль пришла ему в голову в тот момент, как он заметил открытие люка. Он ответил: «Я здесь же помолился о моих пассажирах и вернулся к моей работе»[83].
Бизнесмен Вильям Дейл, деятель Лютеранской церкви, ссылался на эту удивительную историю, чтобы сказать одну важную вещь: «Если так называемые миряне не могут найти духовного смысла своей работы, они неизбежно будут жить двойной жизнью: то, что они делают по утрам в воскресенье, останется вне связи с тем, что они делают в другие дни недели. Нам надо понять, что действия повседневной жизни – духовны – и помочь… людям соприкоснуться с Богом в мире, а не где-то вне мира. Такая духовность выражается в принципе: “Твоя работа есть твоя молитва”»[84].
Как же мы связываем то, что делаем в воскресное утро, с тем, что делаем в остальное время на неделе?
Как можем «соприкоснуться с Богом в мире» через нашу работу? Дейл отвечает: если вы хотите убедиться в том, что служите своим трудом Богу, то в первую очередь вам надо быть компетентным.
Когда во время полета рейса 811 компании «Юнайтед эрлайнс» произошли большие неприятности, величайшим даром капитана Кронина для его пассажиров стали его опыт и рассудительность. В момент смертельного риска для пассажиров было не очень важно, как капитан Кронин строил отношения с коллегами или как он распространял свою веру на работе… Жизненно важным было другое: был ли он достаточно компетентным пилотом для того, чтобы совершить безопасную посадку на испорченном самолете… Мы можем соприкасаться с Богом через труд самыми разными путями… но если христианин призван соучаствовать в непрестанном творческом процессе Бога, краеугольный камень нашего служения есть компетентность. Мы должны распоряжаться своими умениями как можно компетентнее.
Компетентность – это наиважнейшая ценность. Это не средство для достижения каких-то иных целей, таких как богатство и положение, хотя она и может привести к таким результатам[85].
Из этого утверждения – что компетентная работа есть форма любви – многое следует на практике. При таком понимании работы человек все равно стремится к успеху, но в меньшей степени будет склонен работать до переутомления, а также меньше будет обескуражен неудачами. Если это справедливо, то при выборе между работой, которая принесет тебе больше денег, и работой, которая больше даст людям, тебе стоит серьезно подумать о том, не выбрать ли хуже оплачиваемую, особенно если ты можешь выполнять ее прекрасно. Это означает, что все работы – не только так называемые помогающие профессии – по сути есть любовь к ближнему. Христианам не обязательно заниматься непосредственным служением церкви или на добровольных началах заниматься благотворительностью, чтобы любить других через свою работу.
«Ты можешь прославлять Господа чисткой картошки, если ты только чистишь ее совершенно»
В частности, этот принцип позволяет нам находить удовлетворение в работе, даже если по мирским стандартам это не какая-то великолепная, высокооплачиваемая и желанная должность. И хотя, как утверждал Лютер, объективно все работы ценны для других людей, субъективно труд не даст чувства полноты, если вы не стремитесь сознательно понимать свою работу как призвание любить ближнего.
Как писал Жан Кальвин, «ни одно поручение не стоит считать слишком низким или простым, если, исполняя его, вы послушны призванию, так что оно будет сиять и станет крайне драгоценным в очах Божьих»[86]. Отметим, что Кальвин говорит о послушании призванию в своей работе, то есть это значит, что вы сознательно видите в этом труде призвание от Бога и приносите свою работу ему. Когда вы это делаете, вы уже не сомневаетесь в том, что величие Божье сияет в каждой задаче, не важно, копаете ли вы всего-навсего землю в саду или выполняете такую важную задачу, как открытие биржи. В книге «Огненные колесницы» миссионер говорит своему сыну Эрику Лидделлу такие слова: «Ты можешь прославлять Господа чисткой картошки, если ты только чистишь ее совершенно».
В итоге ваш повседневный труд есть акт поклонения Богу, который тебя к этому призвал, снабдив всем необходимым, каким бы трудом ты ни занимался. В заметках о своем великом альбоме «Наивысшая любовь» Джон Колтрейн прекрасно выражает эту мысль:
Данный альбом есть смиренное приношение Ему. Это попытка сказать «БЛАГОДАРЮ ТЕБЯ, БОЖЕ» через наш труд, как мы это делаем в сердце или устами. Да поможет Он нам И укрепит всех людей в каждом их благом начинании.