Хрущев? Ну, Хрущев — как Хрущев…
В свете сказанного «Тройка» выглядела неким политическим суперорганом, способным мгновенно стать руководящим триумвиратом при высшем верховенстве Сталина. Фактически «Тройка» заменяла собой руководящую «пятерку» и вышвыривала Хрущева из доверенного руководства.
Причем председателем «Тройки» Сталин назначил Берию.
С одной стороны, это был знак высокого доверия. Сейчас много приходится читать о том, что Сталин-де «подозревал» Берию и «опасался» его, что, например, «мингрельское дело», затронувшее разложившуюся часть руководства Грузии, было задумано Сталиным как своего рода «охота» на «Большого Мингрела» Берию. Я не намерен подробно анализировать эту чушь, всего лишь сообщив читателю, что Постановление Политбюро от 27 марта 1952 года о положении дел в Компартии Грузии заканчивалось фразой: «Для участия в работе пленума ЦК КП (б) Грузии командировать члена Политбюро ЦК ВКП(б) тов. Берия Л. П.».
Однако и без этого факта один факт назначения Берии в конце января 1953 года председателем сталинской «Тройки» опровергает все антибериевские инсинуации. С другой стороны, из всех членов «Тройки» Лаврентий Павлович был не просто формально первым. Из всех трех он единственный был настоящим человеком дела с быстрой реакцией. И все это сулило, пожалуй, действительно некие кардинальные перемены в жизни страны, задуманные Сталиным отнюдь не только в сфере оборонных проектов.
Из всех трех членов «Тройки» Берия оказывался, пожалуй, «на особицу» и в том смысле, что наименее был связан с Хрущевым. У Булганина, например, с Хрущевым были чуть ли не дружеские отношения еще с той поры 30-х годов, когда Хрущев возглавлял Московскую парторганизацию, а Булганин — Моссовет. Их тогда еще называли «отцами города».
Был неслужебным образом связан с Хрущевым и Маленков, после возвращения Хрущева в Москву бывал у него на даче по выходным.
Но тогда это вряд ли Сталиным бралось в расчет, да и вряд ли было действительно очень значимым при живом Сталине.
Да, на «тройке» с «коренником» Берией «кучер» Сталин мог бы повезти Россию в очень заманчивое будущее, где невежды типа Хрущева, разгильдяи типа экс-консула Разыграева и хитрецы типа аппаратных «референтов» уже не могли бы занимать в обществе серьезных позиций!
Могло ли это не тревожить Хрущева — до паники?
Могло ли это не тревожить лукавое окружение Хрущева, которого именно у Хрущева не могло не быть уже потому, что Хрущевым — из всего ближайшего круга соратников Сталина — было проще всего манипулировать?
Причем, надеюсь, уважаемый читатель не забыл еще о «животноводческой» коллизии, возникшей в советских «верхах» после письма Сталину от ветеринарного техника Холодова… В предыдущей главе я уже говорил, что после того, как 11 декабря 1952 года была образована комиссия Хрущева по выработке мер для улучшения положения в сельском хозяйстве, дело двигалось плохо. Но более того, оно сознательно тормозилось! И я здесь ничего не придумываю. Во введении к такому солидному источнику, как сборник документов «Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет Министров СССР. 1945–1953», изданному издательством «Российская политическая энциклопедия» в 2002 году тиражом в полторы тысячи экземпляров и помянутому мной уже не раз, об этом сказано так:
«Типичным примером могут служить крайне осторожные действия руководящей группы Политбюро в подготовке (по поручению Сталина) проекта решения об изменении системы заготовок продукции животноводства. Осознавая необходимость существенных перемен (главное — повышения закупочных цен), они просто тянули время (выделение мое. — С.К.) …»
Надо сразу заметить, что составители сборника, «записные» «россиянские» историки во главе с О. Хлевнюком, допустили здесь ряд неточностей. Так, Политбюро было после XIX съезда заменено Бюро Президиума ЦК, а из состава Бюро в комиссии Хрущева было лишь два члена Бюро — сам Хрущев и Микоян, и говорить о некоей «руководящей группе Политбюро» применительно к комиссии Хрущева означало но меньшей мере преувеличивать.
Во-вторых, Холодов и Сталин, вообще-то, имели в виду изменения в системе не заготовок, а производства продукции животноводства.
Не знаю, случайно или намеренно составители сборника о письме Холодова не обмолвились во введении ни словом, как не знаю, случайно или намеренно они свели проблему к повышению закупочных цен, а не к необходимости введения в животноводстве натуральной «сдельщины».
Не знаю я и того, что они имели в виду, сообщая о том, что Хрущев просто тянул время. Но знать хотел бы… Ну, действительно — как это понимать? Тянуть время можно было лишь в расчете на какие-то принципиальные перемены в положении Сталина, например в расчете на его смерть.
Не так ли?
Итак, по той или иной причине комиссия Хрущева «тянула резину», и в феврале 1953 года в эту комиссию были дополнительно введены… Берия и Маленков — два из трех членов «Тройки».
Решил так, конечно, Сталин, и я думаю, что он решил так не случайно. Думаю я также, что Хрущев тоже пришел к выводу, что Сталин так решил не случайно. А если бы этого не понял Хрущев, то ему подсказало бы его лукавое окружение.
То есть в феврале 1953 года положение Хрущева — и так уже сложное — осложнилось еще больше. И в феврале 1953 года субъективные, личные интересы Хрущева, которым вполне отвечала бы смерть Сталина, объективно совпадали с интересами тех, кому смерть Сталина была все нужнее и нужнее… Ведь русская «птица»-«тройка» вот-вот должна была начать свое движение к формированию подлинной социалистической демократии, смертельно опасной для внутренней чиновной бюрократии и внешней мировой плутократии.
И НАЧАТЬ его под руководством Сталина!
Да, у Сталина явно имелись грандиозные замыслы, причем мирового масштаба. Это были не идеи экспорта революций, а идеи такого антиимпериалистического объединения народов и стран, для которого СССР мог бы стать опорой — вначале политической и военно-политической, а затем — и экономической.
Когда-то Сталин говорил, что если бы Германия была «красной», то она могла бы взаимовыгодно поставить «красной» России машины в обмен на продовольствие, а так надо делать машины самим.
Теперь Россия научилась делать машины и могла бы взаимовыгодно их поставлять в Азию, в Южную Америку в обмен на продовольствие. И тем самым разгружать советскую экономику от необходимости форсировать решение продовольственной проблемы.
7 февраля 1953 года Сталин принимал посла Аргентины Леопольда Браво, который вернулся в Москву после четырехлетнего перерыва. Вот часть записи этой интереснейшей 40-минутной беседы:
«Бравозаявляет, что для него является огромной честью и огромным удовольствием посещение Генералиссимуса и что это посещение останется у него в памяти на всю жизнь.
Сталинотмечает, что прием послов является его долгом, его обязанностью… что СССР заинтересован в торговле с Аргентиной…
Бравосообщает, что… он … выражает свое восхищение огромным строительством, ведущимся в Советском Союзе…
Сталинговорит, что силой народ невозможно заставить строить, но советский народ сам хочет строить, это облегчает строительство.
Бравоотмечает, что президент Аргентины Перон также начал движение за независимость страны.
Сталинспрашивает: разве Аргентина в настоящее время не является независимой страной?
Бравоотвечает, что Аргентина — независимая страна, но что раньше в стране было много иностранных империалистических монополий… Президент Перон начал кампанию за национализацию… Заявляет, что без экономической независимости нет и свободы.
Сталинсоглашается с этим…»
Эта беседа интересна всем. Скажем, раньше, до войны, Сталин очень редко принимал послов, тем более послов таких не ведущих в мире стран, как Аргентина. И эта новая послевоенная роль Сталина тоже ведь увеличивала счет ненависти развитого Запада к нему.
Сталин говорил с Браво о вполне реальных сферах сотрудничества, включая поставки мяса из Аргентины в обмен на вагоны и машины, которые позволили бы Аргентине избавиться от зависимости от Англии. Сталин говорил и о том, что «латиноамериканским странам надо бы объединиться» и «образовать что-нибудь вроде Соединенных Штатов Южной Америки»…
Это ведь было прямое посягательство на одну из старинных «священных коров» внешней политики США — на доктрину Монро, провозглашающую принцип «Америки для американцев». На словах имелась в виду вся Америка для всех американцев, на деле же — вся Америка для одних лишь североамериканцев.
А вот еще одна интересная — особенно в свете темы этой книги — часть беседы:
«Бравоговорит, что он очень рад видеть Генералиссимуса Сталина в добром здоровье, веселым и бодрым.
Сталинспрашивает, чем может быть вызвана такая радость, какую пользу он принес Аргентине?
Браво говорит, что Сталин — это человек, о котором думают люди всего мира, и не только коммунисты, человек, который всех интересует, о котором все спрашивают, книги которого читают и высказываниями которого руководствуются.
Сталинзамечает, что посол, очевидно, преувеличивает.
Бравоговорит, что его слова от чистого сердца…»
17 февраля Сталин принял уже индийского посла К. Менона и долго беседовал с ним. Причем, по словам Менона, Сталин, несмотря на свои семьдесят три года, выглядел совершенно здоровым человеком.
То есть два иностранца, не сговариваясь, отметили неплохой — скажем так — тонус Сталина. Если бы это было иначе, они, надо полагать, просто дипломатично промолчали бы — это ведь они, будучи дипломатами, умели делать профессионально. Однако и Браво, и Менон сочли возможным отмстить бодрый вид Сталина, что говорит, с учетом событий ближайших недель, о многом. Предполагать ка