Мисс Фосетт, войдя в малую столовую десять минут спустя, обнаружила ее пустой и ощутила разочарование. Поскольку она сбежала от болтовни Камиллы Холлидей в глубь сада, Финчу потребовалось время, чтобы отыскать ее. Должно быть, Хардинг потерял терпение и ушел.
– Черт возьми! – пробормотала Дайна, бесцельно подходя к камину. Подняв взгляд, она увидела свое недовольное лицо в зеркале и сурово поглядела на него. – Послушай, моя девочка, – строгим тоном сказала она, – ты раскисаешь из-за этого полицейского. Возьми себя в руки!
– Какого полицейского? – послышался вопрос за ее спиной.
Дайна повернулась и увидела Хардинга, стоящего в проеме распахнутой застекленной двери. Никому не дающая спуску мисс Фосетт впервые оказалась в проигрышном положении.
– Я… я влюбилась в сержанта! – выпалила она.
– Очень жаль. А я надеялся, что в инспектора, – прямодушно посетовал Хардинг.
Мисс Фосетт, жарко покраснев, попятилась к двери. Хардинг шагнул в комнату.
– Пожалуйста, не уходите! Я должен был либо не слышать вас, либо извиниться.
Дайна, собравшаяся было дать хладнокровную, вразумительную отповедь, пробормотала что-то невнятное и умолкла.
Инспектор Хардинг, тоже запинаясь, сказал:
– Видя вас, я постоянно забываю, что нахожусь здесь… по долгу службы. Я не вправе… надо было понять…
Он замолчал, очевидно, решив, что начал с совершенно безнадежной фразы.
Мисс Фосетт, заметив его сбивчивость, обрела голос и сказала, хотя и очень тихо, что вполне понимает.
– Правда? – спросил инспектор, ухватясь за край стола. – Правда, Дайна?
Мисс Фосетт кивнула и принялась чертить пальцем по столу невидимые узоры.
– Ну, я… думаю, что понимаю, – сдержанно ответила она. – Когда ты не по долгу службы… то есть, в общем, я вполне понимаю.
– Как только покончу с этим делом, – сказал инспектор Хардинг, – я попрошу тебя кое о чем. Мне хочется этого с тех пор, как я увидел тебя.
– Опять… опять устроишь допрос? – спросила мисс Фосетт, мужественно пытаясь казаться беспечной.
– Ничего подобного. Ограничусь простым вопросом, на который требуется ответить «да» или «нет».
– А, – сказала мисс Фосетт, вычерчивая на столе еще более замысловатый узор. – Вряд ли я посмею сказать «нет»… полицейскому.
Наступило недолгое молчание. Инспектор Хардинг отпустил край стола.
– Бесполезно! – вздохнул он, приближаясь к мисс Фосетт. – Я пытался, но есть предел человеческой выдержке!
Сержант Незерсол в поисках младшего садовника вышел на тропинку, огибающую дом, и проходил мимо окна малой столовой. Поскольку он не разделял принципов миссис Чадли, то и заглянул в него. Увиденное заставило его замереть. Опомнившись, он заставил себя, будучи человеком тактичным, отвести взгляд от мисс Фосетт, пребывающей в объятиях инспектора, и отошел на цыпочках.
В течение добрых двадцати пяти минут после того, как сержант ретировался, разговор между мисс Фосетт и инспектором Хардингом совершенно не касался проблем, которые должны были бы по долгу службы занимать инспектора, и не блистал особой оригинальностью… Однако с точки зрения самих собеседников, был захватывающим и мог бы продолжаться до бесконечности, если бы мисс Фосетт случайно не спросила инспектора, понимает ли он, что, не случись это убийство, они бы никогда не встретились.
Услышав хоть и косвенное, но напоминание о служебных обязанностях, инспектор Хардинг с сожалением, но твердо отстранил от себя мисс Фосетт.
– Сядь в это кресло, Дайна, и представь себе, что я суперинтендант или тот сыщик-животное, который приходил к тебе по поводу кражи позолоченных блюд, – сказал он и решительно отошел к креслу по другую сторону стола.
– О, ты запомнил это? – с глупым видом спросила Дайна.
– За… Нет! – с усилием отрубил Хардинг. – Ты должна помочь мне, я здесь исключительно по делу. И собирался кое о чем тебя спросить. – Он неуверенно поглядел на Дайну через стол и взмолился: – Не смотри на меня так! У меня сразу же все вылетает из головы, кроме желания еще раз поцеловать тебя.
– Представь себе, что я Камилла, – предложила Дайна. – Да, знаешь, она думает, что я вешаюсь тебе на шею. Но ведь я не вешалась, правда?
Инспектор Хардинг откашлялся и строго одернул ее:
– Мисс Фосетт, прошу вас вспомнить утро первого июля.
– Хорошо, – с готовностью сказала Дайна, – только если ты обвинишь в убийстве тех, кого бы мне не хотелось, я не выйду за тебя замуж. Арестуй Холлидеев, садовника или Лолу – хотя, честно говоря, я прониклась к ней симпатией… но…
– Вы попусту меня отвлекаете, мисс Фосетт.
– Прошу прощения, – спохватилась Дайна и сложила руки на коленях. – Говори, что надо вспомнить. Я сделаю для тебя все, что могу, но, кажется, голова у меня вдруг перестала соображать.
– Дайна, это очень важно, попытайся! Миссис Твининг пришла в понедельник к ленчу случайно, или по приглашению, или как?
– На все три вопроса ответ – «да». Якобы случайно, чтобы Артур не заподозрил умысла, по приглашению, потому что я пригласила ее, и как – из-за скандала по поводу Лолы. Она была на том роковом обеде в субботу и поняла, что тучи сгустились. В понедельник она позвонила, желая узнать последние новости, и, когда я сказала, что дела довольно скверны, она пообещала приехать и постараться повлиять на Артура.
– Не казалась ли она обеспокоенной сложившимся положением?
– Н-нет, пожалуй. Скорее, оно забавляло ее. Я так и не смогла понять миссис Твининг. Всегда сдержанная, саркастичная, кажется, ей ни до кого дела нет, однако к Джеффри она проявляла живой интерес. Конечно, я понимаю, юнец такого типа взывает к чувствам сентиментальных матрон, но миссис Твининг отнюдь не сентиментальна. Можно понять, почему в нем принимают участие женщины вроде миссис Чадли, но только не миссис Твининг. Слишком уж она язвительна.
– Тебе показалось, она очень привязана к нему?
– И да и нет. Как ни странно, я спросила ее об этом в понедельник – то есть очень ли она привязана к Джеффри. Миссис Твининг ответила, что нет, но знает его очень давно и беспокоится о нем – что-то в этом роде. Мы пошли искать Фэй – миссис Твининг только что приехала, – и я поинтересовалась у нее, какой была мать Джеффри.
– Вот как? И что она ответила?
– Почти ничего, сказала только, что за все свои дурные поступки эта женщина расплатилась. Обрезала меня таким образом, когда я сказала, что со стороны матери было очень дурно покидать сына.
– Миссис Твининг сказала так? Дайна, знаешь ты что-нибудь о первой жене генерала?
– Нет, потому и обратилась с вопросом к миссис Твининг. Даже моя сестра не смела упоминать о ней при Артуре. Тема эта была запретной. В доме нет ни единой ее фотографии.
– Случайно, не знаешь, как ее имя?
– Нет, разумеется. Артур, так сказать, уничтожил память о ней. А почему ты спрашиваешь?
Хардинг предостерегающе поднял палец:
– Вопросы задаю я, а не ты.
– Ха! – вспыхнула Дайна. – Ну что ж, продолжайте допрос, инспектор Хардинг.
– Я расскажу тебе все, как только покончу с этим делом, – пообещал он. – Давай вернемся к миссис Твининг. Сколько времени она пробыла в кабинете генерала?
– Точно не скажу. Минут пять – десять. Помню, когда миссис Твининг появилась на веранде и сказала, что Артур убит, я удивилась, почему она не вернулась сразу же. Однако, поразмыслив, поняла, что она, перед тем как выйти к нам, постаралась овладеть собой – это совершенно в ее духе. Хотела б я знать, чего ты добиваешься. Обрати, пожалуйста, внимание, как я выразилась. Вопроса не задала.
– Она была в перчатках?
– Да, в ужасно дорогих, – ответила Дайна. – Люди ее поколения почти всегда носят перчатки, только миссис Твининг надевает их не напоказ.
Хардинг откинулся на спинку кресла.
– О чем это ты? – терпеливо спросил он.
– Неужели непонятно? – удивилась Дайна. – Это у миссис Чадли перчатки бросаются в глаза. А у миссис Твининг они часть ансамбля. Кстати, она их испортила, потому что коснулась Артура и одна рука ее оказалась в крови.
– Которая? – спросил Хардинг.
Дайна поднесла глаза к потолку, словно пытаясь на нем что-то разглядеть.
– Правая, – ответила она и тут же оцепенела. – Джон!
– Что?
– Ты сошел с ума! Это немыслимо!
– Дайна, убийство ведь кто-то совершил!
– Да, но… но это ни в какие ворота не лезет! Я понимаю, что у тебя на уме, только…
Хардинг поднялся.
– Дорогая, обсуждать с тобой я это не могу. И не рассказывай о нашем разговоре, ладно? Возможно, я на совершенно ложном пути. – Он взглянул на часы: – Пора ехать. Надеюсь, увидимся завтра – поближе к вечеру.
Выйдя на крыльцо, Хардинг первым делом углядел Незерсола, читающего в машине газету с видом человека, обреченного на долгое ожидание. И сдержанно произнес:
– Извините, что задержался, сержант. Узнали что-нибудь у садовника?
– Нет, сэр, ничего. – Незерсол сложил газету и кашлянул. – Должен сказать, сэр, капитан Биллингтон-Смит заговорил со мной, и я без вашего разрешения сообщил ему, что подозрение с него снято.
– Я и забыл о нем, – сказал инспектор, сев за руль и включая зажигание. – Правильно сделали.
– Да, – сказал сержант. – Мне подумалось, что это может вылететь у вас из памяти.
Хардинг с подозрением покосился на него, однако лицо сержанта было еще более невыразительным, чем всегда.
– Вам нужно думать о других делах, – добавил Незерсол.
Инспектор переменил тему разговора:
– Я высажу вас в Рэлтоне, сержант, а потом возьму из гостиницы чемодан и поеду в Лондон.
– Господи, – удивленно воскликнул тот, – неужели вы бросаете дело?
– Нет, конечно. Завтра вернусь, в какое время – не знаю. Хочу узнать фамилию первой жены Артура и ее дальнейшую судьбу.
– А! – понизив голос, произнес сержант. – Я-то ломал голову, что у вас на уме, сэр. Ну а мистер Биллингтон-Смит и его алиби?
– Займусь этим завтра, – ответил Хардинг.
Приехал в Лондон Хардинг поздно вечером. И, поставив машину в гараж, отправился прямо к себе в маленькую квартиру, выходящую окнами на Темзу. Слуга, предупрежденный по телефону о его приезде, приготовил ужин. Прямо за едой Хардинг просмотрел свои конспективные заметки о ходе расследования. Потом взялся за последние записи и сделал в расписании несколько исправлений. Слуга, войдя в комнату, застал его глядящим прямо перед собой, с незажженной сигаретой во рту и с зажигалкой в неподвижной руке.