ушел куда-то далеко в свои мысли, и от этого во мне заворочалось смутное беспокойство.
– Ладно, – наконец нарочито бодрым голосом сказала я, выпутываясь из его рук и включая свет. – Давай теперь поговорим о всяких важных делах!
– О каких делах? – рассеянно спросил Макс, все еще стоя у окна и вглядываясь в темноту.
– Ну о том, как мы будем вместе жить, какие у меня будут обязанности.
Для меня это и правда было важно. От того, что я поставила свою зубную щетку в стаканчик рядом с его и разложила на полке свои вещи, квартира не стала моей, и я сейчас ощущала неловкость гостя, которого друзья пригласили пожить у себя и который всеми силами старается быть полезным.
– Обязанности? – с некоторым удивлением проговорил Макс, оборачиваясь ко мне.
– Ну да. Уборка, к примеру. Я отлично мою окна! Могу еще гладить, это у меня тоже хорошо получается.
– Уборку делает клининговая служба, раз в неделю, – объявил он. – Они же и гладят белье, я просто оставляю его в стопке на кресле. Так что всем этим нет смысла заниматься, максимум – можешь готовить, когда будет время и желание. Домашняя еда всегда вкуснее ресторанной.
– Понятно, – промямлила я, почему-то не решившись сказать Максу, что я терпеть не могу готовить. И к тому же делаю это ужасно. У нас дома готовил папа, а когда я стала жить сама, то питалась либо в столовых, либо замороженными пельменями и полуфабрикатами.
– Лика, только ты не напрягайся, ладно? – попросил Макс, будто почувствовав мое состояние. – Я прекрасно понимаю, что ты тоже работаешь – и много работаешь! – и не жду от тебя бытовых подвигов. Будем разбираться по ходу, как нам вместе жить и кто что будет делать. Идет?
– Идет! – с облегчением откликнулась я и порывисто обняла Макса, все еще никак не в силах поверить, что мне можно. Можно его трогать, когда захочется, можно гладить широкие сильные плечи, прослеживая пальцами контур татуировок, можно сцеловывать с губ потяжелевшее дыхание и тесно прижиматься, с восторгом чувствуя, как под тонкими домашними штанами твердеет и наливается силой член.
Остаток вечера мы провели в кровати: трахались, ели пиццу, смотрели какое-то шоу на английском (мне не хватало знания языка, чтобы понимать все шутки, но я старалась этого не показывать), а потом я как-то незаметно уснула на плече у Макса. Проснулась от того, что он осторожно укладывал меня на подушку и укрывал одеялом, и снова вырубилась, чувствуя себя такой ценной и любимой, как никогда раньше. В груди было тепло и мягко, словно Макс и там укрыл меня пушистым пледом. И спала я в этой большой незнакомой кровати на удивление крепко и сладко, как в детстве, когда никаких забот и никакого горя – только спокойная радость жизни и счастливое ожидание нового дня.
Глава 12. Скучно не будет
Потяжелевшая, но все еще красивая своей дерзкой красотой Катя решительно прошла к двери кабинета, выпятив вперед округлившийся живот, и закрылась на замок. А потом повернулась ко мне и, заговорщицки понизив голос, спросила:
– Ну и как оно? Колись.
Катю можно было понять, ее только вчера выписали из больницы, где она долгих две недели лежала на сохранении, и теперь ее душа жаждала подробностей.
Вот только, что ей ответить, я не знала.
Наверное, надо было рассказать, что на студии почти сразу узнали про наш роман: сплетни тут разлетались со скоростью света. С расспросами никто не лез – побаивались, зато все громко шептались по углам при виде меня, а Карина едва в лицо мне не плевала. В спину-то плевала по-любому. Но потом Макс просто позвал меня на позднее совещание с авторами и попросил подождать его тут, чтобы вместе домой поехать. И все эти два часа я продремала на его плече, укрытая его же курткой, пока Макс объяснял сценаристам, что они слили финал последних двух серий. А потом он разбудил меня поцелуем и повез домой. Больше на меня косо никто не смотрел, все просто приняли тот факт, что мы вместе. И что это серьезно, если Макс готов при всех демонстрировать свое ко мне отношение.
А еще он защищал меня. Наверное, стоило рассказать Кате, как отвратительно из-за какого-то пустяка орала на меня известная актриса (та еще истеричка) и как я жутко ревела в кабинете от пережитого унижения, а Макс просто пришел и молча обнял меня. Вытер слезы, налил кофе, поцеловал и рассмешил. А потом через несколько дней я узнала, что с той актрисой не продлили контракт и ее персонажа убрали из сценария второго сезона.
Хотя нет, это все про работу получается, а Катя же, наверное, про нашу обычную жизнь хочет узнать. Тогда надо рассказать ей о том, как Макс попросил меня пожарить ему картошку, а потом долго ковырялся в тарелке с наполовину сырыми, наполовину сгоревшими ломтиками и недоуменно спросил: «Ты не умеешь готовить? Разве можно не уметь готовить?». В тот день мы впервые поругались, я ушла спать на диван в гостиную, а ночью он пришел, сгреб меня в охапку и унес в нашу кровать мириться.
Еще можно рассказать про то, как перед приходом клининговой службы я весь вечер драила дом, как ненормальная, чтобы они не посчитали меня неряхой, а Макс пришел с работы и офигел, а потом долго пытался убедить меня, что я занимаюсь ерундой.
Хотя нет, это все какое-то слишком личное получается. Этим я не готова делиться ни с кем.
– Да все у нас хорошо, – пожала плечами я и беспечно улыбнулась Кате. – Ходим на работу, живем, привыкаем друг к другу. Воспитываем крысу.
– Крысу?!
– Ага. Представь: мы в прошлую среду пришли с работы, а в дорогущем кожаном кресле огромная дыра. Обивка вокруг клочьями, а внутри сухарики утрамбованы. Это Элька сделала себе нычку, пока нас не было дома. Научилась открывать клетку, мелкая скотина! Макс так орал, так орал.
– Могу себе представить, – вздрогнула Катя.
– Слушай дальше! А перед сном, пока я мыла клетку и выпустила Эльку побегать, он случайно наступил на нее и отдавил ей лапку. И вот она так жалобно плакала, что Макс перепугался, тут же вызвал на дом какую-то ветеринарную службу, они приехали, нашей крысе рентген сделали и прописали покой и витамины. И вот Макс, представь себе, лично давал Эльке эти витамины и кормил ее с ложки детским фруктовым пюре. А она громко жаловалась и ходила с подогнутой лапкой. И вот Макс через пару дней подходит к ее клетке, а Эля резко поджимает лапку, причём не ту! Макс с серьезным лицом говорит ей: «Лапу не ту показываешь». И эта хитрая морда молниеносно меняет лапу и продолжает хромать. Мы так ржали, ты представить себе не можешь!
– Не могу, – честно призналась Катя. – Ты, прости меня, я очень за вас рада, но не могу представить, как вы живете вместе. Макс же ни с кем и никогда! Он даже ночевать к себе баб не водил! Лика, почему вдруг ты? Ты не беременна от него, случайно?
– Нет, – возмущенно возразила я. – Мы предохраняемся!
– А с сыном он тебя уже познакомил?
– Я сама с ним познакомилась, – неохотно ответила я, не желая вдаваться в подробности. Судя по тому, что Макс хмурился и замолкал во время моих расспросов об Илье, с сыном он так и не помирился. И я чувствовала себя от этого ужасно.
– А про жену свою Макс тебе рассказывал? – осторожно и с явным сочувствием спросила Катя. – Ну что любил ее и что она умерла.
– Да, я все про нее знаю. Но это же давно было, – принужденно улыбнулась я. – Разве это важно сейчас?
Сука, Катя со своим любопытством раз за разом попадала в мои болевые точки, и я уже пожалела, что мы начали этот разговор.
– А какие у вас планы? – не успокаивалась она. – Ну на дальнейшую жизнь?
– Никаких планов, – с фальшивой веселостью объявила я. – Просто жить и радоваться! Ладно, Кать, ты прости, мне бежать надо. Я к Максу обещала зайти – договор показать.
И, схватив со стола какие-то бумажки, я торопливо выскочила за дверь. И кстати, хоть и не по работе, но поговорить мне с Максом действительно было надо.
– Привет господину продюсеру! – Я бесцеремонно заглянула к нему в кабинет.
– Привет, – Макс отвлёкся от распечатанного сценария и улыбнулся. Тепло, интимно, по-особому. Как улыбался только мне. – Ты чего такая взбудораженная?
– Да там Катя мне гестапо устроила, – отмахнулась я. – Допрос с пристрастием. Слушай, а можно я на пятницу отпрошусь? Кому мне надо написать заявление или что там пишут?
– А зачем тебе? – не понял Макс. – К отцу хочешь съездить? Так давай я тебя в субботу сам отвезу.
– Нет, не к папе. Просто в пятницу у меня будет лекция по безопасности и тренировочные прыжки в зале, – объяснила я. – А в субботу уже сам прыжок с парашютом. Я еще в феврале записывалась к ним, а в понедельник вот все оплатила. Да я же говорила тебе! Ты не слушал меня что ли?
Судя по тяжелому молчанию и сдвинувшимся бровям, Макс меня и правда тогда не слушал.
– Прыжок? – нехорошо уточнил он. – С парашютом?
– Ну да.
– Забудь, – отрезал он и отвернулся. – Ты никуда не поедешь и прыгать не будешь.
– С чего бы это? – прищурилась я, чувствуя, как в груди начинает клокотать злость.
– Потому что я так сказал.
– Забавно, и с каких это пор ты указываешь мне, что я могу, а что не могу делать?
– С тех пор, как отвечаю за тебя.
– Знаешь что, – разозлилась я, – отвечать за меня имел право только мой папа, и то пока мне восемнадцать не исполнилось. А теперь я взрослый человек, и сама решаю, что и как мне делать. Не нравится? Окей! Мы с Элькой сегодня же уедем.
И, не дожидаясь от Макса ответа, я хлопнула дверью и помчалась обратно в кабинет. Кати там, слава всем богам, не было, и я, схватив куртку и рюкзак, выбежала в коридор. Там меня и поймал Макс.
– Куда собралась? – вежливо осведомился он, крепко держа за локоть.
– Пусти! Я погулять хочу!
– У тебя рабочий день вообще-то.
– И что? Может, мне плохо и надо воздухом подышать!
– Хорошая идея, – согласился он и повел меня к выходу. – Я с тобой.
Я гневно уставилась на Макса, безуспешно попытавшись выдернуть руку из его пальцев: