– И тут, и в машине, и дома, – покладисто согласился я и встал со стула, снова оказываясь рядом и прижимая Лику к себе. – Ты умница и все правильно понимаешь.
– Дома, – задумчиво протянула она, мгновенно становясь серьезной. – Знаешь, я пока скиталась этот месяц, думала о том, что почему-то все еще мысленно называю твою квартиру домом, хотя по факту это не так. По факту у меня вообще нет своего дома.
– Есть, – резко сказал я. – Мы жили вместе, и это был наш общий дом. Но ты из него почему-то сбежала, швырнув ключи в ящик. Бросив меня и даже не попытавшись поговорить со мной.
– Почему-то? – мгновенно завелась она и сбросила мои руки со своей талии. – Макс, ты серьезно не знаешь, почему я это сделала? Может быть, потому, что я пиздец как похожа на твою жену, а ты мне об этом, блядь, даже не намекнул ни разу?
– Лика, – вздохнул я. – Я был не прав. И готов много раз извиниться. Но знаешь, я до сих пор не могу представить, как и когда можно было тебе это сказать, чтобы ты в тот же момент не испарилась из моей жизни.
– Тухлое оправдание!
– Какое есть.
Лика дернула плечом, отвернулась от меня, а я отчетливо понял: просто не будет. Не с ней. Но я, наверное, ненормальный, раз меня это даже радует.
Я обнял ее со спины и мысленно усмехнулся, чувствуя, как она, сначала фыркнув, словно недовольная кошка, расслабляется в моих руках, прижимается ладной попкой и кладет свои холодные ладошки поверх моих. Любимая ершистая зараза.
– А Элька у тебя или ты ее отдал? – вдруг спросила Лика.
– Ну что за вопросы? – усмехнулся я. – Как я мог ее отдать? Это же наша крыса. Поехали уже домой – посмотришь на нее, а то она по тебе скучает и грызет мебель как последняя скотина.
Лика рассмеялась.
– Давай! – согласилась она. – Но ты же дождешься, пока я прыгну, да? И вместе тогда поедем.
– Прыгнешь? – с усилием переспросил я, надеясь, что не так понял или не расслышал.
– Ну да, – захлопала она глазками. – С парашютом. Я же за этим сюда приехала.
– А ты не слышала, когда я сказал, что твой прыжок отменяется?
– Это было до нашего разговора!
– А что после него изменилось?
– Макс, но мне надо прыгнуть!
– Зачем? – сквозь зубы спросил я, очень и очень стараясь быть спокойным. Или по крайней мере не свернуть эту тонкую цыплячью шейку.
– Я хотела… – она задумалась. – Ну… хотела этот прыжок как, ну знаешь, такой символ новой жизни.
– Нахуй новую жизнь, – отрезал я. – Продолжим старую, она у нас вроде неплохо вдвоем получалась.
– Но я хочу адреналина! Мощного! Я же говорила тебе, что люблю это и что мне надо!
Глаза заволокло алым.
– Адреналина тебе мало, моя радость? – ласково уточнил я. – Нет проблем, я тебе его обеспечу.
– То есть мне можно будет прыгнуть? – недоверчиво спросила она.
– Можно. Но сначала с парашютом прыгну я. И вот потом, если захочешь, это сделаешь ты. Но не раньше.
Лика
Я семенила за ним и растерянно бормотала:
– Макс, ну ты чего, ну хватит, что за глупости? Ты же не проходил комиссию, а там еще обучение.
– Серьезно считаешь, что мне не хватит денег оплатить личную тренировку, а если понадобится, то и личный вылет? – обернувшись, спросил он. Взгляд золотых глаз был жестким. Непривычно жестким. Что он пытается мне доказать?
– Считаю, что это ерунда все, и давай я просто сейчас прыгну…
– Просто помолчи, моя радость, – перебил меня Макс. – Вот правда. Просто помолчи.
Я обиделась и на самом деле не стала больше ничего говорить. Наблюдала за тем, как быстро инструктируют Макса и как расхваливают его физическую форму. Смотрела, как он не глядя подписывает бумажки и как отказывается от медкомиссии, чтобы не терять время. И в итоге он даже успевал на самолет, с которого будут прыгать все. Смотреть на это было обидно, потому что все сейчас прыгнут – даже, блин, Макс! – а я нет. Но ничего, пойду следующим заходом. Макс обещал оплатить еще один вылет, если понадобится.
Странное и довольно неприятное ощущение, словно меня грызло что-то изнутри, я впервые поймала, когда увидела Макса в дурацком, совершенно не идущем ему летном шлеме и парашютной системе. Он был спокоен и даже весел, а меня вдруг стал колотить озноб. Может, от ветра, который поднялся совершенно неожиданно для такого теплого дня?
– Сильные порывы, – озабоченно проговорил инструктор, потирая пальцем подбородок. – Будем, значит, прыгать с девятисот метров. Там воздушный поток слабее.
Девятьсот? А планировали шестьсот. Меня стало чуть подташнивать. Озноб не проходил, я обхватила себя противно дрожащими руками и внезапно поняла, что я чувствую. Страх. Очень сильный страх. Вот только не за себя.
– Макс! – я подбежала и уцепилась за него. – Слушай, да фиг с ним! Не надо. Не прыгай. Ты же сам не хочешь.
– Я обещал обеспечить тебе адреналин, – растянул он губы в улыбке. – А я свои обещания выполняю.
Поцеловал меня и пошел к самолету.
Если меня потом спросят, какие самые жуткие моменты были в моей жизни, я назову вот эти бесконечные минуты, когда взлетал самолет, когда набирал высоту. Когда цветным горохом оттуда сыпались парашютисты – Макс прыгал последним. Его вначале так сильно закрутило, что я едва не сдохла от ужаса, понимая: это перекрутились стропы. Пиздец. Но вроде выправилось.
Потом на него чуть не налетел какой-то идиот, и я начала тихо, но безостановочно материться, поминутно вытирая влажные руки об штаны. Они как-то разминулись, и я выдохнула, но потом Макса стало относить в сторону бетонной взлетки, а нам очень не рекомендовали на нее садиться: можно нахрен себе все ноги переломать. Инструктор что-то вещал в громкоговоритель, объясняя, куда рулить, и Макс каким-то чудом умудрился приземлиться не на взлётку, а рядом – в траву. Буквально в нескольких метрах от нее.
Я бежала к Максу, задыхаясь, с колотящимся сердцем. Так быстро, как могла, но оказалась рядом, уже когда он встал и начал складывать парашют. Я налетела на него и вцепилась с такой силой, что едва не разодрала ногтями одежду.
– Ноги? Целы? Ты как? Болит? А там полоса! И этот дебил. А ты!
Я вдруг выдохлась и без сил опустилась на траву. Обхватила себя руками и посмотрела на Макса снизу вверх.
Он снял шлем, красиво встряхнул темными волосами – как летчик из какого-нибудь фильма, а потом ехидно мне ухмыльнулся:
– Хватило адреналина? Следующий прыжок твой?
Я молчала. Если Макс вот так за меня боялся, как я за него… Но почему нельзя было об этом просто сказать словами?
– За что ты так? – тихо спросила я. – У меня до сих пор трясутся руки. Я очень за тебя боялась. Ужасно.
– За что? – Макс прищурился. – Может, за этот месяц, когда я не спал и искал тебя, отгоняя от себя жуткие кошмары. За то, что не соизволила даже строчку черкнуть типа не волнуйся, все в порядке, я жива-здорова. Но ты же об этом не думала, верно? Ты-то знала, что со мной все хорошо, и тебя беспокоило только то, как бы получше от меня скрыться. А я боялся, Лика. Все это время боялся за тебя. Теперь ты хотя бы знаешь, как это.
– Прости. Прости!
Меня еще сильнее заколотило, и зубы застучали так, что я больше уже ничего не смогла сказать. Макс сгреб меня в охапку, бросив на землю недособранный парашют, и обнял.
– Я люблю тебя, – сказал мне он на ухо. – И переживаю за тебя. Это две стороны одной медали. Когда сильно любишь, сильно переживаешь. Без этого никак. Просто хотел показать, как это выглядит с моей стороны.
– Убедительно показал, – пробормотала я, понемногу успокаиваясь. – Все-таки ты, блядь, склонен к театральным эффектам.
Макс усмехнулся и поцеловал меня в кончик носа.
– Теперь домой? Или все же прыгнешь?
– Домой, – подтвердила я. Если я и прыгну с парашютом, то уж точно не сегодня. Мне и так отсыпали адреналина больше, чем я могла унести. Да и Макс явно перевыполнил в этом месяце план переживаний за меня.
В машине так привычно пахло кожаной обивкой и парфюмом Макса, что я вдыхала, вдыхала этот запах и все не могла им надышаться. Макс вел машину, периодически поглаживая меня по руке или бедру, словно никак не мог поверить, что я с ним. Здесь.
– Макс.
– Ммм?
– Я должна кое-что сказать.
– Ну?
– Послезавтра улетает мой самолет в Анталию, у меня там контракт.
– Расторгнешь.
– А неустойка?
– Я заплачу.
Вот так. Все просто. И как будто не было этого побега длиной в месяц. Но он был, и последствия этого мне еще предстоит разгребать какое-то время.
– А что с работой? Катя меня, наверное, ненавидит, как и все на студии?
– Катя ненавидит меня, – поправил меня Макс со смешком, а потом честно добавил: – Ну и тебя немножко. Потому что она в шоке, как можно было одной тянуть весь тот объем работы, который раньше делился на двоих. Она думала, ты нашла себе помощницу, а не выбиваешься из сил, совершая стахановские подвиги.
– Мне показалось, что она шутит про помощницу, – пробурчала я, смущенно пряча взгляд. – Ну я ведь ассистентка, куда мне еще было нанимать кого-то себе в подчинение? Типа как младший помощник старшего уборщика?
– Лика, ну что за глупости. Ты выполняла обязанности Кати. А Катя – кастинг-директор. Получается, ты тащила на себе работу минимум двоих человек. А учитывая, что Катя сама склонна к переработке и трудоголизму, то, может, и трех.
– А я думала, что я слабачка и что я не справляюсь, – хрипло проговорила я. – Ни с работой, ни с тем, чтобы дома все сделать…
– Прости, – Макс бросил на меня виноватый взгляд. – Ты не должна была. Хочешь, повара наймем? Или помощницу по хозяйству? Я не понимаю, как мог не заметить, что ты работаешь на износ и почти живешь в студии.
– Потому что сам там жил, – вздохнула я. – И не почти, а полностью. У тебя был всего один выходной день за месяц, и то мы поехали в гости к Илье, а потом тебя вызвали на работу. Нет, я понимаю, что это твое любимое дело, и что ты жить без этой суеты не можешь, и что без тебя там никак не обойтись, но…