— Вам дадут подписать несколько бумаг, в том числе медицинский страховой полис и копию об отсутствии претензий к Астрошколе, и сбросят на мезонаторе примерно за сто десять световых лет от Земли около звезды Хиллиан, чуть ярче Солнца, южнее созвездия Стрельца.
Его голос звучит ровно, никаких эмоций, никаких превосходных степенен, как у хирурга, который объясняет пациенту, что именно ему завтра вырежут на операционном столе.
Капкан… Сто десять световых лет! Через месяц. Чувствую, как откуда-то снизу живота начинает подниматься и захлестывать меня холодная тоскливая волна.
С тех пор как я поступил в Днепропетровскую Астрошколу, наверное, не было и дня, чтобы я не думал о предстоящем зачете. На первом курсе мне исполнилось семнадцать лет. В моем воображении зачет представлялся одновременно дверью в таинственную комнату Синей Бороды и клятвой на верность ордену звездопроходцев. Поэтому меня поразил однажды услышанный диалог…
Душ смывал с кожи пыль и пот после двадцатикилометрового кросса.
— После распределения — в Дальнюю Косморазведку, — услышал я голос Юры сквозь шум падающих струй.
— Элита? — уточняет Гриша Чумаков. — Шевроны на плече, мужественный прищур, 8g на разгоне? — Голос его звучит достаточно бодро для человека, почти два часа бежавшего под палящим солнцем. У меня, например, не было сил стоять, и в своей кабинке я сидел под струями душа, прислонившись к стеклопластовой стенке. В груди саднило, и при каждом глубоком вдохе казалось, что десятки иголочек впиваются пониже ямки между ключицами.
— Не понимаю твоей иронии, — отвечает Юра.
— Рыцари тела. Извини, дотянуть до пенсии у тебя будет шансов семьдесят-восемьдесят из ста.
— А ты кто? Рыцарь духа?
Пауза затягивается. Я наконец поднялся с кафельного пола, не без некоторого удивления обнаружив, что ноги мои не отпали, а все еще прицеплены пониже спины и даже шевелятся слегка.
— Слышал о Внеземном Отделе Глобального Информатория? — спрашивает Гриша.
— Серьезная организация. Туда не так просто попасть. Отработаю три года и подам рапорт о переводе туда.
— У тебя там, кажется, дед? — спрашивает Юра.
— Ну и что? Через три года у меня будет отличный послужной список и блестящие перспективы в отделе, где мало кто летал дальше спутников Юпитера.
— А ты, Алексей, где хочешь работать?
Кабинка Алексея от меня дальше всех, и его голоса почти не слышно. По крайней мере, слов никак не разобрать.
— А ты, Валик?
— Знаешь, — летит из-за матовой перегородки голос Валентина вместе с брызгами и хлопьями мыльной пены, — в детстве я был хулиганистым мальчиком, не уступал место старшим, дергал девочек за волосы, ну и сам понимаешь… Так что в архиве или в твоем Отделе Информации я все равно не прижился бы.
— Ген авантюризма? — фыркает Гриша.
— Возможно.
Алексей что-то говорит, но сквозь шум воды снова ничего не понять.
Гриша вдруг возмущается:
— Ребята, мне кажется, у вас превратное мнение об Отделе Информации.
— Перекладывание бумаг, — басит Валентин.
— Отнюдь. На основании подборки материалов из Информационного Отдела принимаются важные решения, в том числе и решения Высшего Координационного Совета.
— Можешь привести пример? — интересуется Валентин.
— Пожалуйста. — Гриша надолго замолкает, наверное, регулирует напор и температуру воды.
— Ну? — не выдерживает Валентин.
— Пожалуйста. В 2159 году, в конце первой волны Звездной Дисперсии, начался обвальный рост статистики аварий и катастроф, на первый взгляд никак не связанных между собой, но которые при определенной доле воображения можно истолковать так: Вселенная сопротивляется продвижению человека к звездам. Тогда и был введен во всех Астрошколах курс по выживаемости. Несмотря на это, джентльмены, статистика внеземных смертей продолжает расти до настоящего времени. Есть предположение, что лет тридцать назад на рубежах Звездной Дисперсии произошло событие, которое осталось вне поля зрения Косморазведки и которое активизировало процесс сопротивления внедрению человека в Галактику. Часть сил Косморазведки до сих пор направлена на поиск следов этого гипотетического события, хотя с каждым годом сторонников этой теории остается все меньше и меньше.
— Погоди, — перебил я, — не совсем понял. Какое-то событие, влияние которого распространяется на десятки световых лет вокруг?
— Чушь собачья, — басит Валентин.
— Отнюдь. Этим занимаются серьезные люди. Очень серьезные. Как говорит мой дед, это событие должно было нарушить высшие этические законы взаимосвязи явлений во Вселенной. В одно время по косвенным признакам пытались вычислить расстояние этого события от Земли, сто — сто пятьдесят световых лет, и туда направить все силы поиска, но…
— Что? — не выдерживает Валентин.
— Ничего. Не получилось.
— Это почему?
— Простодушный ты, Валик, — вставляет Юра Вергунов.
Гриша держит паузу, но, даже не видя его, можно без труда представить, как его распирает чувство собственной значимости.
— Не простодушный, а дотошный, — поправляет Валентин.
— Валик, — наконец говорит Гриша, — ты можешь себе представить сферу поиска толщиной около пятидесяти световых лет? Ну, хотя бы приблизительно?
— Ясно, — басит Валентин.
— Погоди, — не могу успокоиться я, — и что за событие это может быть? Достижение Косморазведкой границ Рая или Ада? Гибель неизвестной цивилизации на рубежах Звездной Дисперсии?
— Тут, не иначе, потревожены высшие силы Черной Магии, — смеется Валентин.
— Неизвестно. Но смеяться не надо.
Некоторое время мы моемся молча. Я чувствую, как ко мне постепенно возвращаются силы, появляется упругость в мышцах ног.
— А ты, Алексей, что думаешь об этом? — интересуется Гриша.
Вода громко шумит, Валентин фыркает за перегородкой, как морж, короче, я снова ничего не слышу. Алексей что-то односложно отвечает, наверное, «не знаю».
— Не знаю, — передразнивает Гриша. — Чучело ты, Леша. Джентльмены, может, дадим друг другу прозвища? А, как вы? Водный обряд крещения?
Юра выключил душ, как всегда, первый, и теперь голос Алексея звучит более ясно.
— Если на то пошло, зовите меня Длинным, — после небольшого раздумья отвечает Алексей.
— Хорошо, — соглашается Гриша. — А Валика мы будем называть Конан-варвар.
— Как-как?
— Конан-варвар, — повторил Гриша. — Для этого у тебя есть полный набор качеств.
Валентин хохотнул:
— Я не такой варвар, как кажусь.
— Ну, Конан-киммериец.
— Не слишком ли много чести?
— Тебе не угодишь, — не отстает Гриша. — Вообще-то ты у нас философ, Валик. Давай тебя так и наречем. Будешь у нас Философ Хома Брут.
Валентин смеется:
— Ладно, можете звать, как хотите.
— А Юра у нас будет Заяц или Блоха. — Гриша тоже закрутил воду.
— Почему Блоха?
— Потому что ты маленький и прыгаешь дальше всех и выше.
— Сам ты блоха. Пусть тогда уж я буду Зайцем. Заяц тоже прыгает отлично. Кроме того, меня так называла мама в детстве.
— Идет.
— Вася, а тебя как называть?
— К-хм, называйте меня Васич: первые три буквы имени и две последние — фамилии.
— Отлично. А меня…
— А тебя мы будем называть Швейцарец, — басит сквозь шум падающих струй Валентин.
— Швейцарец?
— Да. Уж больно ты нейтральный — и вашим и нашим. Да и физия у тебя похожа: волосы светлые и глаза голубые… Ну, словом, Аполлон Полведерский.
…Сейчас у костра Швейцарец меньше всего напоминает Аполлона. День назад он неудачно упал на колено, поскользнувшись на леднике, и последние километры дались ему тяжелей, чем остальным.
— Южнее созвездия Стрельца, — повторяет Поль, — вас выбросят в пространство со спейсфага на мезонаторе. После этого спейсфаг уйдет.
— Авария мезонатора? — быстро спрашивает Валентин.
— Нет.
Алексей отлепил свою спину от моей.
Спокойнее, спокойнее. Что это Валентину взбрело в голову? Какая авария мезонатора? Мало ста десяти световых лет?
Поль протягивает ладони над костром, прищурившись, смотрит на пламя.
— Запаса пищи и воды в мезонаторе в обрез — на неделю. Правда, в нескольких миллионах километров от вас будет кислородная планета, бывшие частные владения, но вы особо на нее не рассчитывайте. В системе этой звезды дрейфует в беспилотном режиме звездоскаф. Он полностью заправлен, с исправными системами ориентации и движения. Вы его должны найти и на нем вернуться на Базу. Все.
— А почему не рассчитывать па планету?
Некоторое время Поль колеблется, а может, просто думает, прикуривать ему новую сигарету или нет.
— Потому что, курсант Гопак, за неделю в этом секторе вполне реально найти звездоскаф. В любом случае вы должны уложиться в семь дней. Это — максимальный срок. На восьмой день вы закостенеете в своих ошибках.
Я не могу сдержаться:
— У нас много шансов погибнуть?
— Чем меньше времени вы потратите — тем лучше.
Исчерпывающий ответ. Звучит он совершенно в том же духе, что и знаменитая фраза Джона Сильвера: «А через час те из вас, кто останутся в живых, позавидуют мертвым». Нормально.
Снова наступает тишина, только потрескивает костер и шумит ветер в кронах елей. Я чувствую, как глаза мои начинают слипаться: дело идет уже к полуночи, устный отчет о переходе сдан, выслушаны замечания, инструкции; вроде бы самое время спрятаться в палатке и забыться.
— Вы сегодня какой-то особенный, — говорит Алексей.
— Особенный? — Поль тянется за сигаретой, вытряхивает последнюю из пачки, прикуривает от уголька, бросает пачку в огонь. — Особенный?
— Да.
— Может быть. — Поль затягивается, от чего его худые щеки становятся еще более впалыми, а кончик вислого носа подсвечивается красным.
Я ловлю себя на мысли «а курил ли настоящий Дон Кихот?» Пожалуй, нет. Тогда еще табак не завезли в Европу.
— Может быть. Сегодня ровно год, как погиб мой друг. Мы вместе с ним заканчивали Астрошколу в шестьдесят четвертом.