— Жалко, — хмыкнул старший, в котором я с некоторым удивлением узнала вербовавшего меня колдуна Хабу. — Ну, будет ей урок для посмертия: нечего лезть в спасители — сам же потом огребёшь. Я тоже когда-то в гильдию как раз из-за такой придури попал… а, не важно.
Я тут же ломанулась к неожиданной парочке потенциальных помощников. Люди меня не видели, а вот сущи, служившие гильдейскому колдуну, шарахнулись в стороны, пряча зубы. Эт они правильно! Я сама сейчас кого угодно покусать могу.
— Ей надо помочь, — начинаю зудеть. — Вы должны помочь ей!
Хлоп крылом.
— Мы должны помочь ей, — заторможенно повторил младший, но бывшего студента Академии Чернокнижия так легко не проймёшь.
— Ты это серьёзно? — вопросил Хаба скептически. — И думать забудь. Девица обречена, а сунемся мы с тобой — сгорим вместе с ней. Ты что, не видишь, что творится кругом? Если в этом виноваты светлые, то я — куртизанка. Похож?
— Да как-то не очень…
— Вот и я о том же. Все мы тут прекрасно понимаем, отчего город загорелся.
— Правда что ли? — вопрошает младший неуверенно. — Я — нет.
— Ну, ты, может, и нет, но вот он, — кивок на зачинщика, — Знает точно, да и те из присутствующих, у кого есть мозги, тоже. Но тут ничего удивительного, и так такие вещи делаются, такие правила игры: стаду нужна жертва. Не эта девчонка, выбрали бы кого-то другого на роль источника всех несчастий, кого можно демонстративно покарать и сделать вид, что все хорошо. Не первый раз и не последний… Идём, тут нам делать нечего. Я не хочу на это смотреть.
Я в шоке таращилась вслед меченым и с болезненной ясностью понимала: они правы. Можно сорвать голос, можно хоть вечность раздавать тумаки крыльями, можно шептать и кричать, но бывают случаи и системы, где верх смелости, милосердия и доброты, который может позволить себе человек — просто уйти и не смотреть.
И, что самое страшное, раньше меня не волновало, что я живу именно в таком мире. Казалось, что все в порядке, что так и нужно, что это правильно: отпиливать крылья, отводить глаза, позволять другим думать за себя, прогибаться под мир вокруг… это пугает.
Оборачиваюсь и вижу, как Мер с Даном тушат начавший уже разгораться костер. Вокруг них воют хищные ветры, но там, в реальности этих людей, лишь небольшой сквозняк то и дело тушит огонёк. Таковы они, истинные знамения, маленькие послания существ вроде нас — ангелов или демонов, не суть права Лис — тут все зависит от того, во что человек верит. Забытые ключи, внезапные озарения, потухшие огоньки, сны и тени в зеркалах. Жаль, что люди никогда не слушают.
Впрочем, мне ли не понимать? Я ведь тоже человек. Была им.
А теперь стою посреди толпы, придавленная отчаяньем, растопырив померкшие крылья, глотаю слёзы и думаю о том, что ненависть, злость, месть — это круги на воде, которые расходятся в разные стороны от первого же брошенного камня. Один выбор тянет за собой остальные: на месть отвечают местью, ненависть взращивает себе подобное, горе множится — и вот мы здесь. Буду ли я пытаться остановить сходящую с ума и искривляющую пространство магию Дана, когда все кончится? Смирюсь ли с тем, что последними словами, что висели между мной и Лис, были те самые, непонимающе-предательские?
А ведь все началось с одного преступления и одной мести. Колдун, пожелавший убрать конкурента, и демон, не пожелавший смириться с потерей единственного близкого существа… Понятные мотивы и стремления. Но каковы итоги? Вот он, замкнувшийся круг…
Стоп.
Круг замкнулся. С чего это мы взяли, что выбирать тут должны люди?
— Легион! — рявкнула, приземлившись снова на крышу. — Помоги нам.
— Я? С какой бы это, интересно, радости? Неужели за прошедшие несколько минут я переквалифицировался в спасители этого мирка, который хочу уничтожить? Нет, я, разумеется, блистателен, внезапен и непредсказуем, но не до такой степени!
— Скажите ему, — я была зла и посмотрела на профеммора Бала… на Неназываемого Пророка так, как никогда не позволяла себе прежде. — Вы ведь его друг!
— Он не услышит, Дени, — грустно сказал мой учитель. — Я даже не могу назвать его истинное имя…
— Да плевать! — меня трясло. — Но как-то же вы говорить с ним можете, правда? Не зря он притащил на эту крышу именно вас! Помнится, вы ныли нам с нотами пафоса, что так и не успели в чём-то там убедить своего друга. Так извольте, в конечном итоге, успеть!!!
Профессор на миг прикрыл глаза.
— Неприятно это признавать, но ты права. В конечном итоге, вся эта история началась из-за меня. Стоило предупредить его о своей смерти, но мне тогда казалось, что промолчать будет лучше — и вот результат.
Я чуть за голову не схватилась.
— Вы знали, что вас убьют, и ни полслова не сказали своему лучшему другу?
— А ты стала бы о таком говорить? Тогда, видишь ли, я всерьёз верил, что все предопределено, что у меня великая миссия — умереть, что судьба неизменна, что, коль уж мой дар явил такие видения, именно этого от меня хочет Мастер. Ошибался, конечно — но кому же не свойственны ошибки? Но порой, как вот сейчас, я не уверен, кого из нас наказывает Творец: Легиона — за жестокость или меня — за гордыню и глупость.
Н-да. Вот ведь интересно, что в наших легендах все так гладенько да ровненько выходит: этот хороший, этот плохой, засим все. А если чуть глубже копнуть, то вдруг выяснится, что нет там однозначностей — только выбор.
Ну, и его последствия.
— Легион! — позвал профессор Бал.
— О, я узнаю этот тон, — закатил глаза демон. — Решил напоследок наставить меня на путь истинный?
— Нет, — сказал Пророк. — Всего лишь хотел сказать, что тебе есть чем гордиться. Твой сын и ученик — оба выросли замечательными крылатыми. Первые, рожденные за много тысяч лет, в мирах, казалось бы, непригодных для такого… Истинное чудо. Грустно, что скоро один из них познает бессилие, а второй — всю ту боль, что когда-то испытал ты. Неудивительно, впрочем: вы поразительно похожи, я словно смотрю на тебя, только более юного. С другой стороны, неудивительно, если вспомнить, что вырастил его именно ты. Знаешь, это было интересно: наблюдать, как ты берёшь мальчишку под свою опеку, ненавязчиво заботишься о нём…
— Это было притворство, — сказал Легион холодно.
— О, — усмехнулся Бал. — Может, именно потому он вырос не законченным безумцем, как предполагалось, а достойным, пусть и весьма высокомерным, юношей? Ты не стал подавлять его ментально, оградил, насколько смог, от влияния отца-человека, привил тягу к нормальным взаимоотношениям. Да что уж там, даже крылья не отрезал, хотя это первый способ лишить кого-то свободы выбора и ясности понимания. Но нет, ты просто запечатал в человеческом теле до поры до времени. Скажи, тебе его теперь не жаль? Знаешь ведь, что ему доведётся испытать в ближайшее время.
— Не жаль, — отрезал демон холодно. — Жалость — недостойное чувство. Мальчишка повзрослеет и поумнеет, как и я в своё время, а мой друг вернётся. Оно стоит того.
— Твой друг мертв, Легион.
Это было молниеносное движение. Раз — демон сидит, расслабленный и вальяжный, два — и ладонь с алыми когтями намертво сомкнулась на горле Пророка.
— Ты все же договорился, — улыбка у Легиона светская, голос вежливый, но меня продирает ужасом до самых печёнок.
— Твой друг мёртв, Легион. И… — было видно, что Пророк сомневается, но потом все же говорит на выдохе. — Ты не виноват — в чём бы ты себя ни обвинял.
Рука демона дрогнула, разжимаясь.
— А ты умный, — хмыкнул он. — Умнее тех, предыдущих. Но ошибаешься: в том, что произошло с моим лучшим другом, виноват я один. Я должен его вернуть.
— Он этого не одобрил бы, — сказал профессор Бал. — Он не захотел бы вернуться такой ценой.
— О, это ты мягко выразился, — улыбка Легиона вдруг потеплела. — Он будет в ярости, возмущении, может быть, будет ненавидеть меня. Но, открою тебе секрет, ключевое слово — будет.
— Нельзя предпочитать мёртвых живым — это не кончается ничем хорошим, вообще никогда, — спокойно сказал Бал. — А уж уродовать ради этого собственного ребёнка — и вовсе плохая идея.
— Но весьма распространенная, верно? Обычное дело, — холодно улыбнулся Легион. — Не хочешь же ты сказать, что родительская любовь — чувство неэгоистичное? Нет, эти сказочки не для меня. На словах все, конечно, любят своих чадушек, но на деле видят в них самих себя, то бишь квинтесенцию собственных страхов, желаний, комплексов и нереализованных амбиций. И разочаровываются, конечно, сталкиваясь с тем, что ребёночек не желает идти по их стопам или соответсвовать придуманному идеальному образу. Как думаешь, бросили бы меня в Бездну, унаследуй я дар творца, а не материнские крылья? Такие вещи идут по кругу, передаются от родителя к ребёнку. Ничего нового, от мира к миру. Скука.
— И ты позволишь этому победить? Посмотри на него… неужели тебе действительно хочется замкнуть этот порочный круг, позволить истории повториться? Отпусти своего друга, Легион. Он мёртв. А твой сын жив, он там и в отчаянье.
— Я все равно ничего тут не смогу сделать, — сказал демон. — Можешь истратить на меня хоть все своё красноречие — контракт с творцом нерасторжим, и все произойдёт, как было предопределено сотни лет назад.
— Не ты ли говоришь, что не бывает нерасторжимых контрактов — только большие неустойки?
— Откуда ты?.. Хотя, не важно. Я не смогу повлиять на этих людей и их выбор, даже если пожелаю.
— Ой ли? Мне кажется, есть один способ, дарованный тебе с правом рождения, о Светоносный.
— Я поклялся никогда этого не делать, — сказал Легион сквозь зубы.
— Скажи мне: стоят ли глупая гордыня и детская обида того, что сейчас случится?
Легион молчал, глядя, как медленно, но неумолимо разгорается вокруг Лис жадное, голодное пламя.
— Не позволяй истории повториться, — тихо попросил Пророк. — Не позволь порочному кругу замкнуться. Твой друг хотел бы именно этого, и будь уверен: так или иначе он наблюдает сейчас за тобой. Он с тобой, прямо здесь и сейчас.