– А почему именно Новой Зеландии? – удивился Бамут.
– Так надо! – категорично заявил я. – Не спорьте. Новая Зеландия звучит весомей, чем Англия. Так будет более правдоподобно.
– А, ну тебе виднее, – пожали плечами Глобус и Бамут.
У Петровича даже нашелся счет в банке Гонконга на имя какого-то его дальнего родственника, который уже много лет живет в Израиле.
– Так ты что, еврей? – удивился Бамут. – А как же фамилия Чехов?
– Эту фамилию я взял после восемнадцати лет, это матушкина девичья фамилия, по отцу у меня фамилия Котов.
– Котов? Тоже ни фига не еврейская фамилия, – хмыкнул Семен.
– До революции батина родня носила фамилию Котовичи.
– А, ну тогда понятно, в кого ты такой ушлый! – растянулся в ехидной улыбке Семен. – А чего в Израиль к своим не укатил?
– Во-первых, потому что не хотел, а во-вторых, во мне еврейской крови, дай бог, процентов десять. Короче, не в этом суть, – отмахнулся от Семена Глобус и обратился ко мне: – Ты, Псих, когда будешь Косте план наш обрисовывать, сразу напиши, что если на мой счет деньги от англичан упадут, то я готов семьдесят пять процентов вернуть в российскую казну, себе оставлю лишь двадцать пять процентов, как будто нашел клад. Договорились?
– А двадцать пять процентов от двух миллионов долларов – это сколько? – задумчиво спросил Бамут.
– Пятьсот тысяч, – так же задумчиво ответил я.
– Ох ни фига себе! – взвизгнул Семен. – Ничего себе вы, евреи, ушлые!
– Я не еврей! – скривился Глобус.
– Ага, не еврей, а сам только что пол-ляма зелени срубил за просто так!
– Я еще ничего не срубил, – огрызнулся Петрович.
– Ну срубишь же.
– И что?
– Хорошо бы поделиться. Давай по-честному на троих. Псих, это по сколько получается?
– По сто шестьдесят шесть тысяч, – машинально ответил я.
– Ни хрена себе! – подбоченился Глобус. – А банковские расходы ты не учел? А обналичка? Давай вам по сто тысяч, остальное мне!
– Нет, давай нам по сто пятьдесят! – азартно начал торговаться Бамут.
– Правду говорят, что, когда хохол родился, еврей заплакал от горя, – буркнул Глобус.
– Ты кого тут хохлом назвал?! – агрессивно насупился Семен.
– Ну не себя уж точно! Хочешь, анекдот расскажу?
– Давай.
– Идут по пустыне хохол и еврей – голодные, уставшие. На бархане стоят два мешка, открыли: в одном – золото, в другом – сало. Поделили согласно предпочтениям: еврею – золото, хохлу – сало. Идут, хохол сало жует, еврей от голода мучается. Еврей, значит, и предлагает: «Давай сало куплю, за мешок сала даю пять золотых!» Хохол: «Не-а, не пойдет, кусочек сала в обмен на мешок денег!» Короче, никак обмен не получается… Еврей думал, думал, предлагает: «Хохол, а давай в рынок поиграем!» – «А это как?» – «А ты на соседнем бархане сядешь, будешь сало рекламировать. Будешь хорошо орать – дорого куплю!» – «Лады!»
Сидит хохол на бархане, орет на всю пустыню: «Кому сальце-смальце, налетай-покупай!» Еврей, проходя мимо, вопрошает: «А у вас сальце-то почем?» – «Кусочек сала – мешок золота!» – «Слушай, мы ж договорились в рынок поиграть?» – «Дык а я о чем? Сходи посмотри – может, где дешевше найдешь?»
Я не сдержался и прыснул в кулак.
– Так, я не понял? – обернулся на меня Семен. – Братан, а ты вообще за кого?
– Я за справедливость и трезвый расчет, – давясь от смеха, произнес я. – Заканчивайте свой дележ шкуры не убитого медведя.
В этот момент к нам подошел Кок, который держал в руках две банки сгущенки без этикеток.
– Вот, мужики, это вам, – поставил Кок банки на стол, – как и договаривались: две банки сгущенки, причем не обычной, а вареной. Спасибо за амулет, спасло колечко.
– О-о-о! – блаженно закатывая глаза, протянул Семен, сграбастывая обе банки себе. – Респект, братан! Душевный подгон.
– А?.. – кивнул Кок в мою сторону, как бы намекая, что одна банка причитается мне.
– А он не хочет сладкого, – злорадно усмехаясь, произнес Семен. – Да, Псих? Ты же помнишь договор, что если Кок вкусного притащит, то твоя пайка мне.
– Помню, – скривился я и тут же, чтобы не теребить душу и желудок, обратился к Коку: – Братан, а чего ты начал стрелять не в ту сторону, куда я тебе приказал?
– Я?! – удивленно округлил глаза Кок. – Как это не туда? Стоп! Так не ты же мне команду отдавал! Голос был не твой!
– Чего?! – охренел я от такого заявления.
– В натуре, Кок, ты что сейчас такое говоришь? – поддержал меня Петрович. – Я был рядом с Психом, когда он в рацию приказал тебе стрелять на два часа, а ты вместо этого повернулся в другую сторону и давай полоскать из автомата на шесть часов.
– Нет, не так всё было, – нахмурившись, произнес Кок. – Я в рации четко услышал: «На шесть контакт!» Повернулся в ту сторону и открыл огонь. Голос, правда, был незнакомый, грубый такой, как будто слегка простуженный. Хорош прикалываться! – как-то растерянно выкрикнул Кок. – Кто вел со мной переговоры по рации?
Мы с Семеном переглянулись, вновь повисла неловкая пауза, потом мы одновременно кивнули друг другу, как бы соглашаясь с невысказанной вслух гипотезой о том, чей голос услышал Кок.
– Духи! – шепотом ответил Бамут, протягивая Коку банки со сгущенкой. – Забери обратно! Духи тебя выбрали, поэтому и помогли. Ты теперь избранный, следи за своими снами, они могут быть вещими.
– Сема, ты чего? Я ж от чистого сердца, – отказался Кок брать банки со сгущенкой.
– Забери, говорю, – настаивал Бамут.
– Кок, ты знаешь что? – влез я. – Одну банку вскрой, мы себе по бутеру намажем, с кофеем сейчас стопчем, а из остатков сделай что-то типа сникерса – ну, чтобы орехи там были, шоколад. Сможешь?
– Легко, – пожал плечами Степанов. – А зачем?
– Так надо, – кивнул я, – духов будем задабривать. Только ты об этом сильно не разглагольствуй. Хорошо?
– Ладно, договорились.
Кок ушел, а мы заварили кофе, съели по бутерброду из галет и вареной сгущенки и продолжили планировать предстоящую операцию. К услышанному от Степанова отнеслись с буддийским спокойствием и каждый по-своему. Мы с Глобусом решили, что Кок просто напутал и в горячке боя не узнал мой голос, ну а Семен, конечно же, решил, что с Коком разговаривали духи, а точнее ангелы-хранители. Воршавин попытался развить эту тему, но мы с Глобусом не поддержали, потому что были дела поважнее, чем всякая мистика и прочая метафизика.
Бамуту скоро надоело наше общество, и он пошел строить личный состав, чтобы взбодрить его и не дать скучать. Даже в закрытом пространстве подземного бункера можно проводить регулярные тренировки и учения.
Существует множество навыков и умений, которыми солдат должен овладеть, в зависимости от занимаемой им должности, но один навык самый важный. Умение ориентироваться и считать дистанцию, уметь корректировать артиллерию и управлять квадриком, как и многое другое отойдет на задний план при огневом контакте, когда понадобится огневая подготовка. Да, безусловно, пострелять на полигоне важно, но у меня, как и у многих других, сейчас такой возможности нет, поэтому можно «холостить» при каждом удобном случае. Опытные вояки знают, что намного полезнее «холостить» каждый день по пятнадцать-двадцать минут, чем заниматься стрельбой полтора-два часа на полигоне один раз в неделю. Удержание и дыхание на спуске можно довести до автоматизма без стрельбы, а потом уже наложить натренированную моторику на выстрел.
Второй навык по важности – это медицина. Каждый день перед сном, перед тем как снять экипировку, десять-пятнадцать минут посвятить тому, чтобы с закрытыми глазами провести все манипуляции по оказанию помощи себе и товарищу. Тактильное чувство очень быстро превратит умение в навык. Самое главное – упорно заставлять себя делать это. Победа и выживаемость в бою зависят друг от друга напрямую, одно без другого немыслимо. Для меня это служило хорошим стимулом, чтобы не лениться.
Ну а чем пренебрегать никогда не стоит, так это рытьем. Копать – это такое же обычное действие для солдата, как и стрелять. Очень часто оказывается, что лопата важнее автомата, ведь если она окажется тупой в нужный момент, то выяснится, что все корни зеленки против тебя. Если у тебя нет укрытия, если ты не закопался, автомат не поможет. А если закопался, то и автомат может не понадобиться.
Кто-то может сказать, что всё это прописные истины, что ничего нового я не открыл. В солдатском деле нет ничего нового, умение превращается в навык только при многократном повторении действия. Вся сложность заключается лишь в необходимости одержать первую победу над своими равнодушием, ленью и надеждой на авось.
Глава 9
Я лежал на грубо сбитых деревянных нарах. Какой-то рукожоп даже не постарался согнать две палеты на одном уровне, наехав крышкой одной на другую, поэтому у меня под спиной, как раз в районе поясницы, больно впивалась в позвоночник деревянная «ступенька». Даже подстеленный под спальный мешок коврик-пенка не мог нивелировать эту неровность. Хотя вроде и нестрашно, частенько условия сна были намного хуже: стылая сырость залитого водой окопа, шершавый подвальный бетон, который буквально высасывает жизнь из почек, или промозглый ветер просторной донбасской степи. Всякое бывало!
Командир сидел поодаль и вел задушевный разговор с Сахаровым.
– Сникерс, вот я никак не пойму: почему ты постоянно косячишь?
– Чё это я косячу? – притворно обижается Сникерс. – Всё нормально же.
– Да с какого хрена нормально?! Я тебе сказал бросить танк и уйти! А ты что?
– А я что? – включает дурачка Сникерс.
– А ты остался в танке со сбитой гусянкой и сгорел к чертям собачьим!
– И что? – пожимает плечами Сахаров. – Ну сгорел и сгорел. Зато успел выпустить пять снарядов, пока мне в борт из укропского танчика плюху не залепили. И между прочим, мои снаряды задержали противника и дали возможность уйти основному отряду. Так что это не косяк, а геройский поступок!
– Нет, братан, врешь! – нравоучительно размахивает указательным пальцем командир перед носом Сникерса. – Не выполнил приказ командира, ослушался его, значит, косяк упорол! Сказано было бросить машину, значит, будь любезен, выполни.