Выглядел Крест странно: рожа красная, глаза навыкате, рот открыт, с губ стекает слюна, губы искусаны в кровь, шлема нет, автомата тоже. Глаза какие-то чумные, будто Крестовский сейчас под наркотой. Ничего не понимаю.
– Контузило, что ли? – спросил я.
– Нет, – мотнул головой Финик.
– Он ничего с укропов не брал? Может, наркоту какую-то нашел и ширнулся?
– Нет, тут другое.
– Что?
– Домой вернемся, расскажу, – отведя глаза в сторону, просипел Финик.
– Ладно, – раздраженно кивнул я. – Надеюсь, причина будет весомой.
Неожиданно над головами начали свистеть пули, а кусты метрах в ста от нас зашевелились и затрещали. Бита, стоявший рядом, покачнулся и упал на спину. Враг был совсем рядом, буквально в паре десятков метров. Не сговариваясь и без лишних команд плюхнулись на землю и принялись поливать врага свинцом. Тут и так понятно, что делать. Народ в команде опытный, тертый.
Я подполз к Бите, оглядел его. «Двести»! Леха был мертв, пуля попала ему в висок, прошла насквозь пластик активного наушника, вошла в череп и вышла с другой стороны, выдрав кусок арамидного покрытия боевого шлема.
Бух!
Слева, стоя на колене, «дунул» из РПГ Джокер. Финик полоскал из своего автомата длинными очередями. Ашот, прижавшись к стволу дерева, стрелял более экономно, цедя короткими очередями. Я вставил гранату в подствольник и выстрелил в сторону кустов, листва на которых содрогалась от выстрелов вражеских автоматов. Потом туда же следом высадил полный автоматный рожок.
Встряли!
Перезарядился, еще раз выстрелил из ГП. Противник, не жалея патронов, поливал у нас над головами, не давая подняться. Мы вжались в землю и кое-как отстреливались, но не прицельно, а лишь бы дать понять, что просто так не сдадимся, и не дать врагу подойти близко.
Рация сломалась – упал неудачно, приложив «болтушку» об острый камень. Одна надежда – Бамут или Пестик увидят, что мы встряли, и сами догадаются прикрыть нас огнем, чтобы дать возможность оторваться от противника. А пока нам только и оставалось вскидывать автоматы и не глядя, по-сомалийски, стрелять в сторону врага.
Сквозь суматоху и трескотню расслышал свист минометных мин, которые летели со стороны противника к нам в тыл.
Враг решил действовать на опережение и заранее отработать по нашим позициям в тылу, чтобы не дать возможность Пыху минометами прикрыть наш отход.
Похоже, мы угодили в заранее расставленную ловушку. Вражеские бойцы могли оказаться здесь, только заранее схоронившись и специально пропустив группу Креста мимо себя, сперва в одну сторону, а потом обратно. Твою мать! Опытные гады, провели нас, как кутят новорожденных!
«Это они по мою душу! – внезапно догадался я. – Хотят захватить живым! Видимо, сидят на нашей волне и слышали мой позывной».
Рука сама собой потянулась к ручной гранате. Не дамся живым, подорву себя в случае малейшего намека на плен.
Заухал наш АГС, и ВОГи стали ложиться среди зарослей, там, где расположился противник. Я дернул кольцо из гранаты, крепко держа предохранительный рычаг, сунул гранату под тело мертвого Биты, поближе к пояснице, там, где у него на боку расположился подсумок с осколочными Ф-1.
– Выручи нас напоследок, браток, – шепотом попросил я убитого боевого брата, а потом гаркнул для еще живых бойцов: – Ходу! Рвем когти!
Одновременно, все вместе, мы подскочили с земли, не сговариваясь сыпанули из автоматов по кустам длинными очередями, где сейчас рвались ВОГи, и рванули к своим. Джокер на ходу успел выстрелить последней гранатой из РПГ. Я пропустил Ашота мимо себя, на ходу отвесив ему подзатыльник по каске, чтобы поторапливался.
– Вперед! Помоги Финику, я сам прикрою!
Бежали назад быстро, активно отстреливаясь. Финик и Ашот тащили на себе Креста, волоча его за руки, а мы с Джокером, прикрывая друг друга и боевых товарищей, отходили более цивильно.
Прикрылся стволом дерева, высадил магазин автомата в сторону противника, прикрывая отход Джокера.
– Готов! – кричит Джокер.
Я тут же срываюсь на бег, на ходу меняя магазин в автомате: отстегиваю пустой рожок, не глядя, сую его в мешок для сброса, тут же выдергиваю из подсумка полный магазин, сую его в приемник, дергаю затвор. Глаза выискивают хоть сколько-нибудь подходящее для защиты укрытие. Все это на бегу, под непрекращающуюся трескотню автоматов, хлопанье гранат и воз пролетающих в небе минометных мин.
Вываленный пень некогда могучего дуба. С разбегу падаю на колени, укрываюсь за пнем и ору во всю глотку, перекрикивая какофонию боя:
– Готов!
Этот крик для Джокера, он означает, что я перезарядился, нашел себе укрытие и готов прикрыть его отход. Автомат на земле, заряжаю подствольник и, как только Джокер пробегает мимо, тут же стреляю в сторону врага. Жаль, рации нет, сейчас мне корректировка Бамута очень помогла бы. Позиция у меня хорошая, толстенное корневище дуба надежно прикроет от автоматного калибра. А у меня в запасе есть пять ВОГов, можно было бы охладить пыл загонщиков, а то ведь непонятно, с какой стороны они нас загоняют. Могут обойти с разных сторон, зайдя в тыл, и тогда, может, надо уходить не прямиком к нашим в тыл, а вильнуть в сторону, давая кругаля.
После выстрела из подствольного гранатомета отстрелял короткими очередями магазин автомата, перезарядил ПГ и вновь выпустил ВОГ в сторону врага. Спустя пару секунд там что-то сильно ухнуло, как будто не легкая граната взорвалась, в которой всего сорок грамм взрывчатки, а что-то более мощное – килограмма полтора в тротиловом эквиваленте. Случайно угодил там во что-то?!
Сменил магазин в автомате и, как только Джокер крикнул заветное «Готов!», высадил одной длинной очередью содержимое рожка, а потом побежал в тыл.
Ничего, выберемся, и не из таких передряг выбирались!
Джокер, любитель рэпа и клубной музыки, молодой пацан, мой ровесник, добровольно сменивший диджейский пульт на автомат, а безопасное нутро столичных клубов на стылый дубак промозглых окопов, хладнокровно отстреливал очередной магазин короткими скупыми очередями; ствол автомата дымился от яростного накала боя, но продолжал стрелять. Пока такие парни воюют за нас, хрена лысого, бритиши, вы нас возьмете живыми! Нате выкусите!!!
Как я добрался до позиции Ветра, сразу и не понял, просто после очередной перебежки плюхнулся в свежую ямку, оставленную попаданием 120-миллиметровой минометной мины, и вдруг сзади услышал голос Бамута:
– Псих, давай сразу к нам, от врага вы давно оторвались!
Глянул через плечо и обомлел – я уже дома! Вон Бамут машет мне рукой в перчатке, вон Джокер жадно пьет воду из пластиковой полторашки, а вон и Глобус хлопочет над Крестом.
Позиции Ветра перепаханы минометными воронками. Воздух наполнен кислятиной сгоревшей взрывчатки и вонью пороха. Рядом лежит изуродованный АГС на трехногом станке. Гранатомет буквально разорвало на части, среди металлических обломков белеет мужская кисть, которая мертвой хваткой вцепилась в рукоять «собаки». На белой мертвой коже оторванной кисти хорошо видна синяя татуировка: надпись – «ВЕТЕР», под ней треугольники волн, а сверху пара чаек.
– Ветер? – спросил я у Бамута.
– «Двести», – хмуро ответил Семен.
– Остальные?
– У Пыха два тяжелых, Жак сказал, что обоих не сможет спасти, только кого-то одного.
– Кто?
– Цыпа и Паштет. Их накрыло, когда Пых выволок стодвадцатку, чтобы подавить батарею укропов, которая отработала по Ветру. Вроде противника подавили, потому что по Пыху уже 122-миллиметровая «стволка» долбила, а сто двадцатые минометы молчали.
– Бита, Ветер и еще кто-то, – тихо протянул я.
– Царство небесное, – буркнул Бамут.
Я обвел взглядом разгромленную позицию, мельком подумал, что надо уходить отсюда, потому что для противника мы представляем отличную групповую цель. Мой взгляд запнулся за Креста, который сидел на земле с совершенно идиотско-довольным лицом человека, который вдруг познал дзен. Широкая улыбка растянулась на физиономии Крестовского.
Вспышка ярости затмила мне разум, я подскочил к Кресту и со всего размаху залепил ему кулаком в морду. Раз, другой, третий…
– Медальку на грудь захотел?! Да?! Медальку?! Получай медальку, получай! – кричал я, мутузя Креста. – На вот тебе! От Биты, от Ветра! На, получай!
На мне повисли, оттащили. Глобус попутно залепил знатную пощечину, которая каким-то чудом вспышку моего гнева и потушила. Уже будучи оттащен от Креста, я увидел, что он даже рук не поднял в свою защиту, так и продолжал сидеть с лицом счастливого идиота.
Глава 10
Война – страшная, опасная штука. Сколько бед она приносит матерям, женам, друзьям, но тем не менее с этим всегда приходится мириться. Многие умирают, защищая честь и достоинство своей Родины, многие становятся инвалидами, не выдерживают и становятся абсолютно чуждыми этому миру, но все же, несмотря ни на что, единицы продолжают жить и радоваться жизни.
В сложной, экстремальной ситуации проявляется, как на рентгене, вся суть человека, сразу видно, чего он стоит. На войне есть всё – и трусость, и глупость, и недостойное поведение бойцов, и ошибки командиров. Вирус войны поразил нас, завладев сознанием и превратив его в сознание всё того же Гуинплена, отторгнутого миром урода, место которому лишь в этом цирке сумасшедших, именуемом войной.
В армии человек теряет свою индивидуальность и начинает жить коллективным разумом, как муравей в муравейнике. Как правило, этот разум ненормален. И на фоне всеобщего безумия безумием кажется как раз нормальность. В армии сказать «не буду» – преступление само по себе. Такие опухоли индивидуальности коллективный разум отторгает. Масса не может простить личности свой собственный выбор – плохой или хороший, но свой, а не выбор массы. Не армия для тебя, а ты для армии, нравится тебе такой расклад или нет. Система не терпит сопротивления.
Ничто так не меняет мировоззрение, как кусок железа, попавший в грудину. Прозреваешь мгновенно. Можно сколько угодно размышлять о гипотетических ценностях и абсолютности человеческой жизни, но, когда в тебя начинают стрелять, все идеалы мира превращаются в пустоту.