– Они их туда специально послали, – кусая губы, пробубнил я.
– В смысле? – не понял моего высказывания Глобус.
– Я говорю, баб бритиши специально туда послали. Они просчитали нас, поняли, что мы попробуем захватить гранатометчиков в плен, и устроили засаду на нашу группу, а девчонки выступили в качестве приманки.
– Согласен, – кивнул Бамут, – вражеские разведчики появились из ниоткуда, они в тех кустах, где ты встретился с группой Креста, сидели заранее. Значит, понимали, как наши будут отходить.
– Суки, – кратко прокомментировал Глобус, – по-другому и не скажешь. Но сейчас не об этом. Что будем с Крестом делать?
– Его в тыл надо, к психиатрам, – пожал плечами Жак. – У меня есть кое-какие препараты, я могу его к койке приковать на три-четыре дня. Если дольше колоть, то он превратится в овощ, тут надо комбинировать, а мне нечем, да я, честно, и не знаю, как правильно, все-таки психиатрия – это не совсем мое.
– Кресту кранты, – жестко произнес Глобус, – никто его вытаскивать не будет. Кому он на гражданке нужен? Тут специалисты нужны и комплексное лечение, а в обычном психоневрологическом диспансере его заколют, и будет он всю жизнь срать под себя и дерьмо по стенам размазывать. У меня жена психолог с большим стажем практической работы, я кое-что в этом понимаю.
– И что ты предлагаешь?
– Ничего, – пожал плечами Петрович, – как по мне, честнее было бы, если бы Крест подорвал себя гранатой или погиб в бою, ушел бы как воин. И родные им больше гордились бы, узнав, что он погиб как герой, а не подох в интернате для психов. Опять же, гробовые получат, пенсию, льготы всякие, – задумчиво перечислял Глобус.
– Петрович, к чему ты всё это говоришь? – разозлился я.
– К тому, что… – Петрович замялся на минуту, выдерживая долгую паузу. – Короче, скажу, как думаю: лучше пусть Крест погибнет в бою, как герой, чем будет всю жизнь жить как овощ.
– Ну, это и так понятно, – прихлебывая, допил остатки чая Семен. – Конкретные предложения есть? Или ты просто предлагаешь дать Кресту в руки гранату, самим отойти на безопасное расстояние, а после подрыва рассказать всем, что Крест геройски погиб?
– Нет, я предлагаю отправить Креста на штурм Вишневки!
– Чего?! – Жак аж подавился от такого предложения. – Глобус, братан, ты в своем уме? Да Крест сейчас ходит с трудом.
– Это я беру на себя. Дайте мне пару часов, и я Креста так накручу, что укропов, а точнее бритишей, зубами рвать будет.
– Уверен, что сможешь? – скептически скривился Док.
– Уверен, – твердо ответил Глобус. – Только я с ним пойду, проведу до села и прикрою в случае чего. Хрен его знает человеческую психику – может, после того как Крест кишки британскому спецназовцу самолично выпустит, его крыша на место вернется. Думаю, еще Финика надо с собой взять: вдвоем, если чего, сподручней будет.
– Дебильное решение! – командирским голосом произнес я. – Тобой, Глобус, сейчас рисковать нельзя, на тебе слишком много завязано.
– Ничего страшного, справимся, – отмахнулся Петрович. – Одна нога здесь, другая там.
– Вообще-то идея здравая, – неожиданно за-явил Бамут. – Я тоже с вами пойду. Возьмем с собой «польку» да пошухарим в селухе втихаря. Надо за пацанов поквитаться. Чтобы Ветру и Бите на том свете было веселее, устроим им похоронный салют.
Хотя пацанам и так на том свете радостно. Да, у нас были погибшие – Ветер и Бита, – а также тяжелые «трехсотые», но в сухом остатке боестолкновение осталось за нами. Бамут и Пестик, пока «Мавик» висел в воздухе, успели насчитать больше десятка «двухсотых» и столько же «трехсотых» противника. Так что хоть у нас и были убитые и раненые, у противника их было больше.
– Дебилы! – злобно выдал я. – Какие же вы дебилы… Я тоже с вами пойду! Вас нельзя без надлежащего присмотра оставлять.
– О, раз такая компания намечается, может, и мне с вами прогуляться? – широко улыбаясь, заметил Жак.
– Нет!!! – втроем, в один голос ответили я, Бамут и Глобус.
Глава 11
Село Вишневка располагалось в пяти километрах от нашего опорного пункта. Вроде и немного: если пешим шагом на расслабоне, то за час с небольшим дойти можно. Но на войне пять километров порой настолько длинное расстояние, что может исчисляться тысячами загубленных жизней и годами, которые потребуются войскам, чтобы пройти их. Самый простой пример – Донецк, который находится под постоянными обстрелами не только РСЗО, но и ствольной артиллерии ВСУ с дальностью стрельбы до пятнадцати километров. Два года уже идет полномасштабная война с применением авиации, «Калибров», «Искандеров» и прочих «Кинжалов», а по Донецку всё так же работает вражеская стволка, которую никак не могут отодвинуть прочь от столицы ДНР. Так что пять километров в тылу и на войне – это совершенно разные дистанции.
Два года идут бои за Марьинку и Авдеевку, а наши там продвинулись на считаные метры, пропитав каждый метр отвоеванной земли кубометрами пролитой крови. Так что расстояние на войне не всегда исчисляется метрами, может измеряться и кубометрами пролитой крови.
В Вишневке находился серьезный укреп чубатых, где помимо личного состава численностью до двух рот были военная техника, минометы, ствольная артиллерия и парочка САУ.
Выдвинулись на джихадку за полночь, отдохнули пару часов, перекемарили тяжелым, тревожным сном, собрались да и выдвинулись впятером: я, Бамут, Глобус, Финик и Крест. На опорнике за старшего остались Пестик и Джокер.
Жак вышел проводить, перекрестил напоследок. Обычно этот ритуал проводил Глобус, но сейчас он шел на выход, поэтому крестным знамением освящал Док. Непривычно это. Жак у нас вообще-то атеист, по крайней мере, он сам так утверждает, но, видимо, в моменты острой необходимости доктор вспоминает, что все мы ходим под Богом.
– Глобус, а ты чего с усами? – спросил Бамут.
– Чертова бритва трофейная, – злобно прошипел Петрович. – Начал бриться, а она сломалась, вот я и не успел целиком морду побрить.
– Нельзя перед выходом бриться, – раздраженно буркнул Семен.
– Не учи ученного, – отмахнулся Глобус, – мне можно, мне цыганка нагадала, что я буду жить долго. Петра еще увижу, отца своего.
– Не понял, – нахмурился Бамут, – это как? Ты же говорил, что он у тебя в начале восьмидесятых в Африке погиб.
– Дык сын мой должен своего сына в честь прадеда назвать Петром, а поскольку я его назвал в честь своего деда, то, соответственно, получится полный тезка моего отца. Понял? Так что пока я своего внука, названного в честь моего отца, не увижу, считай, что бессмертный.
– А, ну тогда понятно, – скептически вскинув бровь, протянул Семен. – Раз цыганка нагадала, то сто процентов сбудется. Цыгане врать не будут! Ага, так же как таксисты и политики.
– Заткнулись оба! – цыкнул я на Петровича и Бамута.
Я злился. Сильно злился. Согласился на этот чертов выход, как дурак, пойдя на поводу у эмоций. А теперь жалею. Неправильно это. Нельзя идти. Нельзя! У нас и так раненых хватает, «двухсотые» появились, а мы поперлись на джихадку. И ради чего? Чтобы вправить мозги Кресту. Серьезно? Подвергать опасности четверых бойцов только ради того, чтобы пятому вернуть мозги на место, – это разве рационально? А ничего, что из этих четверых трое – носители секретной информации, которым командование вообще запретило покидать пределы расположения, причем настолько категорично запретило, что в случае лишь малейшего намека на плен пригрозило нанести удар «Калибрами». Про это уже все забыли?
Я отправил Косте доклад о последнем бое в несколько искаженном виде, «забыв» упомянуть, что лично в нем участвовал. И по большей части суть доклада заключалась в единственном вопросе, а точнее требовании: «Где обещанная посылка?!»
Три дня прошло с того момента, как Костя узнал о британских спецназовцах, охотящихся за мной и Бамутом. Три дня! Я думал, что как только Особист ознакомится с предложенным Глобусом планом по засылке пленного вэсэушника с «заряженным» телефоном в гости к бритишам, так на следующий же день к нам прилетит посылка. А по факту? А по факту – три дня молчания от Кости. Ни ответа, ни привета! Хрен его знает, что это может означать. Костя, как и мы, тоже не в Москве сидит и не в Ростове, он всё больше по передку гоняет и ближним тылам, а там всякое может случиться. Война все-таки…
Будь на моем месте комбат Рыжиков, он бы не поддался чувствам и хрена лысого подверг бы опасности более важную миссию. Просто я чувствовал часть своей вины за поступок Креста. Знал бы Крестовский о том, что мы здесь оказались не просто так, что бритиши охотятся на нас с Бамутом, возможно, он и не рыпнулся бы на джихадку. А так… Чего уж теперь рассуждать? Тут думаешь по-другому, тут своя логика и принципы. Если уж решился на рисковый боевой выход, значит, так тому и быть, заднюю поздно включать. На войне самое провальное – это межеваться. Нерешительные умирают сразу: смерть чувствует паникеров и сразу прибирает их к себе под саван.
Правда, из головы никак не шел недавний сон. Что он мог означать? Что нельзя ослушиваться начальства? Или наоборот, как было со Сникерсом, который в свое время не послушал Стаса Крылова, остался в горящем танке, выполнил поставленную задачу, а потом еще и, вопреки всем законам физики и логики, чудом выжил и в дальнейшем принес очень много пользы родной стране? Может быть и так, и эдак…
Построились в боевой порядок: я – первый, Финик и Бамут – позади, Крест и Глобус замыкают колонну. Я иду налегке: у меня АК-74М, десять магазинов, две ручные гранаты, ГП на прикладе и десять ВОГов к нему, ну и по мелочи – рация, нож, две аптечки, шесть жгутов, два турникета и сканер направленного действия. Бамут, как всегда, с пулеметом. Финик, Глобус и Крест тащат на себе две «польки» – 60-миллиметровые легкие пехотные минометы LMP-2017 – и запас мин к ним. Часть мин висит и на Бамуте, только я, как впередиидущий, лишен лишней тяжести.
Минометы легкие, масса каждого – семь с половиной кило. Поляки скопировали свой «самовар» с американского миномета, максимально всё упростив. Ствол изготовлен из стали, опорная плита дюралюминиевая, замок из титана и алюминия, лафет и корпус из полимера. Спроектирован как оружие непосредственной поддержки, им может управлять один военнослужащий. Дальность стрельбы от ста до тысячи трехсот метров, скорострельность – двадцать пять выстрелов в минуту без регулировки прицела или десять выстрелов в минуту с корректировкой огня.