Суть сообщения заключалась в следующем. Мы должны быть готовы в течение десяти минут после получения приказа нанести массированный минометный удар по позициям противника, расположенным у нас в тылу. Проще говоря, как только поступит команда, надо тут же загасить опорники ВСУ, расположенные между нами и первой линией российских войск. Одновременно с этим необходимо выдвинуться в сторону Вишневки и, как только по селу отработают из дальнобойной артиллерии, РСЗО и авиацией, войти в него, чтобы сковать силы защитников и дать возможность занять населенный пункт БТГ под командованием подполковника Рыжикова.
БТГ – это батальонная тактическая группа, которая обычно состоит из полноценного батальона, усиленного танками, подразделениями ПВО, артиллерии, инженерии и тылового обеспечения. То есть 10-й ОДШБ не просто возродили, а увеличили его и накачали мышцами. А Рыжику, значит, присвоили внеочередное звание. Ох и быстро же он растет! В его годы стать подполковником – это не просто взлет, это какой-то гиперпрыжок.
Но я Рыжику не завидую, ему ведь все эти звезды на погонах не просто так даются. По сути, наш ОДШБ – это команда смертников. Нас каждый раз бросали на самые опасные участки фронта, чтобы выполнить невыполнимую задачу: пробить оборону противника, совершить многокилометровый рейд по тылам врага с захватом и удержанием важных переправ или, наоборот, упереться пятками в землю и сдерживать, сдерживать укропов, отбивая накат за накатом без права отойти в тыл. После выполнения таких задач батальон таял, по численному составу оставшихся в строю бойцов приближаясь к неполной роте.
Мы умирали, но задачу выполняли… Всегда выполняли!
Командиру в таких случаях сложнее всего. На нем вся ответственность. Это он отдает приказы «Стоять до конца!» или «Вперед, на штурм!». Это он подписывает похоронки и звонит родным погибших, сообщая, что их отец или сын погиб в бою, защищая Родину. Это всё Рыжик, наш комбат. Так что его погоны и звезды на них тяжелее в тысячу раз моих сержантских лычек.
Но меня удивила не новость о том, что 10-й ОДШБ превратился в 10-ю БТГ, которой поручено взять Вишневку. Нет, чего-то в этом духе я и ожидал. Меня поразили дальнейшие инструкции в том сообщении. После взятия Вишневки, если позволит обстановка, надо не просто сковать силы противника в селе, а выдвинуться к населенному пункту Степное, захватить позиции на важном транспортном узле и по трассе М-18 совершить марш в сторону города Запорожье, где захватить аэропорт, обеспечив высадку воздушного десанта!
Марш-бросок длиной в сорок километров?! Для боевых машин, которые идут без всяких остановок на средней скорости, это полтора часа езды. В мирное время и того меньше. Но во время войны, чтобы пройти сорок километров, надо угробить месяцы, а то и годы, отдавая за каждый пройденный километр сотни, если не тысячи жизней своих солдат.
Новость о том, что на самом деле вся эта кутерьма затевалась не из-за Вишневки, а с прицелом на Запорожье, меня, мягко выражаясь, и привела в шок. О таком я никак не мог подумать. Вот совсем не мог подумать, хоть убейте. Я же не писатель-фантаст, который сидит за компьютером и пишет дешевенькие военные боевички, где главные герои бьют врагов направо и налево, используя один автоматный магазин на протяжении всего повествования.
– Валерчик, а как мы силами одного батальона пройдем сорок километров? – тихо спросил Бамут, отойдя от первого шока. – Это же нереально. Ну ладно еще Вишневка, ее мы точно возьмем. Удержим или нет потом, неизвестно, но возьмем точно. Если не будут тупить и подтянут все силы, выравнивая фронт и на остальных участках, чтобы не было выступа в виде кишки, то Вишневку удержим. Но как можно пройти сорок километров?
– Не знаю, – пожал я плечами. – Может, пойдем под украинскими флагами?
– Думаешь? – недоверчиво скривился Семен.
Тут я с Бамутом был согласен. Совершить марш-бросок на сорок километров по вражеским тылам нереально. В нынешних условиях ведения войны, когда каждый твой шаг находится под прицелами сотен коптеров-разведчиков, десятков спутников-шпионов, да и просто встреченных по пути тысяч людей, у каждого из которых есть мобильный телефон, способный мгновенно передать кому надо информацию о прохождении вражеских сил, это нереально. Хотя…
– Ладно, скажу, – решился я и прошептал: – Только тихо и никому ни слова. Есть еще один момент, о котором ты не знаешь, да и никто не знает, кроме меня и еще десятка людей. В общем, в Токмаке есть бомбоубежище еще времен СССР, и наши, пока были в городе, в режиме строгой секретности обустроили в нем закладку взрывчатки. Потом это убежище захватили укропы. Думаю, город сдали специально, чтобы это убежище попало в руки противника. Оно заминировано, причем основательно, там взрывчатки несколько десятков тонн, и если рванет, то всем, кто будет внутри, гарантированно кранты. Наши ждут, когда туда прибудет кто-то из шишек ВСУ – Залужный, Сырский или Буданов с Зеленским. А может, они должны оказаться там все вместе. Когда этот бункер рванет, то поднимется такой вой, что не только до Запорожья, а и до Киева можно будет дойти под шумок. Понимаешь?
– Ничего себе! – удивленно округлил глаза Бамут. – А ты не гонишь?
– Нет. Но точно, сам понимаешь, ничего не знаю, просто размышляю. Если сложить все факторы вместе, то пазл складывается. Сам подумай: если вдруг неожиданно гробанется Зеленский, который до этого считался неприкасаемым, что будет? Сколько раз презик Украины был в зоне досягаемости нашей артиллерии? Десятки, но был негласный запрет на стрельбу в него. Правильно? А если сейчас этот запрет будет нарушен? Если Зеленский взлетит на воздух вместе с десятком своих людей из ближнего окружения, что тогда произойдет? А тогда вся эта шушера в Киеве вдруг поймет, что каждого из них могут убить, и они рванут с Украины наперегонки, обгоняя друг друга. Начнется хаос, потому что возникнет вакуум власти, грызня за хлебные должности. Почему Крым в две тысячи четырнадцатом году так легко отошел к России? Потому что в Киеве сменилась власть, пришло разом много новых людей, которым было интереснее делить портфели и хлебные должности, чем воевать за Крым. Под такой дымовой завесой мы вполне сможем дойти до Запорожья.
– Согласен. Тогда что, получается, точим ножи?
– Да, братан, точим ножи! Зови всех командиров групп ко мне, будем думать, как брать Вишневку. Про заминированный бункер молчок, это секрет. Понял?
– Да.
– Остальным скажем, что фронт будет двигаться целиком и наша задача – взять Вишневку и по возможности оседлать трассу М-18 с прокладкой дороги десятой БТГ на Запорожье.
Точить ножи означало готовиться к бою, и не просто к бою, а к штурму вражеских позиций, когда надо «харкнуть кровью» и сделать невозможное.
Глава 15
Ночная темнота окончательно отступила, вместо нее пришла предрассветная хмарь. Начало пятого утра. Совсем скоро рассвет. А это значит, что по Вишневке нанесут удар, моя группа и группа Бамута войдут в село, чтобы завязать бой, сковать силы противника и дать возможность 10-й ОДШБТГ без потерь продвинуться вперед, прорвать линию обороны и выйти на оперативный простор.
Спина, задница, шея – всё мокрое от пота, работали не разгибая спины всю ночь, стаскивая БК и оружие к «ядру». А вчера весь день собирали самодельную антенну постановки радиопомех. А позавчера… Короче, три дня не спал и не отдыхал.
Боль в ногах и спине медленно уходила, оставляя после себя ощущение тяжести в мышцах. Пять минут передыха. Я лежал на спине, задрав ноги вверх, уложив их стенку траншеи. По соседству примерно в таких же позах валялись мои боевые товарищи.
Война – это тяжелый труд, состоящий из переноски неподъемных грузов, беготни, нервных нагрузок и земельных работ. Кажется, я говорю об этом постоянно, но что поделать, если так оно и есть.
Казалось бы, план штурма Вишневки предельно прост: ВКС и РСЗО вдарят из всех стволов по заранее выявленным местам скопления вражеской техники и личного состава, наши две штурмовые группы зайдут в село и будут кошмарить уцелевших укропов до подхода основных сил 10-й ОДШБТГ. Что тут сложного? Где тут тяжелый труд, переноска грузов, беготня и земельные работы? А на самом деле они есть!
Мы же не просто так встали в строй и пошли в полный рост в сторону Вишневки за час до оговоренного заранее времени? Нет! Так дела в реальной жизни не делаются, так только в кино можно, где патроны никогда не заканчиваются, а одной ручной гранатой можно разнести небоскреб.
В течение нескольких часов скрытно, зачастую ползком, два десятка бойцов «Десятки» стаскивали БК, взрывчатку, пулеметы, гранатометы, «медицину» и воду к «ядру» – заранее разведанной ложбинке на дальних подступах к Вишневке, где можно было сравнительно легко вгрызться в землю, соорудив небольшой опорник. Туда же протянули связь по проводам – все те же полевые «тапки», которые будут основным средством связи, когда мы врубим нашу самодельную глушилку-РЭБ.
Упыхались вусмерть. Но шо делать? Раз надо, то надо!
Сюда же, на «ядро», в нужный момент подскочит БМП, которая притащит в своем салоне и на броне три 82-миллиметровых «самовара» и «пряники» к ним. Эти минометы будут нашим главным калибром.
Стащив всё нужное на «ядро», в сторону Вишневки выдвинулись две штурмовые группы, в каждой по шесть человек. Одну группу вел я, другую – Бамут. На «ядре» старшим остался Пых, чьи минометы должны были кошмарить гарнизон Вишневки. В «крепости» остались легкораненые под командованием Жака, который хоть и доктор, но может встать и старшим минометного расчета, благо Пых заранее всё рассчитал, и Жижину оставалось только выставить нужные настройки, чтобы закидать укропские опорники в нашем тылу минометными минами.
Также на «ядре» был небольшой резерв – пять бойцов под командованием Пестика, которые должны были перекрыть дорогу от Вишневки к нашему основному опорному пункту. Поскольку первыми начнут работать минометы Жака по позициям укропов в нашем тылу, то гарнизон в Вишневке может справедливо подумать, что мы надумали пойти на прорыв в тыл, чтобы соединиться с основными частями российских войск. Если они так решат, то, скорее всего, вышлют за нами штурмовые группы на «броне».