– Петрович, ну какой, нафиг, полк? – скривился я, подсматривая, что пишет Глобус в боевом журнале. – Ты уж палку-то не перегибай.
– Псих, ты сам меня назначил вести журнал боевых действий, поэтому теперь не лезь. Как хочу, так и веду.
– Блин, Глобус, ты превратил серьезный документ в какой-то художественный боевик! – возмутился я. – Нет, я понимаю, что твоя фамилия Чехов и она как бы обязывает хорошо писать, но ты уж сильно-то не преувеличивай.
– Как могу, так и пишу. Не нравится – сам веди боевой журнал, – категорично отрезал Глобус.
– Ай, пиши уже, – обреченно махнул я рукой.
Надо отметить, что писал Петрович хорошо, и когда я мельком через его плечо заглядывал в написанное, то всегда дочитывал до конца. Перед глазами сразу же вставала картинка с полным эффектом присутствия, что говорило о несомненном писательском таланте Глобуса. Но если он продолжит «лить воду» в том же духе, то ЖБД[2] превратится в «Санта-Барбару». Идет только пятый день обороны, а он исписал уже треть толстой тетради формата А4 на девяносто шесть листов.
– Между прочим, многие даже не знают, что это за зверь такой в военном и штабном деле – боевой журнал, – нравоучительно выставив указательный палец, заявил Глобус. – Для тех, кто не знает, скажу: это важнейший инструмент штабной работы, фиксирующий всю историю воинской части или соединения, ее опыт, как боевой, так и мирного времени. А главное его назначение – аккумулирование этого опыта для последующего изучения. А изучение опыта – это важнейшая часть военной науки. Резюмируя, скажу, что своевременное и правильное заполнение ЖБД есть показатель высокой штабной культуры в любой армии.
– Красиво сказал! – учтиво поддакнул Кок, ставящий перед Глобусом тарелку с пловом. – Товарищ комендант, снимите пробу, пожалуйста.
– Минуточку, – не глядя в тарелку, буркнул Петрович, дописывая что-то в журнале. – Сейчас сниму пробу.
Петрович у нас теперь не только писарь и ответственный за ведение ЖБД, он еще и комендант нашей «крепости». На нем вся хозяйственно-тыловая составляющая обороны, включая не только быт, но и кухню. Тут надо отметить, что желающих контролировать кухню было много, но Глобус волевым движением и крепким матом задвинул всех соискателей на задний план.
Старший сержант Чехов был редким по своей натуре человеком: самодисциплина, трезвый взгляд на жизнь, мастер на все руки, хозяйственный и одновременно с этим очень живой и отзывчивый. Он был не просто хозяйственником, который тут же навел порядок на захваченном украинском опорном пункте, проведя ревизию и поставив на учет все захваченные трофеи, он находил подход к каждому и добрые слова для всех, кто был рядом. В общем, идеальный комендант и тыловик.
– Псих, – кивком головы отозвал меня в сторонку Кок. – Псих, тут такое дело… – Повар, как-то маясь, отвел взгляд в сторону. – Можешь взять меня с собой на следующий боевой выход?
– Зачем? – насупился я.
– Хочу! – как-то резко, с вызовом произнес Кок. – Задолбало возиться с кастрюлями, хочу врагов бить! Возьми, а?
– Кок, братан, ты чего? – удивленно вскинул я брови. – У тебя же есть медаль «За отвагу». Тебе не надо ничего доказывать. Я видел тебя в бою, ты никогда не трусил. Ты чего?
– Да ничего, – раздраженно буркнул Кок. – Просто возьми с собой на боевой выход!
– Плов отличный, впрочем, как и всегда, – влез в разговор Глобус. – Степанов, ты иди к себе, а я с Психом твой вопрос обговорю и в ближайшее время дам тебе четкий ответ.
Кок тут же просветлел лицом и, забрав тарелку, убыл на камбуз – так он называл свой закуток, где готовил еду на газовой плите. Я ж говорю, Глобус у нас не просто комендант, а еще и штатный психолог. Такому можно простить и некие литературные отступления при ведении журнала боевых действий. Тем более что писал Чехов действительно хорошо, хоть порой и приукрашивал действительность.
– Это где же я приукрашиваю действительность? – насупился Глобус.
– Как где?! – всплеснул я руками. – Кто написал, что мы в первый день поразили вражеские «Брэдли»? Они, между прочим, подорвались на своих же минах. Так что мы здесь ни при чем.
– Ну так а я что, против? У меня в журнале четко написано: «…Вечером второго июня, командой из шести бойцов были установлены минные заграждения. Утром третьего июня при попытке подойти к нашим позициям враг подорвался на минах. Были уничтожены две БМП M2 „Брэдли“, одна БМП-1, танк Т-64 и бронеавтомобиль неизвестного производства…» Где я написал, что это мы их уничтожили?
– Правильно, но у читающего складывается впечатление, что «Брэдли» подорвались на наших минах, потому что у тебя написано про постановку мин и сразу после этого про подрыв на них. Понимаешь?
– Я понимаю, но нет же записи «на этих минах» или «нами уничтожены», правильно? Значит, я ничего не соврал. Короче, Псих, мне лучше знать, как вести бухгалтерию. Сам потом спасибо скажешь, когда будем на всех получать материальные выплаты за подбитую технику. В конце концов, не мелочись! Укропы нас ехали атаковать? Нас! А то, что они тупые и подорвались на своих же минах, так кто им доктор? Ты вообще зачем пришел?
– Изолента нужна и обжим для проводов. Есть?
– Да, вон на том стеллаже, – показал рукой Глобус.
– Спасибо.
Вот за то я и уважаю Петровича, что у него всё на своем месте. Нужна тебе изолента? Вот она, пожалуйста! Нужен инструмент? Вот, пользуйтесь! В войне побеждает тот, у кого крепкий тыл. В нашем случае тыл – это Петрович. А это значит, что мы победим в этом бою.
Надеюсь, что победим. А то ведь нас могут откалибровать и свои же, особенно после тех материалов, которые я вчера выкинул в Сеть. Мы ведь не просто так оказались здесь, в окружении за линией фронта. Это мои боевые товарищи так думают, а на самом деле у нас, а вернее, только у меня, есть еще одна миссия. Возможно, она даже более важная, чем уничтожение вражеской техники и живой силы. Речь идет о выкладке в общий доступ фактов, свидетельствующих о коррупции в оборонном ведомстве.
«Всё для фронта, всё для победы» – главный девиз тружеников тыла в годы Великой Отечественной войны. Без их поддержки в принципе невозможна никакая победа. Но есть проблемы. Не катастрофические, однако требующие незамедлительного решения. Мы не сможем победить фашизм, не одолев главного врага в тылу – коррупцию.
С каждой единицы военной российской техники навар получают десятки посредников. Все это знают и воспринимают как должное, к сожалению. В условиях войны такое недопустимо. Необходимы жесточайшие меры в борьбе с коррупцией. Китайская практика показала, что расстрелы коррупционеров очень хорошо повышают уровень порядочности и патриотизма среди топ-менеджеров и чиновников. Почему бы не перенять этот опыт? Народ поддержит. Жестко? Но иначе сейчас нельзя.
Однако всё это лирика. Первоочередная задача нашего подразделения, оказавшегося в глухой блокаде и полном окружении, – выжить и продержаться минимум две недели. Причем нам надо не просто сидеть, забившись в укрытие, нет, это было бы слишком легко. Нам надо активно обороняться и контратаковать, иначе мы не расшевелим этот муравейник.
– Сержант Пшенкин, – позвал меня Глобус, – хочешь, анекдот расскажу?
– Давай, – пожал я плечами, сматывая провода на СВУ, которое пластиковыми хомутами потом прикреплю на дрон.
– Командир роты вызывает сержанта, – начал Глобус. – И говорит ему: «Ты там сообщи Иванову, что умер его отец. Тока помягче, пожалуйста…» Сержант выстроил солдат на плацу. «Так, у кого отцы живы, три шага вперед! Иванов, мля! Ты-то куда прешься?!»
– Ха-ха-ха! – дружно заржали сидящие рядом Гвоздь и Джокер, которых я назначил себе в стажеры на операторов дронов.
– Смешно, – довольно цокнул я языком. – А в чем цимес? Ты же мне не просто так этот анекдот рассказал?
– Смысл в том, что надо смотреть на вещи ширше, а к людям относиться проще, – понизив голос до шепота, произнес Петрович.
– Не понял? – нахмурился я.
– Сбавь обороты, Псих, нельзя пацанов держать постоянно в узде, надо быть гибче. Ну хочет Кок пострелять по укропам, так сделай ему приятно – возьми с собой, ткни пальцем в кусты, крикни, что типа там укропы скрытно подобрались, пусть пацан постреляет в свое удовольствие. Он же безвылазно сидит в своем закутке и готовит в одиночку на всю нашу ораву без перерыва. Ему просто надо как-то пар выпустить, чтобы котелок не разорвало. Понимаешь?
– Да, – буркнул я. – Ты психологом не хотел работать на гражданке?
– Нет, мне и так забот хватает. Вот когда станешь, как я, многодетным отцом, тогда меня и поймешь.
– Глобус, всё хотел спросить: а откуда ты так хорошо иностранные языки знаешь?
– Матушка моя родилась за границей, во Франции, в СССР ее привезли родители, они были потомками эмигрантов. А батя мой, царство ему небесное, был военным советником и не вылазил из командировок по Африке и Азии. Матушка свободно разговаривала на французском и английском, она в детстве меня к языкам и приучила: порой целыми днями разговаривала со мной исключительно на французском. Вот так и я выучил языки.
– Отец погиб в командировке?
– Ага, где-то в Африке в восьмидесятых, нам спустя несколько лет после смерти его останки в цинке привезли.
– Соболезную.
– Спасибо, но я отца толком и не знал, даже особо не помню, он все время был в разъездах. И географию я так хорошо знаю только потому, что всё детство и юность себе представлял, что отец жив и сейчас находится где-то в Африке или Азии. Мечтал выучиться на дипломата и объездить весь мир, чтобы отыскать отца. Хоронили его в закрытом гробу, лицо нам не показывали, и матушка всё думала, что внутри пусто, а батя мой где-то в секретной командировке, о которой семье знать не положено. Я, когда студентом стал, даже художественную книгу написал про похождения бравого капитана в Африке, – каким-то мечтательным тоном заявил Глобус.
– Книгу? – удивленно присвистнул Бамут, сидящий рядом. – Охренеть! А как называется?