Мой главный редактор Виктория Семеновна и Иван Захарович — большие друзья и всячески защищают непутевую дочь, то есть меня. И вообще они люди одного поколения, имеют много общих взглядов, им интересно общаться, что они и делают время от времени.
Сидя за огромным столом, мы с Пашкой навернули кислых щей со щедрым куском мяса, потом был гуляш. И это не считая свежих, соленых и маринованных овощей, которые стояли на столе. Ну а после обильной трапезы пошли разговоры. Иван Захарович действует правильно: гостя вначале нужно накормить, а потом уже вопросы задавать.
— Давненько я не был на Борисоглебском кладбище, — объявил Иван Захарович. — Вот в девяностые… Надо будет как-нибудь заглянуть, помянуть усопших…
Сухоруков внимательно посмотрел на меня и сказал серьезным тоном:
— Помогу тебе, Юля. И заодно доблестным нашим органам. Ты знаешь мое отношение к органам. И помогать я им собираюсь не просто так, а чтоб работали и нашли эту гниду, из-за которой хороший человек погиб.
— Вы кого-то опознали?
— Испанца. Пантелея.
— Какого испанца?!
Виталя подвинул ко мне планшет, на котором была открыта фотография укушенного в сонную артерию мужчины с татуировками.
— Его настоящее имя — Петр Пантелеевич Прохоров. Кличка — Пантелей. В последние годы он жил в Испании, получил подданство и звался Мигель Алонсо. То есть там какое-то более длинное имя, я все его не знаю.
Далее Иван Захарович сообщил, что знал о планах Мигеля Алонсо-Прохорова — что тот собирается в Петербург и намерен встретиться с Николаем Рудольфовичем Миллером. Они были знакомы с советских времен и активно сотрудничали и тогда, и в девяностые. Петр Пантелеевич был умным человеком и рано начал готовить себе запасной аэродром. Выбрал он Испанию, потому что любил футбол и болел за мадридский «Реал». Он купил дом в окрестностях Мадрида, переводил деньги в Испанию, и не только Испанию.
В девяностые годы его уже пытались убить, но не добили. Его еще живым закопали на сельском кладбище, где его ночью нашла местная знахарка и выходила. Они влюбились друг в друга, причем к тому моменту уже оба отчаялись встретить свою судьбу. Петр Пантелеевич вместе с супругой по второму паспорту отбыл в Испанию. Человек он был предусмотрительный, и второй паспорт на другое имя не был ничем из ряда вон выходящим в девяностые годы. Тогда многие люди из мира Ивана Захаровича имели по паре-тройке личин или просто меняли фамилии. И люди не из мира криминала меняли фамилии, например «челноки» и бизнесмены, которые ездили в Финляндию. Закрыли тебе въезд на пять лет по какой-то причине, а у тебя бизнес. И это твой основной заработок. Идешь менять фамилию «по семейным обстоятельствам» — и ездишь снова.
В общем, не сообщая в Петербурге никому из знакомых, что он жив и относительно здоров, Петр Пантелеевич отправился в другую страну с новой женой. У них родились две дочери. Супруга работала медицинской сестрой, имея соответствующее образование, а Петр Пантелеевич, ставший Мигелем Алонсо, устроился в фирму по установке замков. Это дело он хорошо знал, правда, на протяжении жизни у него всегда лучше получалось замки вскрывать, чем ставить. Но в Испании он решил стать законопослушным гражданином, да и жене совсем не хотелось, чтобы муж отправился в места не столь отдаленные, пусть и европейские. А возвращаться в Россию после спокойной жизни в Испании ей совсем не хотелось.
Переведенные в свое время из России деньги работали, и супруги считали их гарантией спокойной и обеспеченной старости. Но потом рухнул один банк, какие-то акции опустились в цене. И Петр Пантелеевич решил, что пришла пора наведаться в Россию и забрать то, что ему причиталось.
— Вы хотите сказать, что дед Миллер его кинул? Скрысятничал?
— Нет. Миллер был человеком честным. Или надо говорить в настоящем времени? По крайней мере, с такими людьми, как я, как Петр Пантелеевич. В нашем мире все быстро становится известно. Да и Миллер с Прохоровым давно работали вместе. Миллер не знал, что Прохоров остался жив. Петр Пантелеевич же никому не сообщал, что выжил и что уехал в Испанию. Я не знаю точно, что ему остался должен Миллер.
— Он собирался именно к деду Миллеру?
Иван Захарович кивнул.
Дело могло быть в пресловутом бриллианте? Но какое отношение к нему мог иметь «испанец» Мигель Алонсо? Если бриллиант попал в семью еще до рождения и Петра Прохорова, и Николая Миллера? Или Николай Рудольфович хотел переправить его за рубеж? Продать на аукционе? И решил, что гражданину Испании это будет сделать проще, чем гражданину России? Или дело в чем-то другом, что заставило деда Миллера предпринять усилия, чтобы исчезнуть? И просить дочь отправить бриллиант в могилу, чтобы в нужный момент самому до него добраться? Но он же вроде бы хотел, чтобы его кремировали…
Я спросила, собирался ли Мигель Алонсо, он же — Петр Пантелеевич Прохоров как-то отомстить тем, кто пытался его убить, но не добил? Может, получить компенсацию за физический и моральный ущерб?
— Не знаю, — ответил Иван Захарович. — Но главаря из той бригады уже давно нет в живых. Второй погибший, который Петра за шею укусил, слишком молод для того, чтобы действовать в те годы. Он был ребенком или подростком. Мы с Виталей вообще не представляем, кто это. А Петра Пантелеевича я знал лично, обрадовался, что он жив, и собирался пригласить к себе. Но он не успел мне даже сообщить, что приехал в Россию. Пусть органы выясняют, где он остановился, и сообщают жене. Я помогу с транспортировкой тела или, скорее, урны, если она захочет хоронить Петра в Испании.
Я напомнила, что труп проходит по уголовному делу. Какая урна?
— Он — иностранец. Договоримся. Юля, будто ты не знаешь, как в России решаются все вопросы?
В этот момент позвонила Виктория Семеновна, которая знала, где находимся мы с Пашкой, попросила передать горячий привет Ивану Захаровичу и сообщила, что на Борисоглебском продолжается развитие событий. Теперь туда прибыли попы и сцепились с нечистью.
Я уточнила, в каком смысле сцепились. Виктория Семеновна ответила, что пока словесно, но пока мы будем туда добираться с Пашкой, словесная перепалка вполне может перерасти в рукопашную. Надо срочно ехать и снимать.
— А что попов-то туда понесло? — спросила я.
— Вот ты это и выяснишь, — хохотнула Виктория Семеновна. — И сюжетик очередной снимите в продолжение темы. Наш народ же любит сериалы. Уже несколько человек позвонили. Жаждут видеть тебя на Борисоглебском.
— Явно ради рекламы себя, любимых, — ответила я, подумав, что в кадр опять полезут ворожеи и целители, желающие бесплатно прорекламировать свои услуги.
В общем, от Ивана Захаровича мы с Пашкой поехали на Борисоглебское кладбище, которое в последнее время стало одной из наших рабочих площадок. По пути я позвонила другу Андрюше в Управление, сообщила, куда и почему мы направляемся, а также обрадовала новостью о Мигеле Алонсо, он же — Петр Пантелеевич Прохоров, данные о котором должны храниться в каких-то архивах МВД или службы исполнения наказаний.
Глава 18
На Борисоглебском опять творилась какая-то вакханалия. Видимо, информаторы нашего холдинга ошиблись, так как поп был один (или другие уже ушли), но сопровождало его большое количество праведных прихожанок (мужчин не было), возмущенных осквернением могил и нарушением покоя мертвых. Орали все — и праведные, и ведьмы с некромантами, которые продолжали дежурить на кладбище. Чего они еще ждут?!
Поп пытался взывать к разуму и совести собравшихся, при виде меня оживился. Видимо, ждал моего появления или просто регулярно смотрит «Криминальную хронику». Мне сказал, что я должна прекратить показ безобразий, творящихся на кладбище. Цитировал Библию: «Мужчина ли или женщина, если будут они вызывать мертвых или волховать, да будут преданы смерти; камнями должно побить их» (Лев. 11:27).
Я ответила, что выполняю свою работу — готовлю репортажи с мест событий, связанных с криминальной деятельностью. Люди имеют право на информацию. А побивать кого-либо камнями в Российской Федерации — преступление. Тут в дело вступает Уголовный кодекс. И вообще у нас мораторий на смертную казнь, и такой вид казни в России и Советском Союзе не применялся никогда и ни за какие преступления. Он использовался древними иудеями, в наши дни используется, если не ошибаюсь, только в шести мусульманских странах, и только за прелюбодеяние, совершенное состоящими в браке (у древних иудеев за несколько видов преступлений). Вроде последний случай имел место в запрещенном в России ИГИЛ.
Поп попытался меня воспитывать (или наставлять?), я ответила, что Церковь у нас по Конституции отделена от государства, хотя при виде молящихся на особых местах и перед телекамерами государственных служащих у меня возникают в этом сомнения. Он опять процитировал Книгу Левит и предписания народу Израиля. Я вздохнула, достала смартфон и процитировала Уголовный кодекс — те места, где говорится про умышленное причинение легкого вреда здоровью, а также нанесение тяжких телесных повреждений. Камни-то бывают разные. Поп от меня отстал и снова принялся наставлять некромантов. Пашка все заснял.
Я решила, что после многочисленных и впечатляющих вчерашних событий явление попа с прихожанками будет блеклым сюжетом, даже наша с ним перепалка. Пусть Виктория Семеновна решает.
Я тихо сказала оператору, что нужно сходить к известной могиле и посмотреть, что там сейчас делается. Ее снимем и поедем. Пусть эти ругаются без нас. Похоже, что будут только ругаться, до рукоприкладства и членовредительства вроде бы дойти не должно. Хотя если даже поп про побивание камнями говорит… Как на это могут отреагировать граждане, не ведающие, что это цитата из Библии? Как на призыв к действию? Религиозные войны на протяжении всей истории были очень кровавыми.
Мы с Пашкой спокойно покинули группу спорящих, которым было не до нас, и прошли к известному месту. Яма была зарыта, венки брошены в беспорядке, среди них так и стояла фотография Николая Рудольфовича Миллера. Надо будет Шурику сказать, чтобы забрал. Я сказала несколько слов перед камерой.