Необходимость иногда принимать пищу казалась ему тогда единственным конструктивным недостатком, с которым оставалось только мириться: он не настолько хорошо знал устройство своего тела, чтобы пытаться его менять. Да и раз Создатель сделал так — значит, это единственный вариант.
Воспоминание о том, что это существование конечно, и финал его запланирован заранее, было всегда, но попало в фокус сознания сравнительно недавно. Кажется, миновало расчётное время бесперебойной работы Мирового Механизма, которое свидетельствовало о том, что система пришла в устойчивое равновесие.
Способ выбора механика, конструкция первого «того — не знаю чего» — всё это нашлось как-то само собой. Первого Ивана он выдернул привычным способом — имелась в хозяйстве установка, способная на ограниченный срок вырывать некий объект из родного для него временного потока. Это сопровождалось частичной потерей памяти, но большой беды Кощей в подобном не видел.
Первый Иван оказался совершенно бесполезен — он только играл на гуслях да пел песни. «То — не знаю что» сработало неверно, Бессмертный в чём-то ошибся или так сказался на человеке разрыв времени — непонятно, но его Кощей быстро вернул обратно. Второй интересовался книгами и помнил сказки, он и нашёл единственную существующую инструкцию, которой руководствовались в дальнейшем. Однако помочь с поисками не смог.
Кощей решил попробовать забирать людей при памяти, и с третьим Иваном повезло, он сумел найти яйцо, но дальше не продвинулся: слишком боялся Бессмертного и больше трясся за свою жизнь, чем думал над решением. Пришлось вернуть его обратно.
Четвёртый оказался деятельным, он предположил, что части находятся в разных Колёсах и вызвался искать. Ему не повезло: начав со Второго колеса, Иван почти сразу попал там в неприятности и стал непригоден для дальнейшей службы. Его тоже пришлось вернуть домой.
Пятой пришла Северина. И всё понеслось с ошеломительной скоростью.
Кощей прекрасно видел, что к успеху привела цепочка случайностей и совпадений, а не таланты девушки. Кроме того, он запоздало осознал, что для поисков совсем не обязателен механик, достаточно просто ловкого и везучего человека — и, возможно, так было бы правильнее. Но Северина стремительно шла к успеху, и в этом виделся знак, что теперь всё идёт именно так, как задумывал Создатель.
Почему он задумал именно так?
До того, как вопрос задала Северина, Бессмертный им не задавался. А ведь это и правда странно, зачем такие сложности? В чём логика размещения разных частей на разных колёсах, почему нельзя было оставить конструкцию собранной — здесь?
Ответа на этот вопрос у Кощея не было. Создатель мог не опасаться неповиновения, бессмертный смотритель мира безупречно исполнял приказы и не схватился бы за стопор до тех пор, пока не пришло бы его время.
Тогда почему?..
Едва ли Создатель мог так глупо пошутить, значит, всё устроено с умыслом. Каким? Кощей не тешил себя надеждой постичь изначальный замысел и не верил, что это получится у Северины или кого-то ещё из смертных. Правда откроется только в финале и только человеку, который применит устройство по назначению. Однако, даже сознавая это, Бессмертный не мог отбросить праздные рассуждения.
Впервые за долгие века существования Кощея тяготило ожидание. Он рассеянно потёр грудную клетку, прислушиваясь ладонью к равномерному привычному тиканью внутри. Как будто без сбоев, но всё равно чудилась фальшивая нота. Кажется, сбоил движитель в предчувствии скорого конца. Или заканчивался его ресурс?.. Мог ли Создатель так тонко рассчитать, что срок существования смотрителя совпадал со сроком стабилизации Механизма? Мог, конечно, что за вопрос!
Или беспокоит его другое? А именно, отсутствие поблизости его удачливого механика и тревога о том, как бы девушка не влипла в неприятности. Глупо. Она там — у себя дома, и для неё это гораздо безопаснее путешествия на Пятое колесо и в любые другие, не менее чуждые места.
— Зеркало, покажи Северину Премудрую, — велел он.
Ближайшее отразило девушку. Та в этот момент сама гляделась в зеркало, которое стало глазами Бессмертного, и с задумчивой неторопливостью чесала длинные волосы. В тусклом свете они отливали чистой медью, словно из металла сделанные. Странный обман зрения. Человеческие волосы мягкие, он знал точно, это у него они ближе к тонкой проволоке.
В свободном вырезе рубашки виднелся короткий шнурок, на котором висело возвратное кольцо.
— Я уверена, она вернётся, хозяин, — тихий голос Сорок седьмой прозвучал неожиданно — он умудрился не заметить её появления.
Кощей обернулся. Василиса теребила косу, потупив взгляд.
— Прости, хозяин, не хотела тебя потревожить, но ты и за завтраком почти ничего не съел. Нехорошо это...
— Это не имеет значения, — проговорил он и пояснил неожиданно для себя самого: — Вернётся она или не вернётся — не имеет значения. Придёт следующий, начнёт с известного места. Идём.
Он поднялся, повёл рукой. Зеркало скрыло Северину и вернулось к режиму ожидания, включившись в показ чувствительных узлов Механизма. Василиса молча низко поклонилась, и Кощей вышел следом за ней, на ходу вновь украдкой потирая грудину, за которой сбоил, предчувствуя конец, движитель.
Он хотел ответить другое. Что Северина обязательно вернётся, поэтому волноваться не о чем. «Волноваться» — это человеческое дело, следствие их смертности, а он этого не умеет.
Наверное…
Странные мысли. Странное желание.
Скорее бы Северина вернулась. Скорее бы всё закончилось.
***
Купеческий сын не подвёл, явился ровно к назначенному часу, задачу понял и повёл Северину разговаривать разговоры.
Если жители Пятого колеса в общем выглядели понятно и знакомо для земляков Северины, то каменцы, уроженцы Четвёртого, имели лишь примерно похожие очертания. Высокие, массивные, медлительные, состояли они из камней, которые вместе удерживала неведомая сила. Впрочем, отчего — неведомая? Всё то же собственное время, часть которого уходила именно на это.
Их торговые ряды — а вернее, несколько больших шатров, — стояли за городской чертой, на пустыре, подальше от реки. Воду гости с Четвёртого колеса недолюбливали. Вреда она им не причиняла, но не нравилась и внешним видом, и тем, что впитывалась в их «кожу» — говорили, что ощущение неприятное.
Каменцы в пище нуждались мало, употребляя в небольших количествах металлы и разные сложные минералы. Одежды не носили, но украшали себя всё теми же металлами и чеканили на «коже» сложные узоры золотой канителью. В их родном мире металлы тоже добывались, но из земли, а железные и медные деревья из Третьего колеса считались лакомством, так что здесь они покупали в основном именно их. Больше всего ценились тонкие молодые веточки, которыми местные мастера обычно пренебрегали.
Алёша привёл Северину в этот небольшой лагерь, перекинулся парой слов с хорошо знакомым каменцем — различить их по почти отсутствующим лицам было трудно, но вот размеры, оттенок камня и узор очень в этом помогали. Тот в ответ прогудел что-то неразборчивое, взмахнул могучей ручищей, и в воздухе заплясал махонький красный огонёк, который медленно поплыл между шатрами, показывая дорогу.
Северина плохо разбиралась в возрастах и отметинах на каменных телах, но, когда огонёк привёл к сидящему в теньке пришельцу, она подумала, что это старик. «Кожа» его выглядела потрескавшейся и выщербленной, а золотой узор покрывал почти сплошняком. Ещё его украшали широченные браслеты, ожерелье из больших золотых пластин и нечто вроде юбочки из разноцветных металлических лент.
— Алмаз Кракр, разреши узнать у тебя историю, — вежливо обратился к нему Алёша, поздоровавшись.
— Замри и спрашивай, — велел тот. Голос звучал гулко и дробно, рокотом далёкого обвала, и заставлял тревожно ёжиться.
Северина не успела уточнить, что это значит, опытный товарищ перевёл как разрешение присесть рядом. Не очень-то удобно — никакие ковры каменцам не требовались, сидел чужак прямо на земле, и людям пришлось последовать примеру, — но кое-как устроились.
Объяснения Кракр выслушал внимательно, рассмотрел положенную ему в ладонь часть смерти Кощеевой. С разрешения и молчаливой тревоги Северины что-то над ней поколдовал. Кощей уверял, что эта штуковина неразрушима, но мало ли! К работе он привлекал только уроженцев Третьего колеса, кто знает, на что способны остальные разумные?
Результаты каменца, поначалу довольно равнодушного, впечатлили и заинтересовали, и провозился он с незнакомой игрушкой минут десять. Вокруг устройства полыхали разноцветные отсветы, змеились крошечные молнии, и Горюнова наблюдала за этим не без опаски, но пока сдерживалась. К её облегчению, вернули ценную вещь в неизменном виде.
— Сила тут большая заперта, — после паузы проговорил Кракр. — Но в руки не дастся. Что это?
Северина помялась, однако объяснила подробнее. Про Кощея каменец слышал, но больше в местных сказках, потому что в их собственных историях лишь изредка поминался какой-то «полужелезный человек», который обладал удивительной силой, но ничего значимого не совершил. Видимо, те редкие вмешательства в работу Четвёртого колеса, которые вспоминал Бессмертный, прошли мимо внимания каменцев.
— Древняя вещь… — прогудел Кракр. — Дерево… Ларец… Заяц… — с паузами проговорил он. — Не знаю таких. — Северина успела разочарованно вздохнуть, но старик ещё не закончил. — Знаю колоколец древний такой же работы и спрятанной большой силы. — Он ткнул одним из трёх толстых пальцев в головоломку. — Металл от силы несъедобный. Хранит его старый алмаз Ракас, что живёт между Четыревосьмым и Четыредевятым квадратами.
— А на что он может согласиться выменять эту диковинку? — спросила Северина.
— На истории. Старый алмаз любит старые сказки.
Делать тут Северине было больше нечего, и Алёша проводил её до города. Всё допытывался, правда ли она смерть Кощееву ищет по царскому поручению. А та и спорить не стала — лучше уж так, чем пытаться правду объяснить.