— И в чём подвох? — с сомнением поглядела на него Северина. — Я окаменею?
— Это было бы слишком расточительно — отправлять за тобой гусей-лебедей, а потом просто превратить в камень.
Довод оказался убедительным, любопытство — сильным, а яйцо — самым обыкновенным на ощупь. Прохладный и гладкий кусок камня, бережно отполированного. И иголка внутри была — толстая, серебряная, без ушка, но с заметным утолщением там, где оно должно быть. И отверстие, если приглядеться, удавалось рассмотреть, но не поперёк иглы, а вдоль, в тупом торце.
— А если я его сейчас разобью и тебя убью? — с ещё большим подозрением спросила девушка.
— Попробуй, — великодушно разрешил хозяин. — Но осторожнее, не повреди зеркала.
Внимательно следя за лицом мужчины, Северина разжала руку. Он проводил яйцо задумчивым взглядом, не дрогнув и не попытавшись поймать. Камень глухо стукнул, невысоко подпрыгнул и покатился. Ругнувшись, девушка помчалась догонять ценный предмет — под всё таким же спокойным и равнодушным взглядом Кощея.
Яйцо далось в руки, отскочив перед этим от стены. На чистом гладком камне не появилось ни царапинки.
— Это что, обманка какая-то? Ты всех проверяешь на дружелюбное расположение, а настоящее где-то припрятано? — проворчала она недовольно.
— Скорее всего, подлинник, — возразил Кощей. — Я не могу его коснуться.
Прежде чем Северина успела уточнить, что имеется в виду, её ладонь с лежащим на ней яйцом накрыла мужская — и прошла сквозь увесистый, прохладный, отчётливо ощутимый камень. Было очень странно одновременно чувствовать вес и гладкость яйца и тепло чужой твёрдой ладони.
— Со второй то же самое, — предупредил он дальнейшие расспросы, для наглядности поводил металлическими пальцами сквозь камень. — Если в меня им кинуться, результат будет тот же. Его нельзя расплавить, разбить, заморозить. Пробовали.
— Кто? — пробормотала Северина и, от греха подальше, вернула яйцо на подставку.
— Те, кто был до тебя.
— Другие сорок шесть Василис? — ехидно уточнила она. — Триста. Триста сорок шесть.
— Нет. Те Василисы — для приготовления еды и поддержания порядка, — возразил он. — Механики. Правда, ты первая женщина, остальные были мужчинами.
— Иванами? — ещё более едко спросила девушка.
— Четверо, — он кивнул. — Яйцо нашёл третий, но дальше не продвинулся
— И что с ними стало? — опасливо спросила Северина. — С теми, кто не справился.
— Полагаю, они умерли, но я не следил за их судьбой.
— Не следил… То есть не ты их убил? — не поверила она.
— Я вернул их обратно. Предваряя твой следующий вопрос, так же как и всех предыдущих Василис.
— Ну ничего себе! Больше трёх сотен помощниц по хозяйству, и при этом никто там, на Колёсах, не знает, что тут у тебя происходит?! Ни за что не поверю, что они промолчали!
— Василисы не помнят своего прошлого, когда приходят сюда, и не запоминают, что происходило здесь, — всё с тем же бесстрастным спокойствием пояснил Кощей.
— Но я же помню!
— Первые два механика без памяти ничего не смогли сделать, пришлось пересмотреть идею и отправлять за следующими гусей-лебедей. Мне нужен хороший мастер, а значит — в полном сознании.
— И почему ты думаешь, что я хороший мастер? — ревниво сощурилась Северина. — То есть я, конечно, очень хороший, но тебе-то откуда знать?
— Ты разобралась с головоломкой. Кажется, вы называете эти вещицы «то — не знаю что».
— Я с ней разобралась? — тупо переспросила девушка. — И-и… Что она делает?
— Ты сказала, без этого бы не сработало оповещение.
— Я сказала? — медленно повторила она. — А что я сказала?
— Это приспособление отпугивает грызел, — пояснил Кощей. — Для населения Второго колеса эти существа представляют проблему. Вредители.
— О-бал-деть… И кто же это бесценное устройство изобрёл? Пользуется популярностью?
— Это неважно. Суть в том, чтобы разобраться с нетривиальной задачей. Проверка умений и пригодности.
— Ладно. Может быть. И что ты от меня хочешь как от механика? — решилась она задать самый важный вопрос.
— Поскольку я сам не могу прикасаться к этой вещи, мне нужен кто-то, способный её использовать, — он указал на загадочно поблёскивающее в ларце яйцо. — Если верить инструкции, в руках заинтересованного лица должно сработать.
— Сработать… Подожди. Но если ты — Кощей и тут — твоя смерть… Ты что, хочешь, чтобы я тебя убила?!
— Верно. Это ведь не противоречит твоим убеждениям?
Лицо у него в этот момент оставалось постным и невыразительным, так что ирония в словах наверняка почудилась.
Глава 3. Красна девица
Северина искренне гордилась тем, что быстро смогла уболтать Кощея называть её правильным именем. Эмоции он в расчёт не брал, но удалось зайти с другой стороны. Если Василисы — по хозяйству, а она — нет, то можно запутаться, если называть их одинаково. Этому аргументу воплощённое зло вняло, а Горюнова воодушевилась маленькой, но честной победой. Ещё она сумела поверить обещанию Кощея отпустить её домой независимо от результата. Считать себя приглашённым мастером, а не заложницей было гораздо приятнее для самолюбия и полезнее для самообладания.
А всё остальное не укладывалось в голове, потому что Кощей слишком не походил на собственный сказочный образ — во всём, начиная от облика и заканчивая мотивами, и Северина быстро перестала подозревать его во вранье и притворстве: ему такое явно не требовалось.
Вот этот бесстрастный полумеханический тип — один из самых страшных сказочных персонажей? Да ну нет!
Северина не верила и испытывала жгучее любопытство, но лишние вопросы пока держала при себе. В обществе Кощея она немного освоилась, но не настолько. Стоило понаблюдать, осмотреться и только после этого лезть в его голову, а пока можно и о деле поговорить.
Они перебрались в просторную, прекрасно оборудованную мастерскую. Здесь лежал полуразобранный гусь-лебедь, громоздились ряды полок с инструментом и россыпями деталей, стояло три верстака — два чисто прибранных и один, ближний к механической птице, заваленный её частями и инструментом. Сложнее всего Северине оказалось подавить зависть: она, конечно, талантливый мастер, признанный, уже Премудрая и даже с царём накоротке, но такого простора и богатого оснащения она себе позволить не могла. Или пришлось бы делить его с кем-нибудь, а это хуже маленькой, но своей мастерской.
Ларец вместе со столиком, которые Кощей тащил, не чувствуя веса, водрузился в углу, а хозяин с гостьей заняли пару свободных стульев у пустого верстака.
Обсуждение задачи началось с рассказа о том, что успели перепробовать предшественники, и Северина дивилась и ужасалась людскому воображению. Пытались уничтожить яйцо, до его нахождения — пытались повредить самого Кощея, но только подтвердили его бессмертие. Орудие либо не могло проткнуть даже кожу — либо проходило сквозь него, как всё то же яйцо.
— Последний Иван предположил — на основе инструкции — что, кроме яйца, должно быть что-то ещё, но он не преуспел в поисках, сильно пострадал и ослеп, и я был вынужден отправить его домой.
— Ослеп… Неужели Горазд Премудрый? — изумилась Северина. — Правда он?!
— Не знаю, я не запоминал его имя.
— Нет, точно он, всё сходится! Он отправился в странствия, вернулся слепым, никогда не рассказывал никому, где был, но привёз много золота и идей, свою школу основал… Правда, было это почти сто лет назад. Неужели за это время больше никто не разгадал твою головоломку? Может, чего попроще задумать в следующий раз?!
— Повода для спешки нет.
— Но ты всё равно хочешь умереть. — Северина ухватилась за интересную тему. — Если тебе надоело жить, неужели каждый новый день не тяготит?
— Уходя, Создатель пообещал вернуться, когда во мне отпадёт надобность, и завершить начатое, либо послать кого-то, кто сумеет сделать это за него. Уже больше четырёхсот лет надобность во мне не возникала, вероятно, уже и не возникнет. Создатель по какой-то причине не вернулся, следовательно, закончить его последнее дело — мой долг.
Северина несколько мгновений недоверчиво смотрела на него, пытаясь осознать сказанное.
— Неужели ты не хочешь жить? — спросила она.
— Я этого не умею, — спокойно возразил он. — Живёт то, что включено во временной поток, мы сейчас находимся за его пределами. Я всегда нахожусь за его пределами и не имею собственного времени.
— Но гусей-лебедей при этом ремонтируешь сам, — Северина мотнула головой, — и управляешь ими. Как так?
— Они — творения Создателя, и время в них закладывал именно он. Я только заменяю некоторые приходящие в негодность мелочи. Они не заводятся, в них встроены отдельные движители, собранные Создателем и не знающие сбоев.
Это откровение оказалось ещё более неожиданным, но… пожалуй, оно единственное могло объяснить бессмертие. То, что не живёт, и умереть не может.
Существование вне потока…
За день на всех колёсах субъективного времени проходит одинаково, вот только плотность у него разная. Всё живое имеет своё собственное, отмеренное при рождении, время, которое либо синхронизировано с окружением, либо — отторгается им. Отсюда и невозможность задержаться на другом Колесе надолго. Для земляков Северины время пребывания ограничено семью сутками на ближайшем и тремя — на дальнем. А выходцу с Пятого колеса и вовсе невозможно пробыть на Первом больше трёх часов. Один, три и семь — три простых числа, на которых построен мир, их ещё называли волшебными.
Меньше подвержены течению времени неживые предметы, что помогало пусть не обильной, но постоянной торговле с ближайшими соседями. С растениями всё складывалось неоднозначно: иные плоды пропадали через указанный срок, если их не успевали съесть или переработать, но некоторые приживались. Металлические деревья Третьего колеса к их числу не относились, но на Четвёртом не оставляли надежды укоренить эти ценные породы. Работал и тот фокус, который провернули в Трипятом царстве с грызлами: их потомство, совместное с местными белками, вполне могло жить на Третьем колесе. Ходили слухи о детях, рождённых от пришельцев со Второго или Пятого колеса, но кто знает, насколько правдивые!