— Быстро! — изо всех сил я сжала его руку, впиваясь ногтями в кожу.
Мы буквально вломились в соседний кабинет, но он оказался занят.
Видя мой совершенно дикий взгляд, оборотень утянул меня в какую-то подсобку, где среди швабр и вёдер я на него и набросилась. Сложно назвать происходящее дальше поцелуями, скорее я кусала его губы, царапала спину под одеждой и исступленно глухо рычала, когда он вторгся в меня мощным, наполняющим до предела движением.
Мы сплелись в неистовом, бешеном водовороте страсти, он держал меня на весу, сминая одежду, оставляя отметины на коже. Оргазм вспенил кровь и оглушил, всё тело дрожало и пульсировало в ответ на его движения, ещё никогда удовольствие не было настолько яростным и животным.
Когда мы немного пришли в себя, оказалось, что я сломала молнию на его джинсах и ноготь, а он порвал мою любимую шерстяную юбку, хорошо хоть, что по шву.
— Лейла, прошу, больше никаких чулок зимой. Шикарная деталь гардероба, кто бы спорил, но холодно же! А тебе ещё детей рожать, — промурлыкал Артур, натягивая свитер пониже, чтобы скрыть сломанную ширинку.
— Лучше молчи! — посоветовала я, приводя свой вид в подобие порядка.
Когда мы вернулись, я с облегчением отметила, что заседание ещё не началось.
Мадина с Игорем отсутствовали, а Эльвира ожесточённо вязала, бросая возмущённые взгляды на Михаила Натановича. И это правильно, меня его спокойный вид тоже бесил до дрожи в коленях. Но после короткого яростного секса в подсобке немного отпустило. Пожалуй, стоит наведаться туда в перерыв. Всё равно юбка у меня уже драная, так чего терять?
В отличие от вчерашнего дня, сегодня никакого щита ставить не стали, ведьмы злились. Грибальский напрасно блистал остроумием и обаянием — я прекрасно видела, насколько сильно он всех бесит!
Сначала заседание было по большей части посвящено мёртвой ведьме, анализам, экспертизам и так далее. Как ни странно, никто из сидящих в обвинении незнакомых ведьм не сорвался до банальной брани во время допроса, хотя Грибальский сделал всё, чтобы это произошло.
До перерыва продержались без эксцессов, а там как-то полегчало.
Сегодня мы обедали в кабинете одного из оборотней, кто-то заказал роллы и пиццу. Я старалась сосредоточиться на еде, а не на желании убивать ведьмаков.
Вчера не смогла взять в рот ни кусочка, поражённая подлостью оппонентов, а сегодня уже спокойно ела, слушая трёп оборотней. Видимо, человек действительно ко всему способен привыкнуть.
Облюбованную нами подсобку мы с Артуром тоже навестили, но на этот раз желания ширинковредительствовать не возникло, поэтому я целиком отдалась на откуп его ласкам, закрыв глаза и наслаждаясь каждым прикосновением, каждым толчком внутри меня, каждым жадным вздохом.
Кажется, все понимали, что мы делали в той подсобке, но мне было всё равно. Горячая утренняя злость сменилась раздражённой апатией. Именно с этим чувством я рассматривала Грибальского, когда он вызвал меня для очередной дачи показаний.
— Представьтесь, пожалуйста.
— Абдуллина Лейла Ахмедовна, пара Артура Волкова, ведьма Высшего ранга.
— Именно в таком порядке? Сначала пара, а потом ведьма? — усмехнулся он, сверкнув глазами.
— Можно в любом порядке, от перемены мест слагаемых сумма не меняется.
— И всё-таки, вы с самого начала только и делали, что предавали наши идеалы, противопоставляли себя нашему обществу, ненавидели ведьмаков, — патетично воскликнул он.
— Трудно предать то, чего нет. Впрочем, неважно. Меня очень грубо встретили, информация о поведении Златы Зелеваренко во время первого контакта есть в рапорте, поданном в Трибунал. Насколько я знаю, все мои рапорты подшиты к делу. После встречи последовало ещё два нападения, одно со стороны Ареса Арского лично, второе со стороны Влевода Арского в составе круга с семью другими моими одногруппниками. У меня нет ни единой причины относиться к ведьмакам хорошо. Ни один из них пока что не сделал для меня ничего хорошего.
— А вы сделали что-то хорошее хотя бы для одного ведьмака? — осклабился Грибальский.
— Я была вежлива со всеми, с кем встречалась и никогда не нападала первой. Если бы все придерживались таких правил, этого процесса бы не случилось, — ответила я, сдерживая раздражение.
— Знаете, я тут прочитал в ваших заявлениях, как вас называли в школе. Псовая шкура, блохастая шлюха, волчья подстилка, псучка… — он со смаком пробовал каждое слово на вкус. — Как вы реагировали?
— Просила оставить меня в покое и доносила информацию до администрации школы.
— Да? А у меня есть информация, что вы вели себя нагло и вызывающе, напрашивались на конфликт, сыпали обзывательствами и бранью в ответ, — ехидно оскалился ведьмак.
— Судя по данному процессу, у вас вообще очень много искажённой и лживой информации, — ответила я, с глухим презрением глядя на хвостатого франта. — Это неправда, я всегда старалась сгладить конфликты и никогда не нападала первой. Но молчание мои одногруппники принимали за слабость, и иногда я вынуждена была защищаться.
— Итак, вы ненавидите ваших одногруппников. Правильно?
Грибальский начал вкладывать слова мне в рот. Терпеть не могу, когда так поступают.
— Нет. Я дружу с некоторыми ведьмами из группы, а к остальным не испытывала ненависти, только неприязнь и желание поскорее закончить учёбу.
— И эта неприязнь толкнула вас на преступление? — не дал сбить себя с толку он.
— Я не совершала никаких преступлений.
— Как же, Лейла Ахмедовна! Вы нарушили один из главных, непреложных законов нашего общества — стали парой оборотня. Этот факт нарушения не подлежит сомнению и не нуждается в доказательствах. А всем известно, что ведьмы, преступившие закон один раз, с лёгкостью делают это снова. Вы уже преступница, отверженная и изгой. Разве есть вина в том, чтобы вслух выражать презрение к такой, как она? — взревел он, обращаясь к зрителям.
Зал ответил улюлюканьем, ведьмаки повскакивали с мест и раздались возгласы:
— Шлюха!
— Псовая шалава!
— Волчья потаскуха!
Я сжала руки в кулаки, впиваясь ногтями в ладони. От унижения на глаза навернулись слёзы. Это длилось несколько мгновений. Грибальский, словно дирижёр, жестом успокоил толпу соплеменников и уже набрал воздух для дальнейшего монолога, но его прервал ледяной голос Артура.
— Согласно седьмому пункту Общего положения о взаимодействии в рамках Соглашения, я вызываю на поединок каждого оскорбившего мою пару. Так как всё произошло в присутствии Трибунала, не считаю необходимым доказывать факт оскорблений. Оскорбления выкрикивали вот эти лица.
Артур поочерёдно указал на пятерых ведьмаков, стремительно покрывающихся красными пятнами.
Один из судей-оборотней кивнул и поднялся.
— Ваша просьба удовлетворена в полном объёме. Когда и где вы желаете провести дуэль? И до какого предела?
— В ближайший перерыв на арене Трибунала. Я думаю, что мы всем сэкономим время, если это будет совместный поединок. Пусть защищаются впятером. Поединок до смерти одной из сторон.
В зале повисла тишина, и моё сердце зашлось в тревожном стуке. Он с ума сошёл? Пятеро против одного?
— Протестую! — вскрикнул Грибальский.
— Протест отклонён. Поединок до летального исхода одной из сторон. Защищающаяся сторона имеет право выбора: ограничитесь только холодным оружием или без ограничений?
— Холодное оружие! — нервно выкрикнул один из оскорбивших меня ведьмаков.
Судья кивнул.
— Прошу взять обозначенных ведьмаков под стражу, оружие им может быть предоставлено по запросу из арсенала. Поединок состоится в 17.00, во время перерыва. Его исход не может влиять на данное разбирательство или служить причиной любого другого разбирательства. Волков в своём праве, — пожилой оборотень окинул тяжёлым взглядом зал и сел.
— Но на ней нет метки! — взревел Грибальский.
— Она представилась его парой в начале вашей беседы и находится здесь в его присутствии, а также проживает в его доме. Юридически она считается его парой, даже если вы не видите на ней метки, — желчно ответил другой судья-оборотень и отчеканил: — Волков в своём праве.
В зале поднялось волнение. Оборотни были спокойны и собранны, а ведьмаки шумели, их голоса сливались в возмущённый гул. Я цеплялась руками за стул. Артур выглядел довольным донельзя и совершенно игнорировал мои отчаянные взгляды. Даже подмигнул в ответ.
— Господин Грибальский, надеюсь, вы сделаете выводы об эффективности ваших эмоциональных провокаций и в дальнейшем воздержитесь от подобных выпадов, — бросила Шустова.
— Давненько у нас не было поединков чести… Видимо, все забыли, что не только пара, но любая женщина, находящаяся под защитой оборотней, неприкосновенна, — высказался оборотень-судья. — А теперь можете продолжить допрос.
Грибальский обернулся ко мне с искажённым гримасой ненависти лицом.
— Вы довольны собой, Лейла Ахмедовна? Из-за вас сегодня оборвутся жизни пятерых ведьмаков! — прошипел он.
Больше всего на свете хотелось оборвать его жизнь. Я даже почувствовала, как моя сила скручивается в тугой комок. Но сдержалась. Спасибо школьной науке: она оказалась гораздо полезнее, чем я думала.
— Если им так дороги жизни, то не стоит оскорблять, унижать и похищать ведьм, — не своим голосом ответила я. — Ни одному из присутствующих я не сделала ничего плохого.
— Вы виноваты! И их смерти будут на вашей совести! — вперился он в меня яростным взглядом, лишая остатков душевного равновесия. — Но этого вам мало, вы придумали схему, как очернить и спровоцировать ещё больше чистых душ, которые лишь повинуются нашим законам — клеймят позором отступницу!
От него исходила бешеная энергетика. Теперь я понимала, почему защитником выбрали именно его. Михаил Натанович отчаянно проигрывал по накалу страстей, скучно упирая на факты и несостыковки. Этот же давил на эмоции.
Хочешь эмоций? Ты у меня ими подавишься!
— Вы можете считать меня кем угодно, но я сделала свой выбор! И тот факт, что мой мужчина готов защищать меня, говорит в его пользу. Ни один из присутствующих ведьмаков не вызвал бы оборотня на поединок за оскорбление своей ведьмы. Даже если бы она родила ему пятерых детей и всю жизнь положила бы на удовлетворение его прихотей! То, что вы говорите об отношениях ведьм и оборотней — ложь! Меня любят! Ценят! Защищают! И мне плевать, что это противоречит какому-то нелепому закону, придуманному тысячи лет назад! Придуманному такими же эгоистичными нарциссами, как вы!