Колька побелел, губы у него дрожали, он отошел с зловещим видом.
— Болтун — находка для шпиона, — на всякий случай сказал ему вслед Лешка. Кто его знает, может, он что-то разнюхал про все их дела — сболтнет еще…
Пашки все не было, Лешка сильно замерз и пошел домой греться. Евдокия Ивановна зазвала его к себе. У нее был суп из сушеных грибов, Сергуне она уже отнесла, а теперь покормила Лешку. С ветеринаром у Евдокии Ивановны отношения были натянутые. Гаврин сам себе готовил до прихода Сергуни и Лешки, потом они стали питаться втроем, но кое-как — наварят картошки, и то хорошо. В последнее время Евдокия Ивановна стала подкармливать Лешку, да и во времянку иногда носила. Она была все такая же суровая, но, когда Лешка ел у нее, сидела, подперев голову кулаком, смотрела на Лешку и вздыхала…
— Спасибо, тетя Дуня, — сказал Лешка и облизал ложку.
— Не за что, — строго сказала старуха, — посиди. Все бегаешь… В такие времена дома надо сидеть.
— Пойду поиграю, — сказал Лешка.
— Да уж теперь какие игры! Вон, говорят, под Волошовом немец семь деревень спалил. Всех побили, и детей, и баб. Сидеть надо и носа не казать!
Лешка потоптался, шмыгнул носом.
— Я пойду, тетя Дунь?
— Полицаев понаехало, нажрутся, стрельбу устроят… Ты подальше держись.
— Ладно!
Лешка побежал на улицу. Утро было солнечное, а днем небо затянулось сероватой мглой, и с востока низко над лесом стали вытягиваться темные, рваные облака.
Приехал из Сухова ветеринар, отвел лошадь, пошел домой. А Пашки все не было. Наверно, его там обедом накормили, так уже бывало, вот он и сидит. А может, расковырял коробки, и его схватили?
Они стояли с Семкой и Виталием у бывшего ларька сельпо, давно заколоченной избы. За ларьком начинался подъем на гору, к школе. Лешка вертелся тут полдня, надеясь услышать, если что произойдет в школе с Пашкой.
Семка и Виталий говорили, что надо бы все-таки уйти в партизаны. Если бы Женька не откололся… Лешка в разговор не вмешивался, а ребята обсуждали этот вопрос скорей по привычке. Трудно так вот взять и уйти из теплого, сытного дома в лес, холодный, пустой, неприютный… Пока там партизан найдешь! Заговорили о том, что можно и в деревне что-то делать. Хотели же прокалывать шины у машин, можно поджечь школу, ну, если не школу, так конюшню!
Но в память навсегда врезалась жуткая расправа над партизанами. Кровь стыла, стоило вспомнить страшную «игру в городки»…
На горе послышался какой-то глухой шум. Все трое обернулись.
Сверху по крутому травянистому склону катилась бочка. Она набирала скорость, стала подпрыгивать на камнях, гулко стуча по земле, вот она свернула в сторону, перепрыгнула через тропу, вильнула, покатилась по ровному — в сторону шубинского дома.
Ребята побежали за ней. Бочка еще раз подпрыгнула, со всего маху стукнулась о стоявшую у забора пустую телегу и застряла в канаве.
На шум из дома старосты высыпали полицаи с винтовками. Когда ребята подбежали, из бочки вылезал Колька Козодой. Он весь был в сене и какой-то трухе, ноги у него тряслись, он качался и расставлял руки — видно, здорово его закрутило. Полицаи окружили его. Лешка протиснулся поближе. Смуглый полицай, который вез когда-то Сергуню и Лешку, держал Кольку за шиворот, а Колька уже ревел в три ручья.
— Я не буду-у… Я случайно, дяденька! А-а-а…
Виталий пролез между полицаями, схватил Кольку за руку.
— Дяденька, отпустите! Вот его мамка сейчас выпорет, отпустите, дяденька!
Полицаи загоготали, кто-то дал Кольке подзатыльник, и Виталий вытащил Кольку из толпы. Они с Семкой для вида накинулись на Кольку, толкали его, ругали и понемногу отводили от полицаев.
— А пусть он знает, что… — хныкал Колька, — что у меня… сила воли есть…
— Заткнись, холера, — прошипел Виталий.
Лешка стал выбираться из толпы полицаев, от которых несло перегаром. Он зацепился рукавом за приклад чьей-то винтовки, освободился, бормоча извинения, полицай обернулся и посмотрел на него. И тут Лешка увидел его лицо. Это был Матвей. Тот самый, долговязый, с длинным лицом, Матвей, который привел их в Сотников бор.
Матвей смотрел на Лешку, и лицо его делалось каким-то задумчивым. Лешка отвел глаза, увидел повязку на рукаве Матвея, винтовку на плече.
— Э! — негромко позвал Матвей, и что-то жалкое проскользнуло в его взгляде.
Лешка, еще ничего не понимая, но чувствуя, что произошло непоправимое, сделал рукой слабый жест — «Нет, нет… не надо» — и попятился.
Матвей быстро, воровато оглянулся, снова посмотрел на Лешку, потом сплюнул, поправил на плече винтовку и направился к дому.
Лешка пошел прочь, стараясь не бежать. Когда он обернулся, полицаи толпой поднимались на крыльцо, и Матвея он уже не разглядел.
Дома Сергуня выслушал его, встал и потрепал Лешку по голове.
— Ну вот, Алеша, надо уходить.
Он достал из тайника продовольственную карточку и задумался. Засунул ее обратно и стал одеваться.
— Позови дядю Гришу, — сказал он.
Когда Лешка вернулся с ветеринаром, Сергуня был уже готов.
— По всей видимости, мы раскрыты, — сказал Сергуня. — Возможно, у нас есть еще немного времени. Уйдете к партизанам.
— Как?! — Гаврин взмахнул руками и сел. — Как я их найду?
— Из деревни выедете на телеге, скажете — на вызов. Только быстрей. — Сергуня обернулся к Лешке. — Пашка где?
— В школе сидит.
— А, черт!.. У вас когда встреча?
— Как стемнеет.
Сергей посмотрел в окно и сказал ветеринару:
— Доезжайте до моста, остановитесь и чините колесо. Ждите Павла, с ним уйдете к партизанам. Если к десяти вечера его не будет, поезжайте на кордон, к Самохину. Я буду там.
— У немцев посты стоят вокруг деревни, — сказал Гаврин.
— Сейчас они вас пропустят, пока нет тревоги. Поторопитесь!
— Эх-хе-хе!.. — Гаврин сокрушенно покачал головой и развел руками. — Ну, прощайте тогда… Будь она неладна!
Он ушел.
— Леша, — Сергуня взял его за плечи, — мы временно расстаемся.
— Почему?!
— Слушай внимательно. Сейчас пойдешь к школе и будешь ждать Пашку в том месте, где условились. Пусть он доберется до моста, найдет Гаврина и доведет его к партизанам. Женька говорил, что тропой у реки пройти можно, постов нет. Я тоже там пойду. Потом проберешься к Жене в сарай и дождешься его. По той же тропе уйдете из деревни и придете к Самохину. Мне надо узнать, с кем встретится Краузе. Завтра, если их не хватятся, Пашка с Женькой в деревню вернутся. А мне надо будет поговорить с Житухиным.
— А к партизанам мы не пойдем?
— Потом пойдем. В общем, там разберемся, когда встретимся.
— А если Пашка документы вытащит?
— Да ничего он не найдет! — Сергей задумался. — Но если он что-нибудь достанет, пусть передаст тебе, а сам выберется из школы и делает, как я сказал. Документы передашь Жене — пусть он с ними прямо идет к партизанам. На всякий случай: вместе с документами пусть Никитич передаст на Большую землю: «Карточки агентов осветлены. Игнатий». Но это маловероятно. В любом случае придешь ко мне на кордон.
Они были уже во дворе, у забора.
— Так, что еще?.. Кажется, все. Будь очень осторожен, Леша, помни все, чему тебя учили, и не торопись. Ты — разведчик, будь внимателен и не бойся.
— Оружие брать?
— Нет времени. Ничего, все будет нормально. Ну!
Сергей прижал к себе Лешку, поцеловал его и подтолкнул к забору.
— А может, Матвей здесь от партизан, в разведке? — спросил Лешка.
— А если нет? Иди, Леша, до встречи.
В темноте Лешка не видел его лица, но почувствовал, что Сергей улыбнулся. Лешка перелез через забор, но, прежде чем войти в густой кустарник, обернулся. Он увидел, как мелькнула над забором бесшумная тень, потом слабо треснул сучок, и стало тихо.
Пашка действительно весь день просидел в школе. Сначала топил печи, потом слонялся без дела, сидел у Житухина. Играли в карты — в дурачка.
Житухин шепотом сказал, что есть еще задание на карточки для десяти человек и что он их отпечатает, как договорились. Житухин громко шептал, и глаза у него горели азартом.
— Передай, — шептал он, — что я теперь основной фон усиливаю, он через несколько дней потемнеет, а печать выцветет. Это будет исключительно заметно!
— Ладно, вечером передам, — сказал Пашка. Он ждал своего часа, был вял и неразговорчив.
Когда стемнело и пришло время топить вторично, Пашка оживился. Он зашел в комнату Краузе, чтобы растопить печь, но майор одевался и выгнал его. Пашка растапливал вторую печку в коридоре, когда Краузе прошел мимо него. Майор был в теплой куртке и меховой шапке.
Обер-лейтенант Курт последние дни из кожи вон лез, чтобы выслужиться перед майором. Он работал и вечерами, все время попадался майору на глаза с озабоченным видом и какими-то бумажками в руках. Сейчас он проводил майора до двери, услужливо распахнул ее. Майор брезгливо поблагодарил.
Обер-лейтенант ушел в свою канцелярию, а Пашка подождал немного и с ведром и совком в руках пошел в кабинет майора. По коридору, заложив руки за спину, прохаживался дежурный унтер-офицер с большой кобурой на поясе. Пашка деловито открыл дверь в кабинет, вошел. Было темно, он зажег керосиновый фонарь и поставил его на пол. Дрова и растопка были сложены загодя на железном листе у печки. Пашка стал выгребать золу в ведро. Выгреб до половины и прислушался. Шаги были далеко, в той стороне коридора.
Пашка бесшумно метнулся к коробкам, торопливо открыл верхнюю. В ней рядами лежали тушки синиц. Пашка подцепил ватную подстилку, отогнул ее — ноготь скребнул по картонному дну. Пашка и так вертел коробку, и сяк, пока догадался смерить ее глубину. Сверху палец уходил в нее до половины. А когда приложил палец снаружи, то сразу увидел: коробка была толстой, почти на всю длину пальца. Значит, двойное дно.
Шаги дежурного были уже у самой двери, Пашка прикрыл коробку и бросился к печке. Стал догребать золу. Дверь открылась, дежурный посмотрел на Пашку, обвел глазами комнату и закрыл дверь.