ного гнезда, и бывшие рейдеры стали ортами.
Обретя десять новых соплеменников, Старшие потёрли одного: свою дочь. Всеслав не мог остаться в Катакомбах — президент ежедневно требовал его скорейшего возвращения в Россию, ситуация там была очень напряжённой, — и тогда Наташа заявила родителям, что она улетит вместе с вождём ведунов.
— К чему такая спешка? — попыталась образумить её Мерседес. — Твой Всеслав через полгода вернётся, и тогда…
— Нет, — отрезала Наташа, — никаких полгода. Он воин первой шеренги — будет война, и я могу стать вдовой, не успев стать женой.
— А ты уверена, что любишь его, девочка моя? Давно ли ты сходила с ума по Хайку, а теперь… — Но тут Мерседес увидела выражение глаз дочери и поняла, что все увещевания бесполезны. И Старшая вдруг вспомнила, как она сама бросилась в любовь к Диего Рохо, как в омут, оставив размеренную и достаточно обеспеченную жизнь. Наташа уродилась в мать — об этом без слов говорил взгляд девушки. Мерседес лихорадочно старалась найти ещё какие-то аргументы, убедить дочь, удержать — тщетно. А точку в разговоре неожиданно поставил Андрей, пришедший на помощь сестре.
— Отпусти её, мама, — сказал молодой орт. — Любящих — не удерживают. А вместо Наташи у тебя будет другая дочь — Эстрелла. Мы с ней решили пожениться.
— Что? И тебе приспичило?
— Война, мама. Враг вернётся, и я могу погибнуть, как погибли Родриго, Гонсало и другие, — Андрей произнёс эти слова спокойно, без всякого пафоса, словно само собой разумеющееся. — И тогда останутся мои дети — твои внуки. Жизнь продолжится.
«Дети выросли, — думал Диего, глядя на своих первенцев. — Наташа из взбалмошной девчонки превратилась во взрослую женщину, и Андрей стал мужчиной — воином. Да, дети выросли… Ничего не попишешь — закон природы».
Поняла это и Мерседес.
— Будь по-вашему… — сказала она и тяжело вздохнула.
И в Катакомбах справили сразу три свадьбы: Андрея с Эстреллой, Ставра с Маризете и нового военного вождя горных индиго Родиона (Всеслав не ошибся в своём предвидении) с главой орт-ведуний Камллой. Наташа пока осталась невестой вождя Ищущих Ответы — они с Всеславом станут мужем и женой в России, по древнему обряду ведунов-русичей — адептов магии Меча.
Перед самым отлётом Наташа разыскала Хайка. После гибели Мэй Волчонок стал замкнутым, сторонился людей и часами просиживал на подземном кладбище возле могилы своей потерянной любви, глядя в одну точку. Здесь и нашла его Наташа.
Хайк не повернул головы на шорох шагов за спиной, не посмотрел он на девушку и тогда, когда она тихонько присела рядом с ним. Минуты медленно растворялись в тягостном молчании, и тогда Наташа сказала то, что должна была сказать, и что надо было сказать.
— Она вернётся.
— Откуда ты знаешь? Разве ты слышала то, что слышал я?
— Не слышала — знаю. Мэй вернётся. Это будет не сейчас и не здесь, но она вернётся. Верь мне — я стала настоящей ведуньей.
Волчонок поднял глаза, не переставая осторожно поглаживать кончиками пальцев прозрачный гранит, и внимательно посмотрел на дочь Диего. В глазах парня плавала тёмная боль, но в них мелькнула искорка надежды.
— Она вернётся, — повторила Наташа, поцеловала Хайка в щёку, поднялась и быстрой ящеркой скрылась в узкой щели прохода, ведущего наверх, к солнцу.
…Диего следил, как самолёт набирает высоту, становясь всё меньше и меньше. Когда его силуэт стал совсем крошечным, Рохо моргнул, а когда снова открыл глаза, самолёта уже не было видно. Наверно, машина скрылась в облаках, но Диего почему-то показалось, что самолёт провалился в какое-то другое измерение.
И Тот-Кто-Слышал-Крик — Старший горного клана людей-индиго, принявших имя «орты», — испытал странное чувство, которое можно было назвать предощущением.
— Вы хорошо поработали, профессор, — небрежно уронила «царица гремлинов», глядя сквозь бронестекло с односторонней прозрачностью. — Ваши гейши превосходны.
За стеклом располагался громадный зал, в котором Правителям предъявлялись новые образцы продукции инкубаторов. Однако сейчас там не гремели выстрелы и взрывы, обычно сопровождавшие показательные выступления солдат-клонов, — по синтетическому покрытию пола грациозно скользили молодые женщины, покачиваясь в такт негромкой музыке. Они были почти обнажены — пару квадратных дюймов ткани на интимных местах вряд ли можно считать одеждой — и стандартно красивы: изящные, длинноногие, великолепно сложенные, с идеальными чертами лица. Впечатление несколько портило неживое выражение этих лиц, но Стэрди помнила, что выражение лиц у манекенщиц и фотомоделей, некогда заполнявших подиумы, было ещё менее живым, и не считала эту мелочь серьёзным недостатком. В конце концов, гейши создавались отнюдь не для бесед на философские темы: в постели, да ещё в темноте, выражение лица наложницы — это далеко не самый главный атрибут.
— А функционально они… как? — спросил лорд-протектор, сидевший рядом с первой леди.
«Что, Джейк, тебе не терпится самому проверить их функциональность?» — иронично подумала Стэрди.
— Они наделены всеми способностями обыкновенных женщин, — поспешно ответил профессор Чойс, — и физиологически, и психологически. Испытывают оргазм и получают удовольствие, могут нормально беременеть и рожать детей. Сексуальная и репродуктивная функции у гейш не угнетены, скорее наоборот — они ориентированы на секс. Для них не так неприятны голод и жажда, как отсутствие половых контактов хотя бы пару раз в день. Это идеальные любовницы, мой лорд, и к тому же выходящие из инкубаторов девственницами.
«Да, — подумал генерал Блад, — у меня уже есть идеальные солдаты, есть идеальные рабочие, а вот теперь появились идеальные бабы. Вот оно, идеальное общество, о котором мечтали владыки всех времён и народов… Дело за малым: сделать эту социальную модель основной для всей планеты. Нет, не основной — единственной».
А профессору Чойсу было страшно. Этот страх поселился в нём с тех самых пор, как молодой доктор Люк Чойс согласился на предложение Эссенса возглавить проект «Печать», и усилился, когда он узнал о судьбе своего учителя Джошуа Райта.[7] Талантливый учёный, создавший технологию радикального омоложения биологических организмов и выводящий людей-клонов с заданными качествами, до судорог боялся покойного мессира Арчибальда Эссенса.
Этот страх давил на него десятилетиями, уничтожая последние остатки уважения к самому себе; уважения, без которого нет человеческой личности. И ещё больше профессор Чойс, постаревший, полысевший и обрюзгший, боялся этой парочки новых Правителей: бывшего хайерлинга Джейка Блада и бывшей секретарши-телохранительницы-любовницы Эссенса Стэрди, полностью соответствовавшей своему прозвищу «роскошная смерть». Разговаривая с ними, Люк Чойс ловил себя на том, что в его голосе невольно прорезаются подобострастные нотки. Он клял себя за эту подобострастность и за этот страх, но ничего не мог с собой поделать.
И поэтому он облегчённо вздохнул, услышав слова генерала:
— Мы довольны вашей работой, Чойс. В ближайшее время мы определим потребность в гейшах, и вы получите заказ. Скоро ваши девочки пойдут в дело, старина, — лорд-протектор хищно ухмыльнулся, оскалив крепкие белые зубы, и профессору даже в голову не пришло улыбнуться в ответ.
— Вы свободны, профессор, — подытожила Правительница и добавила: — Но помните: основной продукцией инкубаторов должны оставаться штампы. Нам нужны солдаты — много солдат.
Создатель клонов — «людей нового типа» — торопливо кивнул и откланялся, утирая на ходу мелкие бисеринки пота, обильно усеявшие проредившие его некогда густую шевелюру внушительные залысины.
— Потерпи, Джейк, — съязвила Стэрди, как только Люк Чойс удалился, — попробуешь ты этих гейш, попробуешь. Наш дорогой профессор легко восстановит повреждённые тобой упаковки, и товар попадёт к потребителю в лучшем виде. Да ты хоть всех их перепробуй — я возражать не буду. Я ведь понимаю ситуацию, и я не настолько жестока, чтобы держать тебя с твоим половым аппетитом впроголодь, — с этими словами «царица гремлинов» бережно провела ладонью по своему животу.
Блад промолчал. Вместо ответа он привычным движением нажал сенсорную кнопку, открыл боковую нишу в столе, извлёк оттуда стаканчик бренди и с видимым удовольствием опрокинул его в рот. Стэрди была на третьем месяце беременности, и как только Клеопатра об этом узнала, она тут же отлучила Джейка от супружеского ложа, оберегая драгоценный плод. Но она отнюдь не собиралась лишать своего мужа удовольствий на стороне — ей ли, Воплощённой, обращать внимание на мелкие мужские шалости? С неё не убудет…
«Роскошная смерть» быстро научилась властвовать. Она не нарушала правила игры, ею же установленные: на людях Стэрди всегда держалась на полшага позади Блада, как и положено жене Первого Правителя, и почти никогда не дополняла слова, сказанные лордом-протектором мессирам. Она никогда не позволяла себе уязвить Джейка прилюдно — Стэрди обронила ехидную реплику насчёт гейш только после ухода профессора Чойса — и всячески поддерживала его реноме «спасителя нации».
Но она же установила для своего супруга определённые рамки, внутри которых тот мог делать всё, что ему заблагорассудиться, и смотрела на гаремные игрища генерала сквозь пальцы. И очень мало кто мог определить реальную роль «царицы гремлинов» в иерархии Головного Центра, ставшего центром власти, — догадывались только самые проницательные. Общий ход событий вполне устраивал Воплощённую, так зачем придавать значение всяким пустякам?
Что же касается самого Блада, то временами он испытывал глухое раздражение. Блад прекрасно понимал, что Стэрди дважды спасала ему жизнь: в кабинете Эссенса и на Совете Правителей, состоявшемся после гибели подводного ракетоносца «Бенджамин Франклин» и ядерных взрывов в Латинской Америке. Он знал, что гремлины повинуются ей, и только ей, и что без леди Стэрди власть лорда-протектора окажется под угрозой. Знал Джейк и то, что Стэрди любит его — по-своему, так, как умеет. Он помнил её слова, сказанные над трупом Мумии Арчи: «Ты мне всё-таки небезразличен, Джейк